Оккупированная зона

О войне Алексей Зарубин, отбывающий наказание в исправительной колонии № 90, узнал рано утром 24 февраля 2022 года. На зону звонили встревоженные родственники и друзья. Но узнать об этом можно было и без звонков: над колонией пролетали вертолеты и истребители с красными звездами. Они летели так низко, что можно было разглядеть лица пилотов.

— Было бы чем в них выстрелить, я бы выстрелил, — вспоминает Алексей. — А так, конечно, состояние было подавленное. Полная безысходность. Вокруг что-то происходит, взрывается, а ты сидишь закрытый за колючей проволокой и ничего не можешь сделать.

Зарубин жил в бараке на втором этаже. В окно было хорошо видно, что происходит и кто летает. А вот тем, кто сидел в тюремных камерах или в СИЗО, конечно, не позавидуешь: взрывы слышишь, но ничего не видишь. Алексей говорит, что позже к ним во двор падали осколки сбитых ракет: российское ПВО иногда работало вполне успешно. Но как при этом себя чувствовали зэки, лучше и не вспоминать: никто не был защищен от шального снаряда или осколков.

Алексей видел, когда над зоной в сторону Николаева пролетали ракеты, и сразу отправлял голосовое сообщение своей маме: «Мама, прячься!» — чтобы она успела добежать в безопасное место. Его родной город Николаев обстреливали в начале войны очень активно.

— Сотрудники колонии в первые сутки войны были в ужасе, а потом каждый себя проявил по-разному, — говорит Алексей. — Начальник ИК-90 Соболев сразу стал коллаборантом, такое впечатление, что он до войны у них агентом был, словно ждал прихода русских.

Такое ощущение, что некоторые из сотрудников начала войны ждали. Россияне разрешили применять к нам спецсредства по любому поводу, даже если посмотрел не так. Я по их лицам видел, что им это доставляет удовольствие.

Впрочем, любителей «русского мира» и в среде заключенных хватало. Зэки били их, по выражению Алексея, «как старое помойное ведро», даже во время оккупации.

Сотрудникам поставили условие: до 25 мая 2022 года они должны или уволиться, или подписать трудовой договор с «новой властью». Интересно, что та смена, которая уволилась в полном составе, — они по отношению к зэкам самые строгие были, но на предательство своей страны не согласились. По словам Зарубина, не все сотрудники из оставшихся сделали это из любви к РФ, как минимум трое остались вынужденно. Дело в том, что на работу они ездили из Николаевской области, а теперь путь домой им был отрезан: как сотрудников пенитенциарной системы их могли арестовать при попытке выехать с Херсонщины.

— Мне один из них говорил: «Может, наши скоро Херсон освободят», — вспоминает Алексей. — Уехать он не мог: в Снегиревке (город в Николаевской области, первые полгода войны находящийся на линии активного огня. — Прим. авт.) осталась пожилая мать. В общем, и они, и мы ждали ВСУ. И эти сотрудники нас, кстати, вообще не трогали, в отличие от тех, кто радовался приходу русских.

Коллаборанты с дубинками и выживший Спирт

Коллаборанты к зэкам относились плохо, искали повод лишний раз ударить. При этом хвастались, что на россиян работать выгоднее — зарплата у них теперь выше.

— Что толку от российских денег, если их продукты есть невозможно? — неожиданно в сердцах восклицает Алексей. — Это же не еда и напитки — это инструмент убийства здоровья человека. Я такой гадости в жизни не ел. Луше сразу застрелиться, потому что тебя эти продукты всё равно убьют. Когда в Краснодар приехали, я в шоке был: колбаса пластмассовая, масло — солидол... Боялся, что сдохнем, пока освободимся.

С приходом российской власти наказывать зэков стали за всё подряд. Опоздал, например, в столовую.

— Заводят в дежурку и предлагают выбор: или десять ударов дубинкой по заднице, либо в ШИЗО на несколько суток. Вертухаев такая власть очень веселила. Важно было не просто побить зэка, а еще и унизить, — уверен Зарубин.

В промышленной зоне колонии военные ремонтировали технику. После очередного удара ВСУ по скоплению техники в Чернобаевке (пригород Херсона) российские военные спрятали С-300 в ангаре на территории ИК-90. Около двадцати зеков водили в промзону, остальных — нет. «Посвященным» приходилось ремонтировать технику. Отказаться нельзя — да и как ты под дулом автомата откажешься?

