Пролог

21 марта 2022 года я и мой муж Георгий Манучаров покинули Россию. Взяв с собой два чемодана с самым необходимым (один из которых пришлось бросить по пути), мы вылетели в ОАЭ, оттуда — в Армению, через пару недель — в Мексику. В столичном Мехико Сити мы сели на рейс до Тихуаны — города, который граничит с американским Сан-Диего и официально считается самым опасным в мире.

Помимо кровавых разборок картелей, похищений и убийств туристов, контрабанды наркотиков и спиртного, в Тихуане действует еще и переправа иммигрантов через границу в незаконных местах. Как правило, все они хорошо известны американским офицерам Customs and Border Protection (CBP), которые пытаются бороться с отчаявшимися перебежчиками. Несмотря на то что эти люди имеют право запросить убежище и быть допущенными в Штаты, офицеры их нередко задерживают и депортируют обратно в Мексику. Чаще всего с этим сталкиваются выходцы из Латинской Америки.

Формальным поводом для выдворения раньше служил «Раздел 42» — это правило, которое с 2020 года активно использовала администрация экс-президента США Дональда Трампа. Оно позволяло офицерам CBP разворачивать на границе и депортировать иммигрантов без объяснения причин под видом борьбы с распространением COVID-19. В мае текущего года это правило было отменено.

Мы выбрали другой, более безопасный и легальный на тот момент путь — запросить убежище на официальном пропускном пункте. Таких в Тихуане два: Сан Исидро и Отай Меса. Проблема заключалась в том, что беженцам и просителям политического убежища нельзя было пройти туда пешком (исключением были украинцы, которые первые несколько месяцев после начала войны тоже переходили здесь границу, но по гуманитарному паролю).

Объявлений о продаже подержанных автомобилей в Тихуане — не счесть. Мы быстро нашли и купили недорогой Subaru, после чего наутро поехали на нем на границу. При подъезде на первую линию КПП в Отай Меса необходимо было показать офицерам водительское удостоверение (на этом этапе демонстрировать визу или ее отсутствие не требовалось). Но пограничник, увидев, что права моего мужа российские, запретил нам въезд. Через пару часов мы отважились на вторую попытку. На этот раз российское водительское удостоверение Жоры никого не смутило, и нашу машину пропустили к будкам, где сидели офицеры, проверяющие документы. Мы устно запросили у них политическое убежище и отдали наши загранпаспорта. После чего наш автомобиль отправили на штрафстоянку, а нас — в изолятор временного содержания, который мы для удобства называли просто «бордер» (от англ. border — «граница»). В забитых битком крошечных холодных камерах мы провели почти неделю. Оттуда нас, в наручниках на руках и ногах, перевезли в иммиграционную тюрьму в Луизиане. Там я провела девять дней, а Жора — три недели. Подробнее о нашем заключении можно прочитать в первой части моего репортажа.

Позднее, уже на свободе, я узнала, что до конца прошлого года «юридические услуги» по пересечению границы также оказывали организации, позиционирующие себя как благотворительные фонды. Они обещали просителям убежища «зеленый коридор» в США без трат на машину и без попадания в тюрьму. За определенное «пожертвование» волонтеры фонда договаривались за россиян о встрече с CBP на пограничном пункте и сопровождали туда в назначенное время. После собеседования и оформления документов офицеры назначали иммигрантам дату суда и допускали в США.

Сейчас ни «через дыру в заборе», ни с помощью фондов, ни на машине пересечь границу не получится.

Назначить встречу с офицером теперь можно, лишь физически находясь в Мексике. Между тем иммигранты жалуются, что приложение работает с перебоями и часто выдает ошибки. В ожидании перехода люди застревают в Мексике на недели, а то и месяцы. Шелтеры переполнены, вдоль южной границы образуются стихийные палаточные лагеря. Местные правозащитники с тревогой говорят о растущем гуманитарном кризисе.

Джорджия

Одно из условий выхода на свободу после бордера или тюрьмы — поручитель. Им может выступить любой гражданин или постоянный резидент США. В нашем случае это был дядя Жоры, приехавший в Штаты больше 15 лет назад и уже давно получивший американский паспорт.

