Рой пропаганды

Олег Рой — а кто это?

Популярный беллетрист 2010-х годов, за 15 лет он выпустил более 60 книг общим тиражом более 12 млн экземпляров в самых разных жанрах: и фантастика, и мистика, и сентиментальная проза, и книги для детей. Некоторые произведения стали сценариями для художественных и мультипликационных фильмов.

В инстаграме у Олега Роя более 500 тысяч подписчиков (хотя в последнее время одна запись набирает в среднем только около семи тысяч лайков). Там он создал себе образ одинокого и задумчивого поэта. Под фотографиями, с которых смотрит стареющий плейбой, поклонников ожидают сентиментальные посты «о жизни и любви» из разряда «народной философии» из «ВКонтакте». Весной 2022 года изданию WomanHit он рассказал, что обычно пишет карандашом, иногда — вообще на салфетке. В других интервью критиковал состояние издательского бизнеса в России и выпускаемый ширпотреб, одновременно и выступая за отечественных авторов, и давая отповедь тем, кто усердно бичует «западные влияния».

Но образ образом, а на самом деле Рой — весьма расчетливый литературный бизнесмен. Примерно десять лет, с середины 1990-х годов, он жил в Швейцарии и работал в компании, поставлявшей оборудование на Магнитогорский металлургический комбинат. В это же время он женился на Ольге Рашниковой, дочери Виктора Рашникова, олигарха и владельца комбината. После этого начался взлет его литературной карьеры. Позже они развелись, но Рой продолжил работать и вести бизнес со знакомыми тестя из российской элиты, по некоторым (непроверенным) данным, связанными в том числе с Игорем Сечиным. В любом случае, даже если детали расследований не являются правдой, главное — Рой, действительно, не человек «со стороны» или из «литературных кругов», а изнутри современного российского «истеблишмента».

Стоит ли удивляться тому, что весной 2022 года Олег Рой поддержал полномасштабную агрессию против Украины? Он выступал перед ранеными в военном госпитале, летом принял участие в проекте пропагандиста Владимира Соловьева по написанию писем на фронт, ездил и на оккупированные территории, о чем непременно рассказывал всем желающим. В октябре Минобороны оценило его активность почетной грамотой.

Рассерженный, но неизданный патриот

В сентябре 2022 года Олег Рой подготовил первый роман о текущей войне — «Неотправленные письма». Но произошла странная вещь: его отказались печатать. В телеграм-канале писателя даже можно обнаружить обложку несостоявшегося издания. 

В октябре того же года Олег Рой жаловался либеральному «Собеседнику», что издатели ждут от него книг «про любовь, про секс», а не про патриотизм, попутно сетуя, как за последние годы от него отворачиваются все, а в отличие от того же Бондарчука он не такая крупная фигура, чтобы рассчитывать на поддержку властей. По закону жанра, всё это сопровождалось призывами воспитывать правильные ценности и вернуть в конституцию слово «идеология». Образ «борца за правду об “СВО”» он раскручивал и дальше, в интервью «Аргументам и фактам» и «Российской газете».

Не подумайте, что у Роя всё плохо. «Эксмо» и «Рипол-классик», несмотря на высказанные в их адрес инвективы, продолжают активно переиздавать его прежние романы. Да и за 16 дней до выхода слезливого интервью «Собеседнику» автор делился с подписчиками радостным известием: его «отвергаемый» роман о Донбассе поддержали издательство «Вече» и главное военно-политическое управление Минобороны. В редакции «Собеседника» мне подтвердили, что интервью с ним не задерживалось долго, а потому, скорее всего, он давал его уже после того, как был уверен в «счастливом будущем» новой книги.

В начале 2023 года прошли презентации. Театр Моссовета получил 852 тысяч рублей на постановку спектакля, правда, с его постановкой начались странности: журналисты долго не могли попасть на спектакль, который демонстрировался бесплатно. Больше «повезло» сценам и зрителям в Магнитогорске, Новосибирске и Ленинск-Кузнецке. К этому время Олег Рой издал вторую книгу — «Тени Донбасса» (ушла в печать в конце мая 2023 года), почему-то названную им романом, хотя состоящую из почти не связанных между собой рассказов о «героях», детях и «патриотических сказок». Тиражи обеих книг составили по две тысячи экземпляров.

