1 марта 1881 года около двух часов пополудни на набережной Екатерининского канала Петербурга был убит император Александр II, переживший к тому времени пять покушений. В ближайшие дни он должен был подписать проект «Конституции Лорис-Меликова» — утвержденный накануне план политической реформы, предполагавшей участие выборных представителей от городов и земств в обсуждении законопроектов. На следующий день в ходе заседания Государственного совета был зачитан манифест о вступлении на престол младшего сына погибшего царя, Александра Александровича.

С первых дней на троне на 36-летнего монарха обрушились многочисленные проекты по переустройству страны, охваченной политическим террором народовольцев и регулярными студенческими волнениями. Крупный правовед, профессор Московского университета Борис Чичерин предлагал, не ограничивая самодержавие, «приобщать выборных от дворянства и земства к Государственному совету». Один из богатейших людей России, правнук Екатерины II, граф Алексей Бобринский буквально умолял Александра III: «Призови нас, царь, к совету да общению с тобой». С подобными верноподданническими призывами прислушаться к обществу обратились петербургский профессор Александр Градовский, бывший помощник наместника в Царстве Польском маркиз Александр Велепольский и даже император Германской империи Вильгельм I, состоявший с русским царем в родстве. Однако Александр Александрович, лично наблюдавший за предсмертной агонией отца, ставшей, как он полагал, закономерным результатом его реформаторской политики, эти предложения отверг. Из всего многоголосия мнений он внял лишь лишь своему учителю, обер-прокурору Синода Константину Победоносцеву.

«Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет, и чего не хочет и не допустит никак. [...] Ради Бога, в эти первые дни царствования, которые будут иметь для Вас решительное значение, не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю, прямо от Вас исходящую, чтобы все слышали и знали: “Я так хочу”», — писал Победоносцев будущему царю в день убийства его отца. На протяжении всего марта он ежедневно бомбардировал Александра письмами, в которых доказывал тщету любых форм народного представительства, называл реформы Александра II величайшей бедой для России и настаивал на необходимости придерживаться древних традиций русского неограниченного правления.

Уже в конце апреля был опубликован «Манифест о незыблемости самодержавия», написанный Победоносцевым по заданию царя, но в тайне от всего правительства.

«Богу [...] благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления», — провозгласил император. Он также заявил, что намерен по велению «гласа Божьего» «стать бодро на дело правления» и охранять самодержавную власть «от всяких поползновений». Отдельной строкой император призвал подданных служить «к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую», «утверждению веры и нравственности» и «доброму воспитанию детей».

Министр внутренних дел Михаил Лорис-Меликов, военный министр Дмитрий Милютин, министр финансов Александр Абаза немедленно подали в отставку. В России начался затяжной период реакции, охвативший все сферы жизни и завершившийся революционным взрывом 1905 года. Как следовало из царского манифеста, немалая роль в этой реакционной повестке была уделена системе образования, главным архитектором которой стал Константин Победоносцев.

«В неразрывной связи с учением Закона Божия»

К вступлению на престол Александра III система начального образования в России содержалась в основном за счет двух источников: земских учреждений и самих крестьян. По данным МВД за 1880 год, в 60 губерниях европейской части империи было свыше 22 тысяч сельских училищ всех типов, в которых обучались 1 млн 140 тысяч детей. При этом 44% от всех расходов на эти учебные заведения приходилось на земства, 34% — на сельские общества, еще 12% — на государство. В учебную программу начальной школы, помимо обязательного Закона Божьего, повсеместно входили арифметика, русский язык, история, география и естествознание. Принимали в такие учебные заведения крестьянских детей от семи до 12 лет, а обучение длилось три или пять лет, в зависимости от типа школы. Существовали и появившиеся еще в XVII веке церковно-приходские школы, однако их было совсем немного: в 1870-е годы они в основном были переподчинены земствам. Обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, вероятно, самого влиятельного человека в государстве после императора, такое положение дел не устраивало.

«Для блага народного необходимо, чтобы повсюду, поблизости от него и именно около приходской церкви, была первоначальная школа грамотности, в неразрывной связи с учением Закона Божия и церковного пения, облагораживающего всякую простую душу. [...] Ныне все разумные люди сознают, что именно такая школа, а не иная должна быть в России главным и всеобщим средством для начального народного обучения», — настаивал Победоносцев в письме Александру, попутно выпрашивая тысячу рублей на организацию «богоугодного» дела.