Когда нас задержали на границе, офицеры связались с ним по номеру, который мы заранее вложили в наши паспорта (и запомнили наизусть на случай, если он затеряется или выпадет). У дяди спросили, действительно ли он нас знает и готов на первое время разместить у себя дома. Он был согласен. Это и послужило залогом нашего освобождения.

Далеко не у всех просителей убежища есть родственники и друзья в США. В иммигрантских чатах регулярно проскакивают сообщения о поиске поручителя. Люди нередко добавляют, что им не нужно предоставлять жилье и другую помощь. Поскольку спрос порождает предложение, теперь наряду с такими просьбами можно встретить и объявления по предоставлению «услуг» поручителя. Людям, среди которых есть и попросту мошенники, обещают за несколько сотен долларов ответить на звонок офицера. Платить за это незаконно, но просителей убежища данный факт не останавливает.

Если бы им не удалось найти нового поручителя, то, вероятнее всего, они бы пробыли в заключении вплоть до суда по депортации.

По правилам, после тюрьмы мы должны были поехать по адресу нашего поручителя. Но оставаться у него не обязательно: никто не запрещает сменить адрес и поехать жить хоть на Гавайи. Главное — предупредить об этом все иммиграционные инстанции.

Наш поручитель живет в Джорджии. Это преимущественно аграрный штат на юго-востоке США. Здесь выращивают арахис, пекан и персики, за что Джорджию официально прозвали «Персиковым штатом». У региона сложная, во многом трагичная история. В прошлом рабовладельческий штат, Джорджия была одним из центров конфедератов во время Гражданской войны. Об этом периоде написан получивший Пулитцеровскую премию роман «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, которая жила в Джорджии. Это еще и родина Мартина Лютера Кинга, лидера движения за права чернокожих и лауреата Нобелевской премии мира, а также известного на весь мир пианиста Рэя Чарльза, чей хит Georgia on My Mind является официальным гимном штата.

Столица Джорджии — шумная Атланта с населением в почти полмиллиона человек. Здесь находится самый большой аквариум страны, музей кока-колы (газировка была изобретена именно тут) и штаб-квартира CNN. Своими стеклянными небоскребами город напоминает Нью-Йорк. Многие сцены из блокбастеров Marvel, по сюжету происходящие в «Большом яблоке», снимались как раз в Атланте. В центре и окрестностях постоянно ведутся киносъемки, поэтому столицу Джорджии нередко называют «вторым Голливудом».

Мы поселились в тихом пригороде в получасе езды от Атланты. Точнее, выбора, где поселиться, у нас и не было: мы, как принято говорить, приехали «на всё готовое».

Поиском жилья занимались мои родители, которые запросили убежище в США на полгода раньше нас. Им повезло снять дом в благополучном районе, хотя это было и непросто. Дело в том, что паспорта у них точно так же забрали на границе, а без документов очень сложно сразу же оформить Social Security Number — это аналог российского ИНН, который в США будет даже поважнее паспорта. Без SSN, в свою очередь, нельзя открыть кредитную карту и начать строить кредитную историю.

В нашем доме, наполовину красно-кирпичном, наполовину обшитом бежевым сайдингом, два этажа. На первом — большая гостиная, переходящая в кухню и столовую, гараж на две машины и пара кладовок. На втором — три спальни, две ванных комнаты и ниша со стиральной машиной и сушилкой.

Пол устлан типично американским серым ковролином, стены — однотонные, белые и бежевые. Перекрашивать или, например, вешать на них полки нельзя без разрешения лендлорда, а менять наружный облик дома и двора — еще и без одобрения руководства жилого комплекса. Захотелось покрасить забор в желтый? Запрещено, потому что все ограды должны быть в едином стиле: деревянные и некрашеные. Не стоит запускать и придомовой газон: регулярно не косишь траву — плати штраф.

Мы снимаем дом за космическую по российским меркам сумму — 2500 долларов в месяц (сюда не входит стоимость газа, воды и электричества). Это притом, что сдавалось жилье традиционно без мебели. Впрочем, обзавестись задаром всеми необходимыми вещами не составило труда. Американцы часто переезжают, но редко когда перевозят с собой мебель, потому что это дорого. Проще купить новое, а старое (это не значит плохое) продать задешево в фейсбуке или выставить перед домом — бери бесплатно, кто хочет. Так мы заполучили три добротных дивана, большой обеденный стол и стулья. Недавно мы начали звать к себе гостей. Теперь им наконец-то есть на чем сидеть.