Сентиментальная Z-пропаганда

Задумка обеих книг, в общем-то, ясна. «Тени Донбасса» — попытка рассказать о современном героизме, а «Неотправленные письма» — раскрыть две очевидные темы. Первая — «народный характер» войны для жителей Донбасса. За это отвечает образ семьи Ясенецких: врач-хирург Владимир в эвакуационном госпитале и его жена — почтальон Надежда, читающая случайно попавшие к ней солдатские письма, ищущая адресатов и мечтающая создать музей. Вторая — трагедия простого человека, ее воплощает 24-летняя пианистка Мария из Донецка, которая, спасая ребенка, подорвалась на случайном снаряде и потеряла почти все пальцы рук.

Рой, конечно, объединяет человеческие эмоции с пропагандой. В «Неотправленных письмах» больше трагизма. Так, Мария лежит в госпитале и пытается принять новую для нее реальность: она потеряла будущее, спасая незнакомого ребенка. Автор сразу же вставляет: «Ребенок, которого хотели убить те, кто захватил власть в далеком Киеве».

Священник пытается помочь ей справиться с трудностями, не размениваться на жизненные мелочи, но не забывает обронить: «Ради этой мишуры Зеленский пошел на страшные вещи, а чтобы совесть не загрызла — закидывается наркотой в лошадиных дозах». В «Тенях Донбасса», наоборот, прием работает на героическом фоне. Например, транспортный самолет попадает под обстрел, вот-вот упадет. Один из членов экипажа поясняет: «”Бук” такой же, как тот. Которым укры сбили малазийский “Боинг”. Может, даже тот же самый». «На “боинге”, кстати, боеголовка по кабине сработала», — заявляет второй пилот. Будь то трагедия или героический эпизод — минутка для политпросвещения всегда найдется.

Фронтовые письма, выдуманные Роем, — тоже прекрасные образцы. Учитель с фронта пишет ученикам, ностальгирует по отеческому дому и сразу вставляет: «Могу только сказать — Украина действительно больна, больна нацизмом». Внук-летчик рассказывает бабушке о том, как его брата расстреляли «нацики», добавляя: «Я бью врага так крепко, как могу. Бандеровцы зовут наши вертолеты “Черной смертью”, как фашисты в годы войны называли наш штурмовик “Ил-2”. Ненавидят они нас, как черт ладана, в меня недавно три стингера всадили, но ничего. Вертолет в хлам, а я цел».

Иногда казенный язык «Первого канала», на котором говорят «народные герои», перебивается рассказами о православных чудесах. И вот уже некий ополченец, злоупотребляющий словечками типа «братуха», «не очкуй» и «падлюга», рассказывает о неповрежденной иконе в сгоревшем храме, подробно излагает ее иконографический образ и умиляется им: «Красивая такая — на Богородицу без слез и не посмотришь». Умиляется и главная героиня Надежда: она читает письма, постоянно роняет слезу, крестится на иконы.

Сентиментализм Олега Роя удивительно плоский. Он вроде как находит драматический момент в сюжетной линии о Марии: к ней в госпиталь приезжает мать того самого ребенка. Она сначала пускается в типичные для карикатурных мамочек рассказы о своих детях, дарит корзину фруктов и в конце детский рисунок. 

Жительница Донецка только и может что сказать: «Мы вам фруктов привезли. <…> Простите, что так мало, но… мы вам теперь… мы вам очень обязаны».

На протяжении текста Рой делает реверансы всем: и дорожному строительству на оккупированных территориях, и чеченскому батальону «Ахмат», и Кадырову с Шойгу и патриархом Кириллом. Устами Надежды он критикует сбежавших «деятелей культурки», в письмах рассказывает, как хорошо кормят солдат на фронте, говорит о готовящемся «геноциде» народа Донбасса.

Конечно, он не может обойтись и без гомофобии, вставив ее в «письмо» одного ополченца, который в украинском блиндаже захватил гомосексуала: «Такой клоун — худой, носатый, волосы зеленые, типа под цифру, глаза подведены, ей-богу, не вру! — и даже на губах помада. Плюс тоннели в ушах, фенечки на запястьях».

Ближе к концу романа начинается настоящая конспирология. Оказывается, один из раненых — украинский перебежчик-ученый, который по заданию американцев приложил руку к разработке ковида (для убийства китайцев), а теперь в биолабораториях в Украине создавал вирус против русских. Украинская десантная группа под руководством «западных кураторов» пытается убить его, атаковав госпиталь. Больные дают отпор, а дело завершает прибывший отряд «народной милиции ДНР». В конце горе-ученый кается и отдает флешку со всеми данными главным героям, а те передают ее в ФСБ.

Русская генетическая доля

Перед нами черно-белый мир. Глобальное зло в нем — Украина, и Рой не скупится на эксплуатацию языка ненависти. Он создает образ обколотой наркотой украинской армии, куда мобилизуют насильственно и где расстреливают каждого за несогласие. Украинская сторона перманентно обвиняется в военных преступлениях: осознанные обстрелы школ и гражданских зданий, пытки военнопленных, изнасилования, ненависть к православию. Украинцы прячутся за спинами гражданских или намеренно убивают их — мотив, развиваемый только количественно, за счет повторения. Единственная уступка — признание, что украинцы таковы лишь потому, что их «оболванила пропаганда», и на самом деле за ними стоит «сатанинский запад».

«Народ Донбасса», наоборот, оказывается воплощением самых лучших качеств. Он описан как часть русского народа, а «русские» для Олега Роя — это «не национальность», а «исторический феномен, это своя отдельная цивилизация». Эти рассуждения напоминают вольный пересказ вышедших год спустя учебных пособий о «российской государственности».

В обоих произведениях немало стариков лет 70–80, которые также в строю.

Не забывает Рой и про себя. Герои «Неотправленных писем» вдохновляются его романами «Старьевщица» и «Неслучайные встречи». В уста одного персонажа автор вкладывает, что он сам «приезжал на Донбасс и даже посетил их госпиталь» («Письма», с. 181). Свой «военный туризм» Олег Рой представляет в качестве признания соучастия в «народном героизме».

Если что и спаивает людей воедино, то общие страдания, ведь «русский на генетическом уровне знает, что такое беда». Случайно ли, что действие романа разворачивается вокруг деревни с названием «Русская Дол»? Она обречена на постоянные страдания и войну, низведенные до бытовой повседневности.

В «Неотправленных письмах» война постоянно называется болезнью, временным ненастьем, но она же облагораживает человека, показывает его истинную сущность, приводит к вере, укрепляет узы товарищества. «Война словно сдернула с душ людей матовую пленку, из-под которой пробились лучи света от их души. Война с ее обстрелами, бомбежками, с постоянно нависающей с запада неонацистской угрозой очистила людей от всего чуждого, наносного, искусственного».

Но ничего возвышенного на страницах романа не показано. Люди постоянно что-то едят, решают бытовые трудности, влюбляются, воюют. Образ желанного будущего Олег Рой вкладывает в уста одной из героинь, которая приютила детей-сирот: «Это сейчас у нас жизнь в селе теплится. Будет новая дорога — вернутся люди в Русский Дол, а дорогу уже строят. Так что прогоним бандеровцев, у нас в Русском Доле не только клуб будет, но и церковь, и магазин, и школа. В школе, конечно, музей делать лучше».

Если школа — часть системы «правильного воспитания», кузница единства государства и человека, то магазин и церковь — вот пространство повседневности для жителей Донбасса. Воюет, питается, молится — вот и весь образ «героического Донбасса» у Олега Роя, если очистить его от пересказа патриотических агиток. Храм и магазин — ключевые основания мирной жизни в этой вселенной.

Ройюгенд

Олег Рой многие годы позиционирует себя в качестве детского патриотического писателя. И конечно, он не обходит детскую тему и здесь.

Так, отец-ополченец пишет письмо малолетнему сыну, заявляя: «Надеюсь, тебе не придется никогда воевать, но если придется — у тебя есть с кого брать пример». Военврач, главный герой «Неотправленных писем», привозит сыну-подростку гранатомет, а затем вполне спокойно относится к тому, что тот пытался сбежать на фронт. 

В «Тенях Донбасса» Рой находит отдельные неплохие сюжеты, вероятно, из краткосрочных туристическо-гуманитарных поездок по оккупированным территориям. Например, мальчик лет восьми, который во время обстрела накрыл своим телом младшую сестру и получил тяжелое ранение. История вполне реалистична, однако нужна она автору только для того, чтобы рассказать о детском героизме сына бойца-ополченца. Или в другом рассказе ребенок, живущий в Донецке, после прекращения стрельбы украинской артиллерии наивно спрашивает: «Мама, а мы уже все умерли?» (раз стало так тихо). Но и здесь развитие застывает на констатации «он не видел мира без войны» и многострочной гордости за «отца-героя».

Чего здесь нет — так это вопроса об ответственности родителей за положение детей, их судьбы и страдания. Усердие по созданию героических образов делает ответственность чем-то ненужным. Да, автор вкладывает в уста одного из героев, что «страшно, когда детей учат убивать», но это манипуляция — признать очевидное и прикрыться строчкой, чтобы продолжить создание милитаристского повествования. В воображаемом мире Роя задача каждого — служить делу войны, и дети не исключение.

А что такое СССР?

У Олега Роя в целом особое представление об устройстве реальности. В «далеком 2014-м» гражданский человек может увидеть бортовой номер самолета, разбомбившего его дом, но не удосужится проверить, выжила ли его семья.

Спустя восемь лет неожиданно нашлась в детдоме его восьмилетняя дочь, и он отправляет ей письмо, где обильно цитирует читаемый во время пасхального богослужения отрывок из послания апостола Павла («Смерть, где твое жало?») и не забывает рассказать, как срубленная башня «бандеровского танка» превратила «сорок человек в мясо». Герой одного рассказа, слыша от некой бабушки историю про гибель танкистов в годы Второй мировой, автоматически приходит к выводу, что это история про его деда, погибшего где-то в этом районе.

Примечательная сторона обоих произведений — сноски. Безусловно, пояснение специфических военных терминов для читателя — вопрос удобства. Но то ли автор, то ли редактор пошли дальше, посчитав нужным объяснять читателю «Неотправленных писем», что такое СССР (с. 32), ООН, Муссолини (с. 63), НАТО (с. 66), ленд-лиз (с. 75), СБУ (с. 156), лечо (с. 164), СИЗО, ИГИЛ (с. 273), синька (с. 280), НКВД и КГБ (с. 290). В «Тенях Донбасса» сносок меньше, но и здесь непонятными признаны «незалежность» (с. 64), «читать “телегу”» (с. 103) и «недочеловек» (с. 140).

Напрашивается вопрос, нет ли здесь дискредитации интеллекта целевой Z-аудитории.

Язычество, православие, киберфутуризм

На что же может надеяться человек?

Прежде всего, это история. Многочисленные обращения к отлакированным страницам истории Второй мировой и других войн должны убедить читателя, что прошлое через семейную память сплачивает россиян и жителей Донбасса вместе. В духе классического национализма общее прошлое превращает людей в народ, однако право государства распоряжаться жизнями граждан никак не осмысляется. И потому обращение к истории (исключительно военной) лишний раз подтверждает необходимость принятия своего незавидного положения.

Что это за «история», которую «нельзя продавать», совершенно непонятно, но воображается она как патриотический музей, который хочет создать Надежда. Там будут фотографии и «идеологически правильно» написанные письма, они станут признанием заслуг людей, брошенных в войну. Если не государство, то богомольная активистка-почтальон позаботится о том, чтобы как можно больше людей — если выживут — смогли найти свою историю в стерильном историко-пропагандистском пространстве. Увидеть себя там и представить себя героем войны перед понравившейся девочкой — предел мечтаний для одного из героев романа.

Вторая надежда — на православие, понятое в языческо-мистическом ключе. Олег Рой так и пишет: «Различные талисманы, обереги — это в данном случае не суеверие, а выражение трепетной надежды на милость Божью». В обеих книгах разрушенным храмам и чудом спасенным иконам он уделяет особое внимание. В «Тенях Донбасса» обращения к Богу сопровождают практически все подвиги российских солдат, а священник, словно маг, избавляет людей от «кабалы грехов».

В «Неотправленных письмах» это также одна из центральных линий: многие авторы «писем» обращаются к Богу на фронте, «правильные речи» вставляются в уста священников, а в бой идут «со Спасом Нерукотворным и с красным знаменем Победы». Да и фамилия главных героев, Ясенецкие, отсылает к прославляемому РПЦ священнику-медику Луке Войно-Ясенецкому (лауреат Сталинской премии 1946 года, при этом неоднократно репрессированный. — Прим. ред.).

В православии находит спасение и лишившаяся пальцев Мария. Ее сюжетная линия должна быть наиболее живой, ведь сложно не сочувствовать человеку, который по случайности теряет мечту стать выдающейся пианисткой. Лучше всего Рою удается описать ее изначальную злобу. Дальше — сложнее. В конечном итоге ей предлагается «жить памятью о той свободе, которую ей дарил танец пальцев на клавишах рояля», и не роптать на Бога, ведь, как сказал ей священник: «Вы пострадали, и эти страдания только укрепят вас. Вы обязательно найдете для себя новый путь».

Божественное спасение воплощается в технологиях. В конце романа Мария начинает писать музыку. Народные умельцы создали устройство, которое «считывает импульсы, возникающие в мозгу Марии, когда она представляет себе, как играет на рояле, и передают их на синтезирующий модуль». Ранее эти же умельцы на основе искусственного интеллекта создали чат-бот, находящий информацию о людях по фотографиям, и тем самым раскрыли личность «военнопленного». У Олега Роя всё просто: новые технологии — это не про научные школы и институты, они сродни Божественному откровению и порождены «народным гением».

Паразитизм на страданиях

Проблема не в том, что книги Олега Роя — это просто плохая литература и по стилю, и по языку, и по образам, и по идеям. Принципиально другое — осознанный паразитизм на чужих страданиях, которые автор выставляет на обозрение и превращает в ренту для извлечения прибыли, финансовой и символической. Он предлагает сентиментальному читателю вовсе не доброту и сострадание, человечность и соучастие — все эти добродетели произносятся, но никак не раскрываются.

Мы видим особый квасной мир. Здесь Украина — царство зла, противник — недостойна и доброго слова, православие сведено к мистицизму, война — это или просто хорошо, или — в худшем случае — болезнь, усиливающая тех, кто выживет.

Может показаться, что я предвзято отношусь к автору. Но я могу признать достоинства и таких авторов. 

Тот, например, выразил столь важное для ряда зетовцев понятие «своих», продемонстрировав, сам того не желая, его содержательную пустоту.

Еще дальше Олегу Рою до художественных произведений и публицистики Владлена Татарского. Пусть он в моем представлении и остается моральным чудовищем, но это не отменяет его личный опыт. Покойный Владлен — эдакий донбасский маркиз де Сад, только вместо практик французского нигилизма его произведения посвящены тому, как жить войной.

Но одно достоинство у Олега Роя есть. Он как никто другой соединил риторику ненависти и сентиментально-слезливые образы. В результате получился совершенно безрадостный и серый мир, лучше подходящий для антиутопии, нежели «патриотической» и «душеспасительной» литературы. Признаться, сложно вообразить вживую предполагаемого читателя. Но, вероятно, редакторы издательства лишены этого недостатка, а потому вполне осознанно считают, что этому человеку, да, надо объяснять, что такое лечо и кем был Муссолини.