«Я не знаю никого, кто захотел взять российский паспорт»

Принимает только Грузия

В августе 2023 года шестеро украинцев, отбывших свой срок и освободившихся уже из российских колоний, были доставлены конвоем российского ФСИН на границу с Грузией. Там, в буферной зоне, они провели 11 суток. Сначала грузинские пограничники украинцев впускать категорически не хотели, и им пришлось жить в помещении для строителей возле недостроенного магазина Duty Free. Под конец российские силовики даже пытались выкрасть одного из украинцев — видимо, решили, что выпускать его не стоило. Тогда грузинские пограничники неожиданно не только вступились за украинцев, но и разрешили им въезд.

Но это было только начало — с тех пор уже сотни бывших украинских зеков побывали на грузинской границе. Некоторых впускали довольно быстро, через несколько часов, других — через несколько суток. Дольше всего на границе задержалась последняя группа, в которой больше 20 человек, при этом 18 из них находятся на границе уже больше месяца. Причина задержки всегда одна — отсутствие у бывших заключенных документов и в целом невнимание украинских властей к этой проблеме. Хотя по заголовкам статей в некоторых изданиях можно сделать вывод, что грузинские пограничники не пускают украинцев в страну как бы по собственному капризу.

— Грузия — это на сегодня самый простой и близкий наземный путь, по которому бывшие украинские заключенные могут выехать из России. И вообще единственный путь — больше ведь никто не принимает, — рассказывает Мария Белкина, руководитель волонтерской организации Volunteers Tbilisi, которая занимается помощью украинским беженцам.

— Есть неофициальная договоренность, что Грузия готова принимать людей с очень спорным набором документов: например, сюда впускали беженцев из Мариуполя, у которых были только водительские права. Так делала только Грузия. 

— Права этих людей были нарушены много раз. Они — жертвы военных преступлений, пережили страшное время в тюрьмах. Когда они приезжают в Тбилиси, то здесь в онлайн-формате дают показания украинским структурам, которые фиксируют военные преступления. Этим занимается, например, украинская правозащитная организация «Захист в'язнів України» («Защита узников Украины»), с которой мы сотрудничаем.

Мария вспоминает, что полгода назад именно «Захист» объяснил волонтерам, что происходит с заключенными из Херсона, откуда они взялись и как им помогать:

— Мы тогда не знали, как взаимодействовать с посольством, с другими украинскими структурами, до этого мы таким никогда не занимались.

По словам Марии, сейчас эта схема отработана, и в их офисе все знают аббревиатуру ЦВСИГ — центр временного содержания иностранных граждан или, проще говоря, депортационный центр, куда в России помещают освободившихся из тюрьмы украинцев. Когда они приезжают в Тбилиси, то получают в украинском посольстве «белые паспорта» — документ, позволяющий доехать до Украины. Там их встречают уже местные правозащитники, покупают билеты на поезд до дома, помогают проходить дальнейшие проверки.

— Иногда случаи бывают очень сложные, но вроде бы пока получается решать вопросы. За полгода мы помогли 114 бывшим заключенным, плюс те 18 человек, которые сейчас находятся на границе, и еще шесть скоро приедут.

«Я хотел защищать Украину»

В октябре 2022 года российские войска стали отступать из Херсона, с правого на левый берег Днепра. Почему они решили забрать с собой еще и украинских заключенных — так никто и не понял. Мы с Марией говорим об этом с двумя бывшими украинскими заключенными. У них только одна версия:

— Нас забрали, чтобы мы не пошли воевать за Украину, — уверен 38-летний Александр, уроженец Николаевской области (имя изменено). Явно смущаясь, он рассказывает, что был осужден за кражу в Запорожье, на четыре года. Перед самой войной его перевезли в колонию в Херсоне.

— Через неделю медсестры пришли и сказали, что началась война. Там, в Херсоне, неподалеку от колонии, была военная база. Ее взорвали, нам было слышно.