В стоимость аренды входит пользование баскетбольной площадкой, теннисными кортами и общим бассейном, которые находятся на территории комплекса. Летом в будние дни там почти никого нет. Зато в выходные забиты все шезлонги. Помимо традиционно пляжных атрибутов — полотенец и надувных кругов — американцы притаскивают с собой переносные холодильники с едой и напитками, которые обычно берутся в поход, музыкальные колонки и барбекюшницы, чтобы пожарить мясо.

Адвокат

Первый шаг на пути к получению легального статуса — форма I-589. Это официальное прошение об убежище и отмене депортации. Ее нужно подать в течение года после въезда в США. Многие заполняют форму сами или с помощью паралигала (советника по юридическим вопросам), потому что это дешевле, чем нанимать иммиграционного адвоката. Цены на его услуги начинаются в среднем от 400 долларов с человека. Но я решила, что от начала и до конца судебного процесса буду работать именно с адвокатом.

Как найти хорошего адвоката? Вопрос сложный. На мой взгляд, важно выбирать специалиста в штате проживания, поскольку в разных судебных округах свои иммиграционные тонкости. Сейчас я знаю, что рейтинг и отзывы на работу адвокатов можно смотреть на частных сервисах вроде Avvo. Но сама я этого не делала, доверившись нашему поручителю, который порекомендовал как «самого лучшего адвоката в Атланте» американку Каролину Антонини из Antonini and Cohen Immigration Law Group.

Когда мы позвонили в фирму, чтобы записаться на консультацию, нам сообщили, что ближайшее окошко к адвокату будет только через месяц. Но если кто-то из клиентов откажется или перенесет встречу, то меня запишут на его место. Так и получилось. Буквально через неделю я уже ехала в Атланту на предварительную беседу.

Консультации у большинства адвокатов платные, около 200–350 долларов. Эти деньги могут вычесть из общей стоимости услуг, если адвокат решит взяться за ваше дело. Он запросто может и отказаться — например, если поймет, что клиент врет или если у него «слабый кейс».

На встрече Каролина первым делом спросила, чем я занималась в России. Я коротко рассказала ей про историю «Новой» и то, с какими препятствиями я и мои коллеги сталкивались во время работы.

Она сказала, что у меня есть основание просить убежище в связи преследованием за политическое мнение и принадлежность к социальной группе «независимые журналисты».

По итогам встречи Антонини согласилась защищать меня в суде.

Найм адвоката обошелся нам примерно в 10 тысяч долларов, выплату которых нам разбили на несколько месяцев вперед. На это ушла половина наших семейных сбережений, вырученных от продажи квартиры в моем родном городе Рыбинске (в Ярославской области. — Прим. ред.) в 2021 году. Смешно вспоминать, как я планировала вложить эти деньги в московскую ипотеку и как эти планы уже через несколько месяцев кардинальным образом поменялись.

Судебный процесс, объясняла нам Антонини, состоит из двух этапов. Первый — это Master Hearing, или предварительное заседание. На нем решаются вопросы административного плана: судья знакомится с просителем убежища и выясняет, планирует ли он просить защиту от депортации, а именно — подавать форму I-589. Как правило, если у него есть жена/муж и дети до 21 года, то он подает прошение, «прицепом» включая в него членов семьи. Главный заявитель получает убежище — остальные автоматически тоже.

Присутствовать на первом слушании обязательно, иначе судья примет решение о депортации в отсутствие ответчика. Иногда просители убежища пропускают его ненамеренно. Это происходит из-за того, что не все офицеры сообщают заявителям о дате их суда после освобождения из бордера или тюрьмы. Когда точного времени нет, просителей просят проверять статус самостоятельно на специальном сайте. Ожидание может сильно затянуться. Спустя несколько месяцев, в течение которых не наступает никаких изменений в статусе дела, многие просители начинают проверять дату слушания нерегулярно, а то и вовсе забывают. А когда, наконец, решают это сделать, выясняется, что суд уже прошел. Без них.

