Глава 1.

«Папа, хочу крысу, труба»

Село Виноградное, 23 февраля 2022 года

Из украинской армии 53-летний старший солдат Виталий Манжос уволился в статусе защитника отечества («захистника витчизны», как он сам говорит, переходя на украинский) весной 2021 года. Из госпиталя, где ему делали операцию на позвоночнике после ранения, поехал в село Виноградное в Запорожской области, к семье.

— Я сказал себе: всё, я плюю на эту армию, я больше никогда в нее никакими ногами не пойду. Ну и приехал домой. Что первым делом сделал? Нажрался, разбил машину жены. Больше мне ничего не оставалось. Я приехал без ничего, без копейки денег, — говорит Манжос.

Деньги, правда, появились. На начисленные за неотгулянные отпуска 32 тысячи гривен он сразу купил дочке белые кроссовки, а жене — сапоги: «Как в рекламе МММ».

На оставшееся купил четырех коз. Привез их к уже имевшимся в хозяйстве индюкам, уткам, гусям и курам, а к зиме купил еще один дом рядом — на деньги брата и те, которые выделили из-за полученной инвалидности.

— Там восемь комнат, четыре печки на 52 квадратных метра. Я начинаю всё это рушить, сделал три комнаты, одну печку оставил как камин. Хотел туда большой аквариум на 450 литров перенести. Сделал ванну, туалет, еле занесли с соседями ванну чугунную. Сделал канализацию, выкопал яму сливную, обложил кирпичом. Как бы готовились к жизни.

— Дочка очень хотела комнату отдельную, мы ей там потолок со звездочками думали сделать, — вздыхает жена Виталия Ирина Манжос.

23 февраля 2022 года, вспоминает Виталий, дочь ему сказала: «Папа, хочу крысу, труба».

Вечером пришлось еще раз съездить за сеткой для клетки.

— Сетку обрезал, построил клетку. А утром началось, — говорит Виталий. — Летят ракеты, я своих в подвал — и бухать. У меня 500 литров вина в погребе, блядь, — рассказывает Виталий.

Мужчины Виноградного тогда поехали толпой в военкомат в Токмак — за оружием.

— Я тоже бухой — на машину и погнал в военкомат, — говорит Виталий. — Воюем, блять! Короче, приезжаем, выходит наш военком, полковник Витер, блядь, участник АТО, боевых действий, ветеран войны, блядь.

— Немец?

— Да не, чмо он. Ну не в этом факт. Мы приехали, просим оружие, говорим: воевать будем, а он нам: у вас повестки есть? Нет. Идите на хрен. Отправил нас восвояси.

— А вы хотели воевать?

— Я хотел убивать. А зачем же мы еще приехали [в военкомат]?

Уже через неделю полковник Вадим Витер, согласно украинским СМИ и базе «Миротворец», перешел на сторону российских войск и начал прокладывать маршруты для их колонн.

Жителям Виноградного не дали оружие и в мелитопольской территориальной обороне, бойцы которой рыли окопы около молокозавода в соседнем Молочанске.

— Там стояла труба газораспределительная, и один там копал окоп возле нее. Я говорю: «Ну ты дебил, блядь?» Потом привез им еды: картошки, вермишели, всяких консервов и сигарет, — рассказывает Виталий.

Тероборона в итоге уехала без боя.

— Я думал, они будут здесь держать оборону, — говорит он и разочарованно свистит. —

Из дома Виталий с женой позвонили его старшему брату, офицеру Эдуарду, который командовал бойцами ВСУ на Донбассе, а тот говорит: «Витаха, у тебя инвалидность, это не твоя война, дома сиди». Теперь брат, по словам бывшего военного, чувствует вину:

— Ну, за то, что говорил оставаться на месте. Мне ведь и пацаны в те дни звонили, говорили, Витаха, есть коридор, десять минут через Орехов, собирайся… Но вы понимаете, это всё было так нереально, ну как это — на нас напасть?..

Глава 2.

«Люди просто устали от государства»

Энергодар, 2014 год

Виталий Манжос хоть и родился в Запорожье, а развал Советского Союза застал срочником в Фергане (там, по его словам, солдатам раздали зеленые саперные лопаты и якобы «отправили убивать бунтовавших узбеков»), много лет прожил в России: строил ГЭС на Ангаре, тушил нефтяные пожары в Уренгое, Тюмени, Салехарде, возил лес в Красноярском крае. Трассу в 1600 километров по тайге вспоминает с придыханием:

— Там такие места… Я эту дорогу люблю до сих пор. Я просыпался ночью с вопросом: «Почему я не там?!» Но щас уже не хочу, не просыпаюсь. Щас я вообще спать не могу.