Многие сразу написали заявление по собственному желанию, чтобы идти защищать Украину. Это было еще при украинском начальстве в колонии. Мы тогда еще не знали, будут ли брать заключенных на фронт. Поэтому начальник колонии сказал: «Пацаны, вы пишите на всякий случай, потом посмотрим». И больше половины колонии написали. 

— А почему вы написали заявление, что хотите на фронт?

— У меня двое детей. Я просто почувствовал, что так надо было. Моя семья за Украину, и возле моего дома начались бои.

Александр говорит, что часть сотрудников колонии уехали из Херсона, а тем, кто остался, пришлось сотрудничать с русскими:

— Они были украинцы, но стали за Россию.

— А кто пришел управлять колонией?

— Это были российские военные, они не представлялись, говорили, чтобы к ним обращались «гражданин начальник», и всё. Нас заставляли брать российские паспорта, говорили, что «Украины больше нет», «мы вас освободили от Украины».

Я не знаю никого, кто захотел взять российский паспорт. Наши украинские документы хранились в личных делах, у меня там, например, была ксерокопия паспорта. Но они выкинули наши личные дела.

Когда пришли русские, в колонии начался голод. Иногда давали просто воду и хлеб. Было время, что и хлеба не было, какие-то лепешки делали на кухне. Муки не было, склады были пустые. Мы доели запасы, что оставались, а новое продовольствие нам не завозили.

Из Херсона нас вывезли за несколько дней до того, как Украина отбила город. Перевели в Волгоград, в 26-ю колонию. Пока везли, все три дня били.

— Кто были эти люди?

— Даже не знаю, какое-то российское подразделение. Они не разговаривали с нами, только кричали на нас и били. К 6 ноября из Херсона за пять дней поэтапно перевезли 248 человек.

В Волгоградской колонии кормили уже лучше, но относились очень жестко. Нам запрещали разговаривать на украинском языке, запрещали общаться с российскими зеками.

В середине марта мой срок закончился. Меня вместе с другими посадили в воронок и отправили из колонии в Центр временного содержания. Я просидел там до конца мая.

В депортационном центре с нами разговаривали фээсбэшники, опять предлагали взять российские документы, идти воевать, допрашивали, знаем ли мы какие-то украинские позиции. Так продолжалось около двух месяцев.

Я ждал, пока мне перешлют документы из Украины, внутренний паспорт. В этом помогли волонтеры. Кстати, раньше без паспортов вообще не выпускали из России, а недавно разрешили, потому что уже некуда было девать людей без документов.

Потом был суд, на котором объявили, что меня депортируют из России «за незаконное пересечение границы». Они сами понимали, что это глупость. Но улыбались и говорили: «Мы ничего не можем сделать. Бери русский паспорт, и всё будет нормально». Но я его опять не взял.

— А что-то обещали за российский паспорт?

— Обещали и амнистию, и даже квартиру, предлагали идти воевать за Россию.

— А как вас везли в Грузию?

— В наручниках.Посадили в воронок, везли нас из Волгограда до границы с Грузией. Это 14–16 часов. Разрешили взять с собой только бутылку воды. И ни разу в дороге не покормили.

Когда нас привезли на КПП «Верхний Ларс», конвой поговорил с пограничниками, и мы прошли границу. Только после этого с нас сняли наручники. Сказали, чтобы мы поймали попутку и доехали до грузинской границы. В тот день нас было двое.

На грузинской границе я пробыл всего несколько часов — меня впустили по внутреннему украинскому паспорту.

Сейчас я нахожусь в Тбилиси и жду, пока наше посольство сделает документы на выезд. Без «белого паспорта» не пустят в Молдову, через которую можно выехать в Украину. За это время я немного поработал на стройке, съездил на море, пришел в себя.

— Не хотите уехать за границу?

— Зачем? Моя жена сказала, что не собирается уезжать. А я хочу домой, в Украину, где меня ждут.

«Я 10 месяцев мечтал попасть в Грузию»

Еще один бывший заключенный — Юрий Пацура, 37 лет, родом из Львова, сидел за кражу. Разведен, есть сын.