На Master Hearing судья должен назначить дату Individual Hearing — финального слушания, на котором дело заявителя рассматривается по существу и выносится решение, дать ему убежище или нет. Если у просителя на момент первого суда нет адвоката, то ему, вероятнее всего, поставят еще одно предварительное заседание.

Первое слушание по моему кейсу было назначено офицерами CBP на сентябрь 2022 года. В июле Каролина заранее подала в суд мою форму I-589, после чего, минуя ознакомительную встречу, мне сразу же назначили финальный суд на апрель 2023-го. Это очень быстро.

Но не обошлось без трудностей. Когда я подавала прошение об убежище, данные Жоры по непонятной причине еще не появились в судебной системе.

В этом были свои плюсы и минусы. Если бы я выиграла дело и мне дали убежище, то Жора смог бы получить такой же статус только после одобрения петиции по воссоединению семьи, рассмотрение которой сейчас занимает от года до двух с половиной лет. Это бы значительно затянуло его легализацию. Но если бы я суд проиграла, то у нас бы появился второй шанс на получение убежища. Мы бы снова могли подать форму I-589, но главным заявителем уже выступил бы Жора.

С нами случился третий вариант развития событий. Жорино дело внесли в судебную систему в сентябре прошлого года. Узнали мы об этом за четыре дня до Master Hearing. На ознакомительном слушании, которое заняло не больше 15 минут, наши дела объединили, как мы и планировали. Если бы я не проверяла информацию о нашем статусе каждые два дня, то мы легко могли бы пропустить заседание. Вероятно, это бы привело к решению о Жориной депортации.

Работа

В Джорджии довольно большое русскоязычное сообщество. В самой крупной иммигрантской группе в фейсбуке сейчас состоит больше 12 тысяч человек. Но просителей убежища среди них не так много. Всё потому, что Джорджия — «фиолетовый» штат, где в последние годы усилилось противоборство демократов («синих») и республиканцев («красных»).

Если взглянуть на карту промежуточных выборов 2022 года, то можно увидеть, что в крупных городах Джорджии — Атланте, Августе и Саванне — американцы преимущественно голосовали за демократического кандидата в Сенат. Однако на остальной территории преобладали сторонники Республиканской партии, которые традиционно выступают за ужесточение иммиграционного законодательства. Во многом поэтому Джорджия — один из самых тяжелых штатов по получению убежища. По информации проекта TRAC Immigration, средний процент отказов у судей Атланты — 94%. У судьи Филипа Барра, к которому попал мой кейс, процент одобрения был 9,3% — второй по счету самый высокий показатель. Однако стоит отметить, что большинство отказных решений было вынесено им в отношении выходцев из стран Центральной Америки: Сальвадора, Гватемалы и Гондураса, которым гораздо сложнее доказать преследование именно по политическим мотивам. Немногие едут в Джорджию, глядя на такую статистику.

Мы с мужем получили разрешение на работу в феврале этого года. Жора — по образованию актер — делает первые шаги в киноиндустрии. Он уже снялся в нескольких сериалах и фильмах. Это были небольшие роли второго плана без слов. Такие оплачиваются по минимуму, но это только начало. Недавно он вступил в рок-группу, которая готовится дать свой первый концерт. Параллельно, чтобы платить за крышу над головой, работает в доставке, баристой в кофейне и занимается ремонтами.

Мне тоже пришлось окунуться в совсем отличную от моей специальности сферу. Сейчас я работаю в автосервисе, которые держат пятеро братьев-турок, в нулевые эмигрировавших из России. Постепенно осваиваю мир запчастей, что понимать, как их заказывать. Сложно было найти менее подходящую кандидатуру на эту должность, но я справляюсь. Раньше я не могла отличить Hyundai от Honda, а теперь знаю в деталях, как устроена подвеска (правда, только на английском). Эта работа позволила нам расплатиться со всеми долгами и купить первую машину.