— Мы отправляли всё, что нам удавалось узнать (о русских военных в ИК-90, где именно стоит техника), в чат-боты ВСУ — продолжает Зарубин. — Я отправлял и сразу удалял переписку. А вот другой зэк по прозвищу «Спирт», не помню, как его зовут, в итоге попался: русские его вычислили. А может, и не вычислили, а он сам где-то сказал лишнего. Зэки же такой народ, в глаза тебе улыбается, а сам думает, чем свою жопу прикрыть, выслужиться перед «новой властью». Его очень сильно избили, возили на расстрел, потом бросили в СИЗО. Хорошо, что его в изоляторе забыли, после освобождения Херсона наши нашли его. Спирт выжил и сегодня спокойно досиживает свой срок в Киеве.

Во время оккупации Херсона было два прилета в промзону ИК-90, где россияне прятали технику и боекомплект. Оба раза во время одной и той же смены и после десяти вечера, когда в колонии отбой и все заключенные находятся в своих бараках. Зэки подозревали, что координаты ВСУ отправляют те самые «вынужденные» сотрудники, поэтому боялись, что российские военные их вычислят и повяжут, но украинцы лишь плечами пожимали, мол, мы тут ни при чем.

— Прилетало так, что аж окна в ближнем к промзоне бараке вылетели, — говорит Алексей. — Наш барак дальше находился, стекла уцелели. Но тряхнуло так, что будь здоров. Народ за секунду со всех бараков во двор выскочил. Все ждали чего-то, но потом успокоились и пошли спать. Конечно, было страшно. Все мы люди — не супергерои.

Коты на асфальте

Из Херсона Зарубин уезжал 25 октября прошлого года — последним этапом на правый берег. Россияне нервничали и собирались в спешке. Была надежда, что последний этап бросят, оставят в зоне, но увы — вывезли в Голопристанскую ИК-7.

В ИК-90 было много животных. Кроликов зэки просто выпустили из клеток. Свиней порезали, но вывести туши не успели, бросили их там.

— А что же с нашими котами? — задумывается Алексей. — Они, наверное, все умерли. Потому что коты территорию зоны не покидали никогда, не привыкли к жизни за забором.

Некоторые животные еще были живы, но сильно исхудали от голода. Кое-кого смогли спасти зоозащитники. Вокруг валялись брошеные вещи, распотрошенные сумки.

— Нас обманули: сказали собрать вещи и оставить возле вахты, что мы и сделали. Обещали загрузить всё в грузовик, который ехал следом за автозаками. Но в итоге сотрудники, эти бомжи вонючие, распотрошили наши сумки, себе выбрали, что получше, — остальное бросили. Вывезли сотрудники и наши холодильники, микроволновки, аудиоколонки, телевизоры и другую технику.

В Голопристанскую ИК-7 зэки из последнего этапа приехали ночью — кто в чем был: ни сменной одежды, ни обуви, ни зубной щетки с пастой… Кое-как переночевали, а утром заключенные, прибывшие в колонию раньше, поделились с ними, у кого что было. Такие времена настали, что никто ничего не продавал, только поддерживал друг друга по мере сил. В разрозненном обычно коллективе даже появилась какая-то сплоченность.

4 ноября прошлого года Алексея с другими заключенными повезли в Россию через оккупированный Крым. По словам Алексея, в рассчитанный на 30 человек автозак затолкали полсотни, поэтому часть зеков ехали стоя. И если у первого этапа при пересечении импровизированной границы еще проверяли документы, то этап, в котором ехал Алексей, миновал пограничный пункт без остановки — паспорта зэков никого не интересовали.

— В этот раз нам разрешили взять по одной сумке с вещами, но в эфэсбешной тюрьме в Симферополе (СИЗО-1) нас разгрузили полностью — все сумки выпотрошили и вещи раскидали по полу, — вспоминает Зарубин. — На этом этапе отобрали последнее: сигареты, чай, кофе и лекарства. Ничего не разрешили взять, и мы снова поехали, кто в чем был.