— Когда в Херсон пришли русские, мы очень голодали. Медицинская помощь была очень плохая. И это несмотря на то, что там туберкулезные больные были. Я как раз тоже туберкулезом болел, еще до войны, из-за этого меня и отправили из Львова в Херсон. Там была больница, и я вылечился. Была государственная программа по лечению туберкулеза, ее финансировали европейцы.

Когда началась война, в колонии еще где-то месяц была украинская администрация. Потом около половины сотрудников ушли, остальные стали коллаборантами, работали уже на Россию.

Во время войны в колонии было очень страшно. Во-первых, ты не понимаешь, что происходит, постоянно над нами летали ракеты. Было непонятно, что с нами будет: застрелят, вывезут? Никто ничего не объяснял. Просто говорили — сидите, вы заключенные, ждите. А чего ждать — непонятно.

Мы в колонии были размещены в «локалках» — пять бараков в одном дворике. На тот момент там было 1500 человек. Потом еще больше стало, русские свозили к нам заключенных со всей Херсонской области, там было еще два лагеря и один «централ». Ну а также привезли лагерь из Николаевской области.

При российской администрации нас часто избивали. Например, как-то в мае, утром пришли около 100 человек в масках. Они заходили в каждую «локалку» и били. Однажды ночью один человек умер в бараке. И когда утром всех выгоняли во двор, он, конечно же, продолжал лежать на койке. Охранники думали, что он их игнорировал, били его палками, говорили: «Давай, вставай быстрее». А он уже мертвый был.

В тот день на нас собак спускали, овчарок. Кричали им: «Фас!», — а нам: «Беги!»

Когда нас перевезли из Херсона в Волгоград, то 148 человек поместили в 19-ю колонию, еще 100 человек — в 26-ю. Мы там досиживали те сроки, которые получили в Украине.

В Волгограде сначала думали, что мы военнопленные. Соответственно, нас так же и встречали. Как только мы вышли из воронка, сотрудники СИЗО нас «провели через строй», загнали дубинками в помещение. Потом сказали развернуться к стене и ждать. 

— Вы ждали, что война начнется?

— Нет, я думал, что это всё разговоры. Родни в России у меня нет. Мать у меня русская, но всю жизнь прожила в Украине. Когда война началась, ощущения были страшные, неприятные, не знаю даже, как описать. Не верилось. В тот день над нами летали и самолеты, и вертолеты. Власти Украины не призывали зеков. Все, кто написал заявление, что хочет на фронт, — это было по собственному желанию. Из парней много кто написал, где-то 80–90% в лагере. Я не писал заявление, потому что не смог бы по состоянию здоровья.

— А Украина должна воевать?

— Должна. Там наши дома, семьи, наше место, украинское. И вдруг другие люди пришли и говорят: всё, вы тут больше не живете, тут мы теперь будем хозяева. Я думаю, что тут Россия однозначно виновата, потому что это она пришла...

— А чего хочет Россия, как думаете?

— А уже непонятно, чего они хотят, просто нашли предлог. Как Украина может мешать России? Это у него [Путина] какие-то амбиции... Но у него не получится обратно Советский Союз. Я в России побывал в 2012 году. Недолго был, два месяца. Мне кажется, в Украине люди лучше живут, страна намного дальше вперед ушла по развитию. В России, грубо говоря, три города хорошо живут, остальные выживают. Я и в Европе был, в Польше и в Германии. Я вообще за то, чтобы не было границ.

— Вам в тюрьме предлагали российский паспорт?

— Всем предлагали: и паспорт, и идти воевать за Россию. Но наши все понимали, что не пойдут за Россию воевать. Может, были одиночные случаи, но я таких не знаю.

Я тоже не взял паспорт, хотя у меня вообще не было документов. Еще до колонии мои документы потеряли, меня даже судили по копии справки из райотдела.

Когда мой срок закончился и меня выпустили из тюрьмы в Волгограде, я еще 10 месяцев провел в центре содержания иностранных граждан.

Это было хуже тюрьмы. Прогулка только в небольшом помещении, где вместо потолка — решетка. И там можно ходить где-то полчаса утром. Всё остальное время надо было сидеть в закрытой комнате. Какое-то время я сидел в тюремной робе. Когда нас привезли в Волгоград, то полностью раздели, помыли, побрили и выдали робу. И в ней мы всю дорогу ходили. Других вещей ни у кого не было. А в Украине заключенные в колониях носят гражданскую одежду.