Чтобы полноценно вернуться в журналистику, не оставалось времени. Я бросила все свои силы на то, чтобы тщательно готовиться к суду. Мне искренне непонятно, когда просители убежища после подачи формы I-589 перестают интересоваться своим делом, пуская его на самотек. Они легкомысленно думают, что теперь ответственность за судьбу кейса полностью лежит на их защитнике. Но нужно понимать, что адвокаты тоже люди: допускают ошибки и не всегда регулярно могут отслеживать статус документов, особенно если у них сотни клиентов. Кроме того, адвокат не имеет права описывать эпизоды преследования клиентов за них.

Я знаю двух братьев-грузин, у которых к финальному суду из доказательств была одна на двоих страница своих же показаний. Об остальных документах, которые адвокат заранее попросил подготовить, они попросту забыли. Их слушание в итоге пришлось переносить.

Я занималась своим делом без преувеличения каждый день. Самостоятельно переводила все доказательства, дополняла свои письменные показания по мере развития истории, регулярно читала российские и американские новости, мониторила блоги других адвокатов на предмет изменения в иммиграционных законах, ежедневно читала, что пишут другие просители убежища в телеграм-чатах. А еще прокачивала свой деловой английский, чтобы не пользоваться переводчиком на суде. Я слышала, что нередко они переводят показания ответчиков некорректно. А от любого неверно понятого слова может зависеть судьба всего дела.

Суд

В январе я узнала, что назначенный мне судья Филип Барр вышел на пенсию. Мой кейс поручили рассматривать судье Сюзетт Смайкл. Поскольку она вступила в должность лишь в октябре 2022 года, не было никакой статистики по ее делам. Из официальной биографии мне стало известно, что Смайкл получила степень доктора юридических наук в Гарвардском университете в 2002 году. Последние 12 лет она служила помощником прокурора сначала в Джорджии, потом во Флориде. В разные годы временно работала советником по юридическим вопросам в американских госструктурах в Бурунди, Нигере и Перу.

За несколько дней до моего финального слушания с судьей Смайкл вступил в переписку Департамент внутренней безопасности (DHS). Гособвинитель предложил закрыть мой кейс по «своему исключительному и не подлежащему пересмотру прокурорскому усмотрению».

Простым языком это означало, что в случае удовлетворения этого ходатайства мы с мужем больше не будем находиться в процессе депортации, что хорошо. Но в то же время никакого легального статуса мы не получим, и это проблема. Чтобы ее решить, нам бы пришлось заново подавать форму I-589, но не в суд, как раньше, а в иммиграционную службу USCIS. Та должна была бы назначить интервью с офицером, который бы и принял решение об убежище. Если бы оно было отрицательным, нас бы по новой поместили в депортационный процесс, но в то же время появился бы второй шанс доказать свое преследование в иммиграционном суде.

Гособвинитель, вопреки рекомендациям, не поинтересовался моей позицией по поводу закрытия кейса перед тем, как отправить прошение судье. Мы с адвокатом, разумеется, были против удовлетворения ходатайства: главная причина — ожидание интервью в USCIS может затянуться на годы. В ответном письме Каролина Антонини подчеркнула, что DHS не смог объяснить, какие именно обстоятельства вокруг моего дела изменились и почему его рассмотрение по существу не отвечает интересам государства. Одной из причин применения «прокурорского усмотрения» обычно является желание более эффективно использовать «ограниченные государственные ресурсы». Однако в нашем случае, отмечала адвокат, закрытие дела привело бы к обратному результату. В случае одобрения ходатайства прокурора мы бы обжаловали это решение, что привело бы к дополнительной нагрузке как на судебную систему, так и на сам Департамент.

Через несколько дней гособвинитель отправил судье Смайкл еще одно письмо, в котором уведомил, что не планирует участвовать в моем заседании. При этом Департамент выступил против предоставления мне убежища. Однако заявил, что не будет подавать апелляцию, если решение судьи будет положительным. Со слов Антонини, судья сообщила, что DHS «не прав, что сначала просит закрыть дело, а потом выступает против предоставления убежища, даже не выслушав перед этим показания» ответчика. Ожидалось, что решение закрыть или выслушать мое дело Смайкл примет прямо на заседании.

20 апреля в Атланте стояла почти что летняя солнечная погода. За час до начала слушания мы подъехали к зданию суда, которое расположено в самом центре города в одном из стеклянных небоскребов.

Ровно в час дня мы зашли в зал суда. Небольшая комната с серыми стенами была разделена перилами на две части. В одной пустовали большие деревянные скамьи для слушателей, во второй находились столы с микрофонами для обвинителей и ответчиков. По центру — кафедра судьи с двумя большими мониторами. За ней и сбоку — по телевизору на случай, если кто-то из участников процесса не сможет присутствовать оффлайн.

Когда судья Смайкл зашла в комнату, мы встали, после чего по ее приглашению прошли за ограждение к нашему столу. Обсудив с адвокатом формальные вопросы и подключив к экрану переводчика для Жоры, судья попросила нас дать клятву. Мы подняли правую руку и пообещали, что будем говорить на суде только правду. Затем я пересела за отдельный стол для дачи показаний. Перед этим судья предупредила, что во время допроса может не всегда смотреть на меня, а печатать в компьютере, но это не означает, что она меня не слушает.

Сначала мне задавала вопросы Антонини. Ее задача была раскрыть суть моего дела. По закону, для получения убежища необходимо доказать одно из двух: либо что я систематически подвергалась преследованию в прошлом, либо что у меня есть обоснованный страх преследования в будущем.

Что я говорила адвокату

В ответ на вопросы Антонини среди прочего я рассказывала о событиях в российской журналистике (и в моей жизни) за последние пять лет.

• В 2018 году к редакции «Новой газеты» был подброшен похоронный венок с угрозами моему коллеге Денису Короткову, который готовил расследование о Евгении Пригожине, «поваре Путина» и главе ЧВК «Вагнер». После этого «Новая» получила отрезанную голову барана с угрозами в адрес уже всей редакции, а еще через некоторое время — три клетки с овцами, одетыми в жилеты «Пресса». Эти эпизоды наложились на трагедию в керченском колледже, где студент устроил массовую стрельбу. В тот день я собирала комментарии очевидцев и выпустила материал, который вечером обсуждался в прямом эфире «Первого канала». Ведущие программы «Время покажет» назвали автора текста «пособником информационному терроризму» и призвали ввести наказание для журналистов, которые «сеют панику».
• В 2021 году меня и моих коллег избили росгвардейцы во время освещения митинга в поддержку Алексея Навального. Этот случай попал почти во все независимые российские и многие зарубежные СМИ. «Репортеры без границ» даже призвали Евросоюз ввести санкции против ответственных за наше избиение. Впрочем, виновные так и не были установлены. Полиция решила не возбуждать уголовное дело, публично заявив, что проверка не выявила у нас никаких травм. Через несколько недель после этих событий наш офис подвергся химической атаке. Запах токсичного вещества, разлитого неизвестным в форме курьера, был настолько всепроникающим, что редакции пришлось менять асфальт вокруг главного входа. Преступник также не был найден.
• В 2022 году «Новая» столкнулась с беспрецедентным давлением со стороны российских властей в связи с освещением войны в Украине. Миллионные штрафы от Роскомнадзора, признание моих коллег «иноагентами», новые уголовные дела, атака на главреда и Нобелевского лауреата Дмитрия Муратова. В марте 2022 года редакции пришлось остановить работу, а в феврале 2023 года власти окончательно отобрали у издания медиалицензию. За публикацию нескольких материалов мы получили штрафы по недавно принятому закону о «дискредитации» военных. Большая часть журналистов находится в вынужденной эмиграции.
• Я говорила о коллегах из других изданий, столкнувшихся с преследованием по политическим мотивам. В первую очередь о журналистке RusNews Марии Пономаренко, которую приговорили к шести годам колонии за пост об артиллерийском ударе по театру в Мариуполе, и о корреспонденте The Wall Street Journal Эване Гершковиче, арестованном по обвинению в шпионаже в пользу США.

Решение

После адвоката вопросы должен был задавать прокурор. Но гособвинитель, как и предупреждал заранее, на наше заседание не явился. Тогда к допросу приступила судья Смайкл. Поскольку записывать на диктофон заседание было запрещено, я не могу привести ее вопросы дословно. Пишу лишь о некоторых из них, которые помню по памяти.