Вопрос финансирования был для Победоносцева одним из ключевых, учитывая, что министр финансов Николай Бурге, отменивший подушную подать и постепенно снижавший выкупные платежи для крестьян, не горел желанием перекладывать обеспечение школ на бюджет. Другим аппаратным противником Победоносцева был министр образования барон Александр Николаи, настаивавший на сохранении светского характера образования и даже написавший в подтверждение своей позиции доклад кабинету министров. Однако Победоносцев, обладавший самым важным ресурсом — доверием императора, оказался сильнее. Против Бурге и Николаи была развернута настоящая кампания, в результате которой оба с разницей в четыре года подали в отставку. Место Николая на посту министра образования занял Иван Делянов, уже не смевший перечить всесильному главе Синода и строго следовавший его ретроградному курсу. Впрочем, даже избавившись от оппонентов, настаивать на механической передаче всех земских школ в управление епархиальному начальству Победоносцев не решился: слишком велико было бы сопротивление среднего бюрократического звена этой радикальной идее. Вместе с соратниками по реформе, сенатором Тертием Филипповым и профессором Сергеем Рачинским, он решил действовать хитрее. Усилить влияние духовенства на народное просвещение планировалось за счет масштабного развертывания сети церковно-приходских школ, реформирования учительских семинарий, а также за счет передачи контроля за всеми школами от земских училищных советов губернским церковным начальникам — архиереям.

В июне 1884 года были опубликованы утвержденные императором «Правила о церковно-приходских школах». Задача этих заведений была заявлена уже в первом параграфе: «утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания». Львиную долю учебной программы отдали изучению молитв и священной истории, а время обучения сократили на год: до двух лет в одноклассных школах и до четырех в двухклассных. Курс русского языка заменили чтением церковной и гражданской печати, курс арифметики — начальными арифметическими сведениями, историю с географией и естествознанием убрали вовсе. Издание «Правил», которые сам император сопроводил ободряющим напутствием духовенству, а также обильное бюджетное финансирование послужили толчком к повсеместному созданию таких школ. Если в середине 1880-х их было всего несколько сотен, к рубежу XIX–XX веков в ведении церкви находилось уже более 40 тысяч начальных учебных заведений по всей стране. Параллельно земские школы были выведены из-под влияния училищных советов и переподчинены церковному руководству.

Идейный вдохновитель реформы Победоносцев, убежденный, что «ученье отдаляет человека от жизни» и что призвание школы — не подготовить к высшему образованию, но дать детям «первые элементы культуры умственной и нравственной и затем оставить их на том месте в той среде, к которой они принадлежат», очевидно, был доволен своим детищем.

«Смелый ваш эксперимент с восстановлением церковной школы при всех недостатках всё-таки обнаружил в среде сельского духовенства такой запас новых сил, на какой не могли рассчитывать и крайние оптимисты, и именно эти силы нам нужны в настоящий момент повального безумия среди образованных мирян», — писал Победоносцеву его соратник и многолетний корреспондент профессор Рачинский.

Однако этот энтузиазм разделяли не все. Антон Чехов, за свою недолгую жизнь выстроивший три школы — в Новоселках, Талеже и Мелихове, в письме прозаику Ивану Леонтьеву признавался: своих детей он бы в такую школу не отдал.

«Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет», — писал Чехов.

Настоящие итоги народного просвещения с церковным уклоном подвела перепись населения 1897 года. Грамотными, то есть умеющими читать и писать, себя назвали немногим более 20% респондентов, при этом уровень грамотности на селе оказался втрое ниже, чем в городе, а грамотных женщин было почти вдвое меньше, чем мужчин. Для сравнения: во Франции, Германии, Бельгии, Нидерландах, Австро-Венгрии письмом и чтением к тому времени владели 80% жителей.

«В гимназиях стало тихо и пустынно»

В марте 1887 года полиция задержала в Петербурге участников «террористической фракции» движения «Народная воля», намеревавшихся повторить успех шестилетней давности, забросав бомбами действующего императора. На скамье подсудимых оказалось 15 человек, пятерых из которых — Василия Осипанова, Пахомия Андреюшкина, Василия Генералова, Петра Шевырева и Александра Ульянова — приговорили к повешению и вскоре привели приговор в исполнение. Эти события, после которых младший брат одного из террористов Владимир Ульянов якобы произнес легендарное: «Мы пойдем другим путем», заставили кабинет министров вновь обратить взгляд на систему образования. Приняв во внимание, что все казненные в свое время окончили гимназии, а некоторые, как крестьянский сын Андреюшкин, сделали это за казенный счет, Победоносцев, министр образования Делянов и сам Александр III решили «навести порядок» в этих учебных заведениях.

В июне 1887 года из-под пера Ивана Делянова вышел небольшой — чуть больше страницы — документ под заголовком «О сокращении гимназического образования». Он был обращен лично к императору и узкому кругу высшего чиновничества империи и, судя по цинизму формулировок, не предполагал огласки. Однако в итоге он был спущен вниз «по инстанциям», просочился в прессу и вскоре, с подачи какого-то анонимного остряка, получил неофициальное название «Циркуляр о кухаркиных детях». Автор предлагал «освободить гимназии от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». Он также настаивал на необходимости закрыть подготовительные классы при гимназиях, не допускать прием в них бедных евреев, а при приеме богатых руководствоваться «известным процентом найма». Наконец, чтобы «отвратить наплыв в гимназии детей лиц, не соответствующих по домашней их обстановке среднему образованию», предлагалось повысить плату за обучение «не стесняясь ныне установленной 50-рублевой нормой».

Фактически речь шла о том, чтобы вовсе не допустить в гимназии — гуманитарные учебные заведения с уклоном в языки и общественные науки — детей из низших сословий. Делянов, равно как идейный вдохновитель циркуляра Победоносцев, полагали, что так они обескровят революционное движение.