В целом в Симферополе херсонских заключенных встретили жестко. Сначала избили, потом бросили в маленькие боксы, где они простояли большими группами около двух часов. Выводили из камер в автозаки через живой коридор, где с обеих сторон стояли сотрудники СИЗО и били дубинками проходящих зэков — при этом идти нужно было полусогнувшись, не поднимая глаз.

— В Украине такого уже много лет нет, практика проведения через «коридор» в России с советских времен осталась, — замечает Зарубин.

Прием в клубе

После Симферополя этап остановили в Керчи, где в местной колонии херсонцам выдали сухпайки. Есть в автозаке было неудобно, решили: когда приедут в конечную точку, там уже в спокойной обстановке поедят в бараке. Но и там им поесть не удалось. Этап приехал в ИК-14 в Краснодаре, где тюремный спецназ буквально выбивал сухпайки из рук прибывших.

— В колонию нас привезли 250 человек, — продолжает бывший заключенный. — Всех завели в клуб, и что там началось… Ужас.

По словам Алексея, их раздели догола, разули и усадили на холодный бетонный пол. В таком положении они должны были ждать очереди на обривание. Брили их наскоро, до этого и после — жестоко били, до крови и переломов. Кто бил, непонятно, эти люди «были одеты, как ниндзя-черепашки»: экипированные, как спецназ, лица закрыты масками, форма зеленая пятнистая.

— Такое ощущение, что просто тренировались: отрабатывали удары руками, ногами, дубинками, — говорит Алексей. — К нашему приезду они подготовились, все стулья и скамейки вынесли из зала, чтобы освободить место для экзекуции над более чем двумя сотнями зэков. Иначе бы все мы там одновременно не поместились. Хорошо, что никого не убили. Но никто и не сопротивлялся. Да и как?

Зарубина били сильно из-за наколок. У него на теле есть татуировка женщины в немецком кителе. Единственное, о чем он думал в момент избиения, как сохранить себя максимально целым, ничего другого, по его словам, в голове не было.

— Орали, что я — фашист, хотя это тюремная наколка — протест против администрации тюрьмы, не нацистская и даже не воровская, любой зэк и сотрудник об этом знает, — продолжает Алексей. — Это был просто повод нас наказать. Среди нас все, кто в своей жизни СССР застал, понимали, что нас в России ждет. Молодняк, выросший уже в Украине, себе такого ада и бесправия даже не представлял.

После избиения у Зарубина защемило шею, две недели он не мог повернуть голову. Еще ему сломали ребра, но в этом случае пришлось просто терпеть и ждать, пока они как-то срастутся. Что было после избиения с остальными, он не знает, его и еще шесть человек сразу закрыли в штрафной изолятор на 15 суток из-за наколок. Это было первое наказание по административному протоколу, потом обещали штраф, а дальше — тюремный срок.

— Они требовали, чтобы я вывел татуировки, но как? — пожимает плечами Алексей. — Я сказал, привозите сюда профессионального мастера, оплачивайте его работу, и я сведу.

Зарубин уверен, что от россиян можно ожидать всё что угодно.

За херсонцами постоянно следили, прислушивались к их разговорам. Но такого ада, как по приезду, больше не повторяли.

Паспорт РФ — билет на свободу?

Еще в Херсоне, в первый месяц оккупации, зэкам рекомендовали получить российский паспорт. Беседы о том, что «Россия здесь навсегда», обычно проводил начальник отряда. Желающим предлагали заполнить заявление в администрации колонии. По словам Зарубина, в его бараке было человек 80, из них 15–20 написали заявления на российские паспорта. Но им никто ничего не выдал, по крайней мере пока они были на территории Украины.

— Честно говоря, на том этапе история с паспортами никого особо не волновала, — признается Алексей. — Мы больше переживали, что всплывут списки тех, кто в первые пару суток войны записался в ВСУ. Мы горели желанием защитить родину, сами написали заявление и отдали начальнику отряда. Когда русские зашли, думали — конец тем, кто подписался, но это заявление так нигде не всплыло. Среди сидельцев были и те, кто служил до войны, но и эти данные к русским не попали, к счастью.