В 1996 году в Москве Манжос с другом открыли бизнес, ставили стальные двери из Йошкар-Олы:

— После терактов, как началась вторая чеченская, на них стал большой спрос — бронированные, железные…

В 2002 году уехал к старшему брату Эдуарду в Энергодар Запорожской области. Тогда Эдуард служил командиром батальона в 9-м полку оперативного назначения нацгвардии «Гепард» (на сообщения корреспондентов «Новой-Европа» он не ответил).

— Там в выходной поехал на Азовское море ловить бычков. Наловили мы их много и повезли продавать в город. Но покупателей не было, бычки тухли. Я вручил их девочке, с которой недавно познакомился, на 14 лет моложе меня, и решил стать ее мужем, — рассказывает Виталий.

Так Виталий с Ириной стали жить в Энергодаре.

— Что я думаю о нашем госперевороте?

А в 2014 году люди просто уже устали от того государства, не хотели они в таком жить, — говорит Виталий о киевском Майдане, который застал его работающим в Энергодаре на позиции системного администратора в телекомпании «Орион Медиа».

Виталий скидывался с коллегами на палатки и сигареты стоявшим на Майдане, но сам в нем не участвовал:

— А меня всё устраивало: у меня была стабильная работа, я жил нормально.

Аннексия Крыма оказалась болезненной:

— Конечно, я был против. Ну как? Это моя территория. Когда отжали Крым и всё остальное, мы по пять гривен отправляли смс-ками на помощь армии с каждой зарплаты.

В 2015 году Виталий понял, что «будет тяжелая война», вывез жену и ребенка в село Виноградное (примерно в 100 километрах от Энергодара). Там он купил дом, полтора гектара земли, вместе с братом растил сад.

— Брат хоть и вояка, но очень любит сады, просто перся от этого. Посадил 300 деревьев, яблонь. Яблоки были по 450 грамм штука. Посадил виноградник, миндаль. И я хотел жить. Вот просто хотел жить, — сетует Виталий.

— А сейчас что с этим всем?

— Российская Федерация, блядь.

Глава 3.

«Фак ю, москали»

Село Виноградное, 26 марта 2022 года

В первые дни вторжения «мужики стали как дети, хотели бросаться на танки, ездили куда-то в лес кого-то гонять», вспоминает Ирина Манжос. Рассказывает, как Виталий схватил канистру в 20 литров и вышел на дорогу: хотел поджечь колонну российских танков, шедшую мимо его дома на Богдановку. Ирина говорит, что затащила его в хату и кричала: «Они просто тебя переедут, ты один никого не остановишь».

После вторжения Виталий остался в селе. На задний дворник Hyundai Santa Fe прицепил большой украинский флаг:

— Сзади машины развевается вовсю, блядь, сам сел за руль в армейской одежде, — другую, по словам жены, он и не носил, со службы остались и штаны, и трусы, и носки с символикой ВСУ. — Мне показывали: «Придурок, блядь», а я гоню, мне похуй, вина напился. И вот заезжаю со служившими в АТО пацанами в Молочанск и понимаю, что это уже Россия. Возле мостика сидит хуйло, блядь.

— Русский? — уточняем.

— Да, автоматчик.

— А это какой день уже?

— Да я ебу, блядь, я уже в синьке был. Это, может, третий или четвертый день уже даже. Я уже начал до такой степени жрать, понимаешь? Ни связи, ничего. Военкомат послал.

— Не лучшее время-то выпивать.

— А что оставалось делать?

— Мало ли чего. Надо спасаться, спасать семью.

— Когда ты влил уже литр, вместо тебя другой человек сидит. Да и мне было похуй. Я схватил охотничье ружье и хотел ебашить этого автоматчика. Хорошо пацаны выбили из рук. Автоматчик на нас даже не смотрел, но их там сзади целое подразделение оказалось. Пацаны говорят: «Витаха, давай по газам».

Отъехав на безопасное расстояние, флаг с машины Манжос снял.