Но у меня были знакомые, и через них я купил и обувь, и одежду. Хотя некоторые так и возвращаются в казенной обуви.

Все это время я мечтал попасть в Грузию, хотя до этого никогда здесь не был. Я понимал, что это единственный вариант выехать из России.

Когда я вышел из воронка на Ларсе, и с меня сняли наручники, у меня с собой была только сменка: футболка и трусы, а также справка об освобождении, выданная в Волгоградской колонии, и еще составленная там же бумажка формата А4 об удостоверении личности со слов сокамерников.

«ЗГОДА»

Юрий живет в Тбилиси уже около трех месяцев. Он решил остаться здесь, чтобы стать волонтером.

— Мы Юру очень ценим! — подтверждает Мария. — У Юры адская работа. Он координирует бывших заключенных, начиная с ЦВСИГ и до приезда в Украину. Как выезжающих из России, так и уже приехавших в Тбилиси. Почти каждую неделю он ездит на границу, возит продукты, если там есть застрявшие люди. Грузинские пограничники ему доверяют. Так что Юрий на связи 24 часа в сутки, практически не спит. Решает бытовые и медицинские вопросы приехавших, поддерживает психологически. Иногда те, кто уже уехал в Украину, всё равно звонят ему за советом.

Важная часть работы волонтеров — сбор данных для оформления документов. Этим, вообще-то, должно заниматься посольство, но пока вся надежда на Юрия.

Люди еще находятся в ЦВСИГ, когда он запрашивает информацию, которая может пригодится для поиска документов в Украине.

— В депортационных центрах все бывшие заключенные со мной на связи, через вотсап или телеграм. Сейчас например, там 10 человек. Я спрашиваю, хотят они остаться в России или собираются домой, в Украину. Первое, что я прошу, это «згода», то есть согласие на сбор персональных данных. У меня есть образец, как писать такое заявление. Его заполняют, шлют нам, мы отправляем в украинское посольство, — объясняет Юрий.

— Проверка личности осуществляется в Украине, это делают четыре-пять служб. Я не понимаю, почему этот процесс так затягивается. Сейчас запросы можно в электронном виде отправлять в паспортные столы по месту жительства, можно и на месте проверить. Но проверяют месяцами. Люди же страдают. Они и так прошли через много чего страшного.

Когда в марте вышел этот «белый паспорт», я попросил мать как доверенное лицо оформить мне этот документ в Украине. Она сходила и ей сначала сказали, что конечно, обязательно сделаем, подождите пять дней. А в итоге отказали, по причине того, что у меня есть судимость. Я не понимаю, где тут логика?

Моя цель — вернуть домой всех заключенных из Херсона. Там около полутора тысяч людей, у всех разные сроки. Их, кроме Волгограда, вывозили еще и в Краснодар.

Сейчас Юрий больше всего беспокоится о группе бывших заключенных, которые уже больше месяца сидят без документов на грузинской границе, на КПП «Дарьяли».

В горах уже очень холодно, так что пограничники согласились перевести украинцев из подсобного помещения во дворе прямо в терминал. Теперь их одеяла и матрасы разложены в коридорах. Бывшие заключенные постоянно жалуются начальнику грузинского КПП — больше некому. У многих обострились хронические заболевания, они угнетены отсутствием новостей, и им, в конце концов, хочется принять нормальный душ — до сих пор в их распоряжении был только шланг, прикрученный к раковине в туалете.

— Я вообще-то на границе работаю, а не начальником СИЗО, — сказал после очередной порции претензий начальник КПП, но потом всё-таки пошел навстречу и лично поехал просить посольство Украины ускорить оформление бумаг. Из Тбилиси он привез хорошие новости: пришли документы на 13 человек, 29 декабря их впустят в Грузию. А это значит, что у волонтеров прибавится работы: новых подопечных надо привезти с границы в Тбилиси и разместить.