В следующий раз паспорт херсонским зэкам предложили уже в Краснодаре. Из 250 человек, этапированных в ИК-14, взять паспорт согласились около 70 заключенных. Но связано это было не с желанием человека жить в России: просто

К тому же, по словам Зарубина, уже появилась информация о коридоре между РФ и Украиной (речь о пограничном переходе Колотиловка — Покровка), важно было добраться до него, минуя миграционную тюрьму, а это возможно только с паспортом РФ. При этом рядовой россиянин там не имеет право пройти. Заключенных, вывезенных из Херсонской области, на границе встречают представители Украины, которые в курсе ситуации и знают, почему именно эти люди едут с российскими паспортами.

Тех, кто в колонии отказался от паспорта РФ, отправляли в депортационный центр. Там паспорта предлагали только тем, кто прописан на оккупированной территории: на сегодня вернуться домой у них нет другого способа. А тем, кто уже готов был стать гражданином России, лишь бы вырваться на свободу, но прописан был на территории, подконтрольной Украине, паспорта не давали. Алексею повезло, у него в деле был и внутренний, и загранпаспорт Украины. Ему отдали оба.

— У многих документы из дел пропали, и люди продолжают сидеть в миграционных тюрьмах, — отметил Зарубин.

28 июля Зарубин и еще двое украинцев освободились из ИК-14. Накануне, 27 июля, освобождался тоже херсонец, его часа полтора продержали в кабинете, убеждая подписать бумаги о том, что он давал согласие на вывоз из Украины и что к зоне он претензий не имеет. Мужчина отказывался, но на него так давили, что в итоге он разозлился и сказал, что тогда и освобождаться не будет, раз без этих бумаг не выпускают.

— Его в итоге выпустили, — продолжает Алексей. — А нам уже этих бумаг на подпись не дали, не успели. Мы долго ходили по зоне, прощались с нашими, а за воротами уже ждали полицейские, чтобы везти нас в суд, а потом — в депортационный центр. Они администрацию колонии и торопили, не хотели, как вчера, долго ждать. В общем, выдали нам в спешке по 2800 рублей на дорогу и отправили за ворота.

Освободившихся зэков встретили двое участковых. Сказали сесть в машину. Алексей спросил, на каком основании. «Ну, судя по написанному в справке, освобождаетесь вы не из ИК-14, а из Голопристанской ИК-7 — значит, на территории РФ находитесь незаконно», — ответили полицейские. И действительно, всем насильно вывезенным из Украины зэкам по-прежнему дают справку об освобождении на бланке Голопристанской ИК-7. Полицейские отвезли бывших заключенных в райотдел, там составили протоколы об административном нарушении, потом — в суд, штраф в 2000 рублей, который «нарушители» не платят принципиально. А дальше — депортационный центр. Алексей пробыл в нем три недели. По его словам, украинцев там было до 60 человек.

Кабинет 330

Шестнадцатого августа Зарубина и еще пять украинцев на микроавтобусе увезли из депортационного центра в Гулькевичах Краснодарского края на границу с Грузией в Верхний Ларс. С мужчин сняли наручники, отдали паспорта. По какому принципу выбрали именно этих шестерых, Алексей не знает. Среди херсонцев, например, был харьковчанин Михаил Стреляный, который никогда не был судим, а с парнями познакомился уже в миграционной тюрьме. При этом те украинцы, которые освобождались с Алексеем в один день из ИК-14, остались в Гулькевичах.

На границе каждому из привезенных полицейскими украинцев пограничники поставили в паспорт штамп о запрете въезжать в РФ и указали направление к грузинскому пункту. На том бывшие зэки с Россией и попрощались. Однако на грузинской границе возникла заминка: всем сказали идти в кабинет 330. Они не заподозрили ничего плохого, потому что все украинцы проходят через беседу в этом кабинете.

— Нас допрашивали около четырех часов: надолго ли в Грузию, куда направляемся, — вспоминает Зарубин. — Потом отправили к полицейскому, а тот вынес нам бумаги, что мы не можем пересечь границу Грузии и должны идти обратно к КПП РФ. Мы все возмутились. Как? Мы же невъездные в Россию! Миша вон среди нас, так он вообще не судим… Когда нам отказ дали, было ощущение, словно снаряд в голове разорвался. Непонятно, что делать, что думать — такого поворота никто не ожидал.

По три раза в день Алексей ходил к российскому КПП (до 4 км в одну сторону), чтобы поймать связь и связаться с волонтерами в Грузии, которые ждали их по другую сторону границы.

Первые два дня спали под открытым небом на улице. За это время ни разу не ели. Попросили людей купить им в Duty Free воду, потому что самим им не продавали ничего, мотивируя, что в паспортах нет печати грузинской таможни. На третьи сутки правозащитники смогли передать херсонцам грузинские симкарты для связи, воду и еду. Больше бывшие зэки не голодали. Удалось найти и временное пристанище: строители разбирали старый Duty Free, и им выделили комнату в терминале. Они пустили ночевать в эту комнату застрявших в буферной зоне украинцев. Так мужчины прожили между границами 11 суток: днем сидели на улице или в терминале, ночью спали в комнате строителей.

11 суток в буферной зоне

Вначале пограничники херсонцев выгоняли, говорили: возвращайтесь, откуда пришли. А потом уже просто не обращали внимания. В один из дней пограничники пригласили украинцев в кабинет начальника. Предварительно у мужчин забрали паспорта и телефоны. Вопреки надеждам застрявших между границами украинцев, беседа приняла неожиданный поворот: пользы она не принесла, а вот вред — да. Чиновник в погонах вернул украинцам паспорта, а телефоны забрал. Мужчины потребовали выдать им официальный документ об изъятии. Пограничник отказался, но и телефоны — единственный способ связи с правозащитниками и родными — не возвращал. Пока ругались, требуя вернуть телефоны, у Алексея сдали нервы, и он пригрозил покончить с собой в терминале на глазах у многочисленных туристов. После этого технику вернули.

— Конечно, в таких условиях периодически накатывало отчаяние, но вернуться в Россию точно никто не хотел, — признался Алексей. — Думали, что проще умереть в этой серой зоне, чем на территории страны-агрессора. А если и были какие-то сомнения, то они окончательно покинули наши мысли, когда российские силовики, одетые по гражданке, пришли в грузинский терминал и попытались похитить Михаила — единственного, кто попал в нашу компанию случайно.

Силовики подъехали в буферную зону на легковушке без номера. Зашли в терминал, походили в поисках украинцев, но, похоже, они их даже в лицо не знали, так как не увидели среди других людей. Потом они поднялись наверх, где спал Савелий, один из бывших херсонских заключенных. Без лекарств, которые невозможно было передать через границу, он чувствовал себя очень плохо и постоянно лежал. «Гости» спросили его, где найти остальных, тот спросонья даже не сообразил, что в этом вопросе может быть подвох. Он провел их в терминал и показал на товарищей.

Силовики сразу же подошли к Мише со словами: «Пройдем с нами в машину». Он отказался, и они начали выкручивать ему руки и пытаться волочь к выходу. Зэки подняли крик, кто-то сразу рванул за грузинской полицией. Драться с «гостями» исхудавшим и уставшим украинцам смысла не было: они бы эту битву точно проиграли. К счастью, грузины прибежали очень быстро и отбили Мишу. Сначала трое полицейских, потом еще подкрепление по рации вызвали. Грузины требовали документы у россиян, но те отказались что-либо предъявить. Начался крик. Россияне пытались успокоить грузин, повторяли «мы свои». Пока длилась словесная перепалка, украинцы спрятались в терминале, но через стекло наблюдали, что скандал переместился куда-то в кабинет к начальнику. Но и после выхода оттуда россияне долго не уезжали, ходили по территории, не оставляя попыток похитить Михаила.

После этого инцидента украинцев взяли под охрану: к ним приставили грузинского полицейского, который всё время был рядом. Начальство для него даже стул поставило в терминале возле розетки, где всё время сидели бывшие зэки.

Ситуация разрешилась неожиданно. На 11-е сутки к украинцам пришел грузинский пограничник и сказал, что надо записать видео, что они не требуют от Грузии защиты, и их пропустят дальше. Парни так и сделали, сказали всё, что от них просили: что в Грузии им ничего не нужно, только добраться через нее в Украину. После этого случилось чудо: их пропустили в страну.

P. S.

Украина считает херсонских заключенных гражданскими пленными. На сегодня их судьбы решаются от случая к случаю, единого алгоритма действий по возвращению украинцев, насильно вывезенных на территорию страны-агрессора, не существует.