Говоря о протесте 2021 года в поддержку Навального, судья спрашивала, знали ли меня полицейские, устроившие атаку. Я не с первого раза поняла этот вопрос. Безусловно, они знали, что я журналист: на мне была яркая жилетка с надписью «Пресса» и бейдж на шее с именем и должностью. Они также понимали, что я независимый журналист, потому что корреспонденты госмедиа уже давно перестали официально ходить на несогласованные акции. Тогда судья переспросила: знали ли полицейские меня лично? Ответ был, разумеется, отрицательным.

Были ли другие случаи физических атак лично на меня и получала ли я лично угрозы расправы? Я вспомнила про угрозы в соцсетях в 2019 году. После работы на митингах в связи с выборами в Мосгордуму мой инстаграм атаковали боты.

Обращалась ли я по этому поводу в полицию? Этого вопроса я не ожидала. Россияне и с более серьезными угрозами в правоохранительные органы зачастую не идут. Я ответила судье, что в полицию за защитой не обращалась.

Получали ли угрозы расправы или подвергались физической атаке лично мои коллеги? Я ответила «да», но не смогла привести конкретные примеры. Это при том, что еще полчаса назад во время вопросов адвоката я упоминала о нападении в поезде на Дмитрия Муратова. И при том, что редакция расценивала как угрозы венок, голову барана и клетки с овцами в 2018 году, о которых я тоже подробно говорила. Мне стыдно, что я не рассказала судье про шестерых убитых журналистов «Новой». К тому моменту заседание шло почти три часа. Меня страшно мутило от духоты и волнения. В голове всплывали лишь незаконные штрафы, аресты и уголовные дела по статье о «дискредитации армии». О них я подробно еще раз и рассказала.

После того как допрос закончился, Каролина Антонини выступила с последним словом. В своей речи она упомянула о деле кубинского журналиста Луиса Мартинеса. Он писал критические статьи для диссидентского онлайн-журнала. Несмотря на то что его материалы публиковались анонимно, кубинские власти смогли вычислить личность Мартинеса. Сотрудники госорганов избили журналиста на улице до потери сознания, дважды арестовывали и держали в тюрьме без предъявления каких-либо обвинений, а также препятствовали выезду из страны. Иммиграционный суд Атланты отказал Мартинесу в убежище. По мнению судьи, власти подозревали, что Мартинес лишь «связан с журналистами», а прямых доказательств преследования за его работу не было. В 2021 году Апелляционный суд 11-го округа, куда входит Джорджия, признал решение нижестоящей инстанции ошибочным, в том числе потому, что преследование других журналистов-диссидентов на Кубе хорошо задокументировано. Это дело, по словам Антонини, показало, что просителю не обязательно доказывать, что он лично столкнулся с угрозами, если существует «шаблон и практика» преследования членов такой же социальной группы. Эта практика, отмечала адвокат, применима и к моему делу.

Судья Смайкл внимательно выслушала моего защитника, после чего, не уходя на перерыв, объявила, что ее решение готово. По первому критерию — систематическое преследование в прошлом — судья мне в убежище отказала. Она посчитала описываемые мною эпизоды не угрожающими моей жизни и здоровью, а полученные во время протестов 2021 года травмы — несерьезными. Однако судья приняла во внимание текущую обстановку в России по отношению к моей социальной группе — независимые журналисты. Она признала обоснованным мой страх будущего преследования в случае возвращения в Россию.

В этот момент Жора крепко сжал мою руку. Каролина и я с облегчением выдохнули. К моим глазам подступили слезы.

Эпилог

С того дня прошло уже больше месяца. Страха депортации больше нет, но появились другие заботы и тревоги. Нужно откладывать деньги для подачи документов на Green Card. Это, как выяснилось, недешевая услуга: только пошлина на одного человека составляет 1225 долларов. Мы не рассчитываем получить грин-карту быстро: сейчас сроки ожидания составляют от одного года до трех лет.

Теперь, когда в нашей жизни больше определенности, мы даже осмеливаемся мечтать.

Мечтаем наконец-то осуществить давно задуманную поездку от восточного и до западного побережья США, попутно навестив всех своих друзей и родственников.

Мечтаем повидаться с оставшимися на другом материке, с кем нас разлучила война.

Мечтаем о простом — о своем доме, детях и собаке.

Джорджия, США