Мария

Марии Белкиной — всего 22 года. В 2018 году она переехала в Тбилиси из Москвы.

Мария пыталась дистанционно учиться в РГГУ (Российский Государственный Гуманитарный Университет), где изучала управление персоналом. Но потом забросила: «Потому что в начале войны наш ректор написал чуть ли не 40 доносов»,— объясняет она. Теперь Мария управляет персоналом на практике — в организации около 150 волонтеров. Говорит, что когда-нибудь еще пойдет учиться, но с благотворительностью уже не расстанется.

«Мы живем не за счет грантов, а за счет пожертвований, хотя это большая редкость для организаций. У нас сейчас новая команда фандрайзинга, два месяца не было сборов», — рассказывает она.

А денег, чтобы строить планы дальше, нужно немало: 30 тысяч долларов.

Организация, которая существует с марта 2022 года, сегодня содержит благотворительную столовую в Тбилиси и детский сад для украинских детей, возит помощь украинским беженцам по регионам, а еще жителям грузинских сел возле линии оккупации. Также здесь уже полгода помогают бывшим заключенным из Украины — арендуют для них жилье. Такая же помощь — жилье на адаптационный период — предоставляется беженцам.

По данным UNHCR, в Грузии сегодня около 26 тысяч беженцев из Украины. Они получают от правительства Грузии очень небольшое пособие — около 17 долларов в месяц.

Я спрашиваю у Марии, были ли у нее конфликты с украинскими беженцами из-за того, что она москвичка.

— В первые месяцы войны некоторые возмущались, что я — русская. Но конфликт был только однажды, еще в самом начале войны: женщина пришла и пожелала, «чтобы у вас всё сгорело к чертовой матери». У меня нет иллюзий, что если мы выдали пакет гречки, то стали для кого-то лучшими друзьями. В качестве своего паспорта «хорошего русского» я могу показать только результаты нашей деятельности. Дальше каждый принимает решение сам... Я не выбирала, где родиться. Но много лет назад мы выбрали уехать, и слава богу. Думаю, сейчас не время для конфликтов. Могут ли украинцы нас ненавидеть — да, имеют полное право. Так же и с Грузией. Я понимаю, что для этой страны русские — оккупанты. А сейчас еще поняла, какую тяжелую ситуацию создали релоканты, спровоцировавшие подъем цен. Когда-то я могла на свои личные деньги содержать несколько нуждающихся семей, а сейчас — не могу.

Мы разговариваем с Марией в офисе волонтеров на улице Бочорма. Ее кабинет — маленькая комната, в которой помещается стол и несколько стульев. Чтобы попасть сюда, на антресольный этаж, надо пройти через приемную, которую заодно используют как склад, — ежедневно в организацию за гуманитарной помощью обращается около 150 человек. 

Перед входом в кабинет — комната, где сидят несколько координаторов с ноутбуками. Сегодня тут снимают видео: волонтеры готовят квартирник, весь сбор от которого пойдет на финансирование организации.

Координаторы, среди которых явно нет никого старше 25, в восторге от того, что выступить согласились настоящие звезды панк-рока: Владимир Котляров из российской группы «Порнофильмы» и Дмитрий Клочков из украинской «Нервы».

Я признаюсь, что из русского рока не знаю никого, кроме ДДТ и Гребенщикова, и ребята объясняют, перебивая друг друга:

— Группа «Порнофильмы» всегда была очень политизированной, они участвовали в протестах, выражали солидарность с Украиной. Войну в Украине они осудили в первый же день, а потом уехали из России. Котлярова недавно включили в реестр иностранных агентов.

— Да-да, они и сейчас очень популярные среди русских либералов!

— А «Нервы»... Мы были их фанатами, когда нам было по 13–14 лет, я обожала песню «Кофе, мой друг». И теперь опять слушаем!

— Ребята приходят к нам волонтерить, очень нас любят. Они и между собой дружат.

— А давайте самое любимое!

И все начинают петь: «Дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте...», а потом еще: «Спи спокойно, словно не было войны, все вокруг счастливы, все грехи отпущены».