Идея неочевидная, учитывая, что по меньшей мере двое из руководителей «террористической фракции», Александр Ульянов и Юзеф Лукашевич, принадлежали к дворянскому сословию. Дворянином был и исполнитель покушения на Александра II Игнатий Гриневицкий. Среди руководителей революционеров было немало представителей знатных родов, как, например, дочь петербургского губернатора Софья Перовская, а детей лакеев, поваров и прачек, напротив, было совсем немного. Однако мнение Победоносцева о том, что всякое отвлеченное размышление о философии или истории чревато крамолой, разделял император, и этого было достаточно, чтобы докладная записка обрела силу закона.

«Директора гимназий стали состязаться в жестокости. Например, из одесских гимназий изгоняли всех, кто... жил в маленьких и тесных квартирах. Не меньше четырех комнат должен был занимать человек, чтобы иметь право посылать своего сына в гимназию! Если у него одна кухарка, его сыну никогда не бывать гимназистом. [...] Плату за обучение в гимназии Иван Давыдыч, конечно, повысил, чтобы окончательно отвадить бедноту от наук. И результаты этой меры оказались блистательными: в гимназиях стало тихо и пустынно», — вспоминал Корней Чуковский, отчисленный из одесской гимназии из-за низкого происхождения.

Даже в самых консервативных кругах такая прямолинейная политика вызвала недоумение. «Циркуляр Делянова возбуждает негодование и смех, он пишет, чтобы директора не допускали в гимназии детей швейцаров, кухарок, извозчиков e.t.c. He нелепо ли это? Во-первых, между ними могут быть Ломоносовы, во-вторых, можно бы достигнуть желаемого результата без всякой публикации. Например, просто требуя более серьезного экзамена при вступлении [...] А главное, циркуляр незаконен, закон не делает никаких ограничений», — возмущался генерал от кавалерии и публицист славянофильского толка Александр Киреев.

Личный друг Александра III, издатель реакционной газеты «Гражданин» князь Владимир Мещерский сетовал в письме императору, что к нему каждый день приезжают из провинции люди, высказывающие недовольство циркуляром. «Досада и злость берет потому, что знаешь, что не Делянова бранят, а на Вас падают эти толки. Я умолял Делянова написать разъяснительный циркуляр, чтобы смягчить и изгладить впечатление, но что голос мой?..» — писал Мещерский царю.

«В целях улучшения состава студентов»

В аналогичном «Циркуляру о кухаркиных детях» духе в ведомстве Делянова был написан новый университетский устав. Он фактически обнулял «вольности» предыдущего устава, вышедшего в 1863 году в разгар Великих реформ. Студенты при поступлении были обязаны предоставить справку из полиции о своей благонадежности, а плата за обучение была повышена в пять раз — разумеется, в целях «улучшения социального состава студентов». Посещение лекций, распределение стипендий и пособий контролировались специальной университетской инспекцией, от которой студенты были в полной зависимости. Любое участие в беспорядках грозило немедленным отчислением, а чтобы выявлять студентов на манифестациях стало удобнее, отдельным распоряжением их обязали носить форму.

Ожидаемого эффекта «Циркуляр о кухаркиных детях» и новый университетский устав не возымели, кроме того, что свои профессорские кафедры были вынуждены покинуть крупнейшие ученые, в том числе Илья Мечников, Евгений Тарле и Дмитрий Менделеев. В 1899 и 1901 годах по стране прокатились масштабные студенческие волнения, а с началом революции 1905 года гимназисты и студенты стали едва ли не главной ее движущей силой.

«Вашему величеству известно, что все высшие учебные заведения в настоящее время повсеместно в России закрыты, и возобновление занятий в них немыслимо. В аудитории пришлось бы вводить уж не полицию, [...] но роты вооруженных солдат, что также не достигнет цели, так как ни один профессор под охраной штыков читать лекции не согласится, да и не будет иметь слушателей», — писал Николаю II министр земледелия и государственных имуществ Алексей Ермолов, добавляя, что войскам приходится стрелять даже в гимназистов и что никакими насильственными мерами умиротворить учебные заведения больше нельзя.

Результаты александровских реформ в сфере образования нагляднее всего представлены на картине Ильи Репина «Манифестация 17 октября 1905 года»: на переднем плане созыв первой в истории страны Государственной Думы приветствуют восторженные гимназисты в форменных сюртуках и картузах, а в центре композиции изображены студенты, которых ни угроза отчисления, ни высокая вероятность быть отправленными в солдаты не отвратили от участия в несогласованной акции.

«Лишив права на образование десятки тысяч молодых людей, оно (правительство. — Прим. ред.) тем самым озлобило их и сделало всю их массу превосходным горючим материалом революции. Страна была полна “недоучек”, выброшенных из третьего и четвертого классов, которые с удвоенной ненавистью относились к самодержавному строю», — писал Чуковский, который сам принимал активное участие в манифестациях 1905 года и вполне мог бы быть одним из персонажей репинской картины.