Еще Виталий нашел на дороге брошеный БТР и спалил его бутылкой с соляркой:

— Они бросили его с полным боекомплектом, потому что он поломался, встал на дороге. Я еще всё снял на видео и выложил на фейсбуке. Показываю вот этими пальцами, которые они потом отрезать пытались: «Фак ю, москали, блядь».

Сначала россияне в село Виноградное, по словам Виталия, не заходили: «На хрен им эта пердолица», а ездили мимо по трассе Москва — Симферополь.

— У нас просто шли колонны по 200, по 300, нахуй, единиц. Я это всё снимал на видео, отправлял координаты, ездил, выяснял, где стоит. Искал машины РЭБа, радиолокационной боротьбы. Снимал, где они стоят. [Еще] снимал, где они, блядь, схроны делают, — говорит он.

Прошел почти месяц. 26 марта Виталий, который привык рано вставать, сидел на лавочке у дома и курил. Вдруг видит, как БТРами блокируют въезд и выезд из села и военные идут по домам. Виталий позвонил брату:

— Ходят по селу русские, блядь… Выезжать?

— Не выезжай, ты инвалид, твоя война закончилась, сиди дома.

Один «бронированный возок трусил за военными, подъезжая к каждой обысканной хате», вспоминает Виталий. Он опять набрал брата:

— Они уже проверяют хаты, ломают замки и двери…

— Ну тогда тебе пиздец.

— Ну, в этот день мне пиздец и настал, — соглашается военный.

Глава 4.

Боря и Ахмат-треугольник

Подвал в Молочанске, 26 марта 2022 года

26 марта Ирина Манжос проснулась в шесть утра от грохота автозаков. Попрятала военную одежду, армейские фуфайки и трусы, в которых Виталий по дому ходил, награду от Порошенко, а вот сумочка с военными удостоверениями и пенсионным ей на глаза не попалась.

Когда военные вошли на двор, от испуга Ирина не услышала, что они говорили. Их было человек пять, вспоминает она, «бородатые кавказцы с акцентом».

Виталия начали раздевать, шкафы обыскивать. Ирина запомнила, как чистые простыни и наволочки из шкафа поддевали дулом пистолета и кидали на пол. Дочь Саша лежала в комнате на диване. В ящике под ним была милицейская дубинка и пневматическое ружье — Ирина говорит, что как-то давно взяли у знакомого отпугивать диких уток из огорода. Вставать Саша отказалась.

Одновременно с военными Ирина увидела, что из-за комода торчит уголок сумки цвета хаки. «А там все удостоверения, УБД, его пенсионное… Ну и всё: «Ты идешь с нами». Дочь начала снимать задержание на телефон, на нее закричали военные, навели прицел, пока Ирина успокаивала подростка, Виталия повели на улицу.

— Куда? — бросилась к военным Ирина.

— Мы его отпустим, не переживай, поговорим и отпустим.

С мешком на голове бывшего бойца ВСУ посадили в машину.

— Ну, в которую в России митингующих забирают, — Виталий говорит об автозаке.

— Говорили, что я чмо и урод. Когда били, говорили, что сало сделают из меня. Сало из хохла.

— И вы начали копать?

— Да ну фиг. А я им сказал, зачем копать, если рядом речка, я лучше раков покормлю. Понимаешь, когда знаешь, что тебя убьют, уже расслабляешься полностью. Тем более они столько били… Я уже весь кровью залитый, ну какую еще боль терпеть. У меня вылетели зубы… Я ничего не мог сделать.

— Имена помните?

— Говорили, что они — дагестанский ОМОН. Я был один, без свидетелей. Кто отдавал приказ забрать лично меня и пиздить, я не знаю. Мне еще адвокат такой вопрос задает: может, вы видели какие-то знаки отличия или они представились? А я говорю, конечно, все представились, показали шевроны, ко мне по имени-отчеству, извините, Виталий Владимирович, мы вас сейчас отхуячим.

Виталия не убили. С речки привезли в здание администрации Молочанска. Мешок с головы сняли, а руки так и остались закованы в наручники (это были наручники украинской полиции, и ключей у российских военных не было).

— Стою я в коридоре, истекаю соплями, кровью, слюнями, мочой. Меня снова начали раздевать на обыск.

— Весь подвал, короче, я обрамил собой, что головой, что ногами, что руками, чем успевал зацепляться.

— Телефон без пароля был, что ли?

— Без пароля, а на хрена он? Они с карты у меня сняли все бабки. Да какая разница, даже если бы запаролено было.

— Носки ЗСУ, телефон без пароля, вы явно не готовились к аресту.

— К чему? Я ничего не боялся, я поверил, что наши не могут отойти. Нас не могут оставить, нас не могут предать. Я же ездил на Чонгар, я был на Армянске, там всё было заминировано, за-ми-ни-ро-ва-но. Там поставь одну, блядь, арту, и через эту хуйню никто не пройдет. Ебашь с периодичностью в десять минут. А нас тупо сдали.

— Сами же говорили, что многие пророссийские были.

— Ну, я же не думал, я не верил. Я уже был дома, из армии ушел. Я этим пидорасам тоже говорил: я не воюю с вами. А они нашли у меня в телефоне БТР спаленный, видео в фейбсуке лежало. И как я в вотсапе отправлял «Русские пидорасы, вешайтесь».

Тогда пришли «пятеро, снова мешок на голову, и пошла тяжелая артиллерия: ебашили, ебашили». Потом в подвал зашел комендант этого махачкалинского ОМОНа и спросил: «Ты АТОшник? Ты будешь сейчас знакомиться с моим Борей». Ну и достал Борю.

Боря оказался пистолетом. Виталия ударили им в лицо, он упал. Тогда комендант начал стрелять.

— Сказал, что это называется Ахмат-треугольник. Две коленки и писюн. У меня руки сзади, я ничего не могу сделать.

Виталий проводит рукой по коже: на ней десятки мелких шрамов, от ладоней до локтей. На бедрах видны следы от пуль.

— Ну, они бьют, режут, а я вроде не теряю сознания. А они говорят: «Смотрите, он точно СБУшник». В смысле как боль терпит. И не кричит. А как мне кричать? Мне было уже всё равно.

Глава 5.

«Русский был силен и ловок»

Подвал в Молочанске, 10 апреля 2022 года

В марте 2022 года, когда вся служба пронеслась у него перед глазами, Виталия спасло, что пистолет коменданта был травматическим, подвал — холодным, а сам он — раздетым по пояс (судя по характеру повреждений, речь может идти о травматическом пистолете «Оса» с пулей, имеющей металлический сердечник. — Прим. ред.).

— Видно, тело дало адреналина. Очнулся, смотрю: кроссовки полные крови. Я через жопу вывернул руки в наручниках вперед. В одной ноге чувствую, что пуля прошла навылет. Иду на ощупь по стене. Ударило током. О, блядь, провода. Вырвал провода — обломал алюминиевые концы, торчащие из стены. Перетягиваю ногу сверху — кровь не останавливается. Перетягиваю в другом месте, снизу. Начали пальцы на ноге обмерзать, но кровь вроде остановилась. Как отпускаю — снова булькает.

Трое суток он не ложился, ходил по подвалу. Утром к нему зашел дежурный, удивился, что Виталий жив.

— А я сам удивляюсь, что еще не сдох. Потом снова мордобас начался, электричеством стали пытать. Но тапик (полевой армейский телефон, который используют для пыток током. — Прим. авт.) — это хуйня,

Одни лупасили, другие разговаривали, потом новые снова лупасили.

— Спрашивали, кого знаю из военных в городе… Я им говорю: я не местный, я служил в военкомате Энергодара, я по Молочанску не знаю никого, что вы от меня хотите… — потом начали о бизнесменах спрашивать, говорит военный: — И ко мне на подвал начали фермеров привозить. Один заехал, его сутки побили, жена привезла две штуки баксов — его отпустили. Через день опять заезжает, его опять ебашат. Жена еще привезла две штуки баксов, его отпустили.

Виталий к этому времени научился понимать, что наступает утро, потому что людей «вывозили на отработку».

— А когда возвращаются, определял по крикам людей. После обеда начинались, — говорит он.

— Это пытки?

— Ну а шо? Да люди так просто кричали, от радости.

Разговорились:

— Витаха, ты знаешь, у тебя в селе такой Пуня есть?

— Не знаю, а кто это? (Я знал, конечно, но что я буду…)

— У него, говорят, четыре машины, бабок немерено, 150 голов говядины и 200 свинины. Мы вот делим.

— Вы бы видели, как они делили… — говорит Виталий. — Омоновцы с сухопутками… Орали: нет, мы его первые взяли, а те: нет, мы первые взяли… А Пуня сидел через стенку и орал, что все АТОшники наркоманы, убийцы, что он их ненавидит… Потом мэр, который был в Молочанске и при Украине, приехал и Пуню забрал. Спас его.

Среди спустившихся в подвал во время обстрела был военный по имени Георгий, с позывным «505-й».

— Попался мне хороший человек. Пока те хозяйство Пуни делили, мы с ним начали говорить, — говорит Виталий. Георгий спросил:

— Ты кто?

— АТОшник.

— Ну, тебе пизда, — резюмировал 505-й, но разговор не прервал.

Выяснилось, что брат Виталия, воюющий в ВСУ, учился в том же Саратовском военном училище, где и Георгий. Они обсудили армию в 90-е. 505-й, по словам Виталия, был в шоке, что ему прострелили ноги и резали тело.

— Принес мне аптечку российского производства — я там взял прорезиненные бинты и ими ноги перематывал.

— Спасибо, товарищ майор.

— Откуда ты в званиях разбираешься? — 505-й был без погон.

— Чувствую.

Потом Георгий признался, что он начальник штаба, а Виталий процитировал ему поэму «Василий Теркин» Твардовского.

— Я ему сказал: «Русский был силен и ловок/ Ладно скроен/ Крепко сшит/ Он стоял во главе и никуда побежит/ Сытый, бритый, береженый…» — Виталий срывается на плач. — Ну, вместо «немец» я говорил «русский».

— Он узнал?

— Узнал. Он закончил высшее командное училище.

Через полчаса, как все ушли, Виталия подняли в кабинет 505-го на второй этаж.

— Начштаба сказал: надо записать видео.

Через пару дней 505-й снова пришел в подвал.

— Мы снова начали о поэтах, о херетах… И тут крейсер «Москва» пошел ко дну. Он расстроился. Разговоры начались в духе: «Да зачем всё это надо, зачем было нужно»… Я говорил, что сам не знаю зачем.

К 14 апреля, говорит Виталий, ему еще ни разу не давали еды, а пил он канализационную воду. Больше двух недель не ходил в туалет — не мог. Но в подвале всё равно было по щиколотку экскрементов и мочи. По словам Виталия, военные поразбивали унитазы, «срали в дырку, они бумагой не пользовались, всё это текло в подвал».

Через пару дней 505-й сказал Виталию, что каждый день к штабу приходит женщина и приносит еду.

— Вам ведь кушать передают?

— Да я уже две недели ничего не ел.

— Не может быть, она же носит каждый день… Я возьму это на контроль.

Глава 6.

«Суки, сломали вы его, чи шо?»

Село Виноградное, май 2022 года

Ирина Манжос, действительно, приходила к бывшей администрации Молочанска каждый день. Просыпалась дома в пять утра, поила и доила коз, готовила свежее — «супчик, чтобы жиденькое было, или макарошки с мяском, или отбивные с пюрешечкой, вкладывала конфету и сигареты» — и ехала к штабу. Военные забирали ее банки и термос, а на следующее утро выносили пустую посуду. «Я думала, Виталя кушает».

Через выпущенного из подвала соседа-подростка Виталий передал жене, что жив, и попросил принести сигарет.

— А я ведь каждый день с едой ложила сигареты… Может, они все обеды выливали, а может, сами съедали. Они там голодные были. Я видела, как они ловили наших диких куропаток и сами общипывали их в этой администрации.

505-й обещание выполнил: со дня его разговора с Виталием в подвале появились еда и сигареты. В один из вечеров Ирина мыла термос и увидела под крышкой бумажку. Виталий написал записку на клочке газеты с Путиным на первой полосе. Просил закопать загранпаспорта и спрятать банковские карты. Так началась переписка с мужем. Во второй записке он попросил принести Библию. Ирина взяла маленькие брошюрки у местного батюшки.

Еще через две недели начштаба 505-й впервые дал Виталию позвонить жене. Потом пришел обрадовать: утром с женой увидитесь, только ничего личного ей не говорите. Сказать и не получилось бы, вспоминает Ирина. На пятиминутной встрече в подсобке между ними стоял автоматчик.

— Виталий вышел, в чем его забирали месяц назад. Кофта с начесом, штаны, военные трусы и носки с трезубцем зеленые…

Они сказали друг другу только «привет», «как дела» и «нормально». Внутри Ирина кричала: «Суки, сломали вы его, чи шо?»

— Глаза грустные, еле говорит. Стоит и как будто прощается со мной. Дотронуться не дали. Муж спросил, как дочка.

Стоял Виталий как-то криво, и Ирина наконец увидела дырки от пуль в штанах.

— Я дернулась спросить, а он глазами приказал молчать. Я хотела кинуться на автоматчика. Но сдержалась, вышла оттуда, села в машину к соседу и как начала орать. Дома еще наплакалась, купила стрептоцид и пошла отдавать в подвал, — вспоминает жена.

Виталий сыпал порошок в дырки от пуль в паху, а наружу вылезали начавшие гнить куски штанов.

После этой встречи Ирина вытащила сим-карту с украинским номером, позвонила в Министерство обороны в Киев и оставила сообщение о пытках ее мужа. Начинался май 2022 года. Виталий всё еще сидел в подвале.

— Отпустите хотя бы на День победы. Хто я такой вообще? — просил он Георгия.

— Ты слишком много знаешь, ФСБ тобой заинтересовано, твой брат военный, они мутят операцию.

— Помните, как это было у Тараса Шевченко?

— Нет, я не учил.

— Ну, в общем, брат родину не предаст, он меня здесь оставит.

— Тебя всё равно не поменяют, и ты отсюда невыездной.

Через две недели 505-й выпустил его из подвала с условием раз в день отмечаться в штабе и не удаляться от дома дальше, чем на пять километров. Так что в больницу Виталий не поехал: ближайшая была в 12 километрах, на которых стояло 14 блокпостов. Справка об освобождении до сих пор закопана в огороде за домом в Виноградном, говорит жена.

Когда Виталий выходил из здания штаба, он увидел коменданта, который стрелял ему в колени и пах.

— Я сказал, что должен ему три пули. Комендант дернулся. Я всё еще планирую вернуть долг, — говорит он.

— Картошку посадили?

— И выкопал.

— С простреленными ногами?

— А у меня мотоболок.

Глава 7.

«Староста при России осталась старостой»

Село Виноградное, 2023 год. Жизнь в оккупации

Начальник штаба с позывным «505-й» перед отъездом по ротации вернул Виталию телефон, симку и документы. К паспорту приложил палку колбасы и коробку пастилы. Виталий зажарил ему на прощание утку: «Спасибо, Георгий, хоть ты один человек». Есть начштаба отказался.

— Я говорю: Георгий, вот скажи мне честно, как я не буду любить Украину? Проходим к дому. Показываю свой двор, у меня индюки. Я им говорю: «Слава Украине!» А индюки, такие, в ответ: ю-ю-ю-ю! — Виталий изображает кудахтание индюка. — Георгий на меня шипит, мол, тихо-тихо-тихо! В натуре классный мужик! Если я найду его, то ему благодарочка. Он говорил: переходи на нашу сторону, давай работать. Ну, я отказывался.

— А пытки вы с ним обсуждали?

— Мы про это никогда не говорили. Мы с ним говорили о Маяковском, о Твардовском, о Бородино. И о глобальной кастрации России. И он понимал.

— Что он по поводу глобальной кастрации понимал?

— Сказал, что пизда Украине, сейчас вас ковровыми бомбардировками накроют. Как Америка во Вьетнаме. И Украины не будет, говорит. А я говорю: «Да хрен вам сосать! Будет. Мы встанем и будем вас убивать».

— Он за Путина?

— Такую политику мы не обсуждали, просто за войну говорили.

В сентябре 2023 года Виталий сделал российский паспорт и пошел работать в колхоз электриком.

— Кормить-то надо чем-то семью. Ну, вот и работаю я системным администратором, настраиваю эти ебаные системы «С1», «Контур. Фокусы» и прочее говно Российской Федерации. И весь колхоз у меня на голове сидел, бабушкам настраивал все эти банки украинские, чтобы они пенсию получали.

6 мая 2023 года колхоз обстреляла артиллерия ВСУ.

— Наши передали свой привет. Был прилет. Но дело в том, что, пока русские там стояли, прилетов не было. Как только они седьмого числа оттуда выехали — сразу в колхоз прилет был, и расхуярило нам всю технику.

К Манжосам домой тут же приехала группа захвата. Виталия «заломали», потащили на огород — бить:

— Ты наводчик.

Староста села начала наседать: «А вы почему не голосуете? Надо голосовать!»

— Староста Нина Васильевна осталась старостой и при Российской Федерации… У соседки муж выехал, в итоге он служит в ВСУ, а она получила российский паспорт и живет в оккупированном селе… Фельдшер Снежана Иванчидзе снимается теперь в пропагандистских роликах российских госканалов, — Ирина показывает видео из новостных выпусков.

К коллаборантам, работая электриком на заводе, формально примкнул и Виталий.

— Но было, конечно, заметно, что ему это всё, мягко говоря, не по душе, — сказал нам в интервью его начальник в колхозе, подтверждая рассказанную Манжосами историю.

Жена Ирина рассказывает, как причудливо выстраивались отношения между местными и захватчиками.

— Они на блокпостах всегда улыбались и спрашивали: у вас всё хорошо? Потом выучили: у вас усё добре? А если дети в машине — им и шоколадки, и сюси-пуси. Я так и не поняла, как они одновременно и так могли себя вести, и бить по подвалам, — в итоге она находит ответ в националистических рассуждениях: — Но мы видели дагестанцев, осетинцев, чеченцев, это они позаезжали… Мы россиян-то потом только увидели, и они нормальные были…. А чеченцы у нас там дома скупали, жен везли… На рынках начали эти платки продавать…

В магазин приносили вафли, печенье, конфеты, чтобы хозяйка бесплатно раздавала.

— Я так и не поняла этой системы, почти два года там прожив. Сука, я же вас ненавижу. Тут вы ебашите по нашим, а тут вы везде гуманитарку раздаете. Пункты свои «Наша Россия» открыли, детей возят в лагеря, в Крым, в Москву бесплатно… — рассуждает Ирина.

— Да даже кум моей жены… — продолжает Виталий разговор о коллаборантах: — Меня когда били — просили назвать, хоть кто в полиции работал, сдай, мол, тебя отпустят. А я знал вот этого кума-полицейского, например, но я им свадьбу недавно откатал, у них ребенок родился, думаю, ну, блядь, щас пацана будут уничтожать, смолчал… Выхожу из подвала, а он с ними сидит чай пьет. Снова полицейский — только уже в министерстве Российской Федерации.

— Он вас узнал?

— Даже сигарету дал.

— То есть он понимал, что вы сидите внизу на подвале?

— Да.

— Кошмар какой.

Виталий в оккупации настроил себе телеантенну, поймал сигналы украинских телеканалов, а там как раз шли новости о растрате почти 1 миллиарда гривен ($27,7 миллионов) при закупке военной формы.

— Понимаете, мой племянник ушел воевать в 18 лет, он мне видео прислал — трупов зашибись, блядь, а он мне говорит: дядька, ну хоть у меня деньги за проезд не просят… Это пиздец, — Виталий плачет. — Они губят людей тоннами, тоннами…. Я отдал 7,5 лет этой армии… Не хочу больше…

Несмотря на то что и после возвращения из зоны АТО у него над домом в Виноградовке висел то украинский флаг, то стяг Правого сектора, украинских военных Манжос не любит примерно так же, как российских, которые его едва не прикончили.

— То есть не русские это всё начали? — уточняем мы.

— Это хохлы начали. В 2013 году. Хохлы донецкие, блядь, и днепропетровские: Коломойский с Януковичем. Отсюда вся хуйня и пошла, — отвечает он.

— Какая?

— Война. Деление власти. Понимаешь, киевские не хотели видеть у себя днепропетровские и донецкие номера машин. На хуя им юго-восток Украины нужен? Сдать — и не надо платить в пенсионный фонд! Представляешь, сколько экономии, — рассуждает Виталий.

Земли, которые сейчас оккупированы Россией, по странному течению мысли Виталия, предназначались США, которым нужны плодородные земли, а на «людей хохлам похуй». Подтверждением своей теории он считает то, что русские дошли до Токмака за четыре дня.

— Знаете, чем хохол отличается от украинца? Украинец живет на Украине, а хохол — там, где лучше. Так что теперь непонятно. Может, в той области лучше жить уже. Люди попереобувались. Они ждуны. Им даже удобно: они получают пенсию Российской Федерации и получают пенсию Украины. И они такие, конечно, слава России и слава России! Еще подходят ко мне: «Виталька, ты в телевизорах шаришь. Ну настрой мне российское телевидение». Я говорю: «Еще раз придешь, сука, я тебя сам пристрелю».

— А если бы жена не настаивала, вы бы остались?

— Та не. Я уже хотел идти через минные поля. А оккупанты мне сказали: только через передок можешь пройти, через линию фронта. Так тебя отсюда никто не выпустит. Хочешь — иди через Каховское водохранилище.

Глава 8.

«Туркестанский военный округ, в/ч 701518»

Крым — Беларусь, январь 2024 года. Бегство

Чем ближе был 2024 год, тем сильнее жена Манжоса настаивала на отъезде. 10 декабря 2023 года они стартовали первый раз. Волонтеры, которые помогают украинцам покинуть оккупированные территории, прислали машину. Семью вышло провожать всё село: «Все плакали стояли». Виталий намылся, побрился, постригся, надел новый свитер. На первом же КПП в Новоазовске жену с дочерью пропустили, а его забрали на подвал.

Оказалось, что Манжос удалил приложение фейсбука с телефона, но саму страницу удалить не подумал. При проверке документов российские военные зашли на нее и увидели всё то же злополучное фото с подожженным БТР.

— Там били?

— Трошки. Пробивают лицо, грудную клетку — снова в наручники. Ты предатель РФ, ты домбил Бомбасс.

Манжосы пошли обратно 13 километров пешком по льду и под снегом. Ночью в Новоазовске набрели на случайно открытый в четыре утра хостел и легли там спать. Трое суток отлеживались. Обратно в Виноградное поехали через руины Мариуполя на такси. Председатель села выслал им денег, чтобы расплатиться с водителем.

Виталий смеется:

— Зато бабки в селе нам обрадовались и начали бубнеть: «Я ж тебе говорила, Виталька, никуда не выезжай, чего ты себе тут корону надел, блядь? Мы без тебе ничего зробить не можем, у нас интернета нема, сморчок, блядь!» Довольные такие стояли.

Через месяц они решились ехать второй раз — теперь через Крым. Для выезда жена и дочь получили российские паспорта. 8 февраля Виталий, заросший, отрастивший бороду, взял две сумки, повторил легенду — едем в Симферополь в больницу — и сел в машину к волонтерам. Рюкзак, сумка и ноутбук. Выезжали молча, никто на этот раз не провожал, соседи думали, что Манжосы дома. Через десять часов ожидания на границе Манжосов вызвали на допрос.

— И я кааак лоханулся… — говорит бывший боец ВСУ.

— Виталий Владимирович?

— Так точно!

— Вы что, служили?

— Так точно.

Ну всё, пиздец, думаю. А сам говорю:

— Служил. Туркестанский военный округ, в/ч 701518, старший солдат.

— Счастливого пути, — протянул пограничник паспорт.

Поехали до Симферополя, там пересели на поезд в Беларусь — и дальше в Польшу. Волонтеры сказали, что границу в Бресте надо переходить без единого российского документа. Манжосы достали все бумаги и обнаружили, что к свидетельству о рождении дочери всё это время было пристегнуто скрепкой удостоверение ветерана боевых действий:

— Мы его, значит, на всех КПП и таможнях так и показывали пристегнутым. Мы сели в шоке.

На границе с Польшей Виталию позвонили из национального бюро безопасности Украины.

— «Расскажите мне, — говорят в трубке, — кто из коллаборантов над вами издевался». Я им: «Извините, пожалуйста, перезвоните попозже, блядь», — говорит Виталий.

Семья оказалась в Европе. Все были за границей впервые в жизни, иностранных языков не знал никто. Виталий трясущимися руками пытался вставить польскую симку в телефон, чтобы связаться с волонтерами, она не работала. Он достал сигарету, не успел прикурить, как подъехал патруль полиции.

— «Вы курите, а тут запрещено. Платите штраф». Я говорю: денег нет. Они начали переписывать паспорта, грозились выслать квитанцию в 2000 евро.

Эпилог.

«С одной тюрьмы в другую тюрьму приехал»

Людвигсхафен, Германия, июнь 2024 года

Из Польши Манжосы доехали до Берлина:

— А там на вокзале толпа арабов, турок, хуюрок, я смотрю на них и думаю: куда я, блядь, попал…

Мы застали Манжосов в четвертом лагере в Людвигсхафене, унылом немецком городке на Рейне с ангарами вдоль реки и пальмами в кадках на упакованной в гранит набережной. Виталий худой, всё еще со следами пыток, у кудрявой брюнетки Ирины отрастают белоснежные корни волос: поседела за два года оккупации.

Виталия с женой и дочкой поселили в заброшенном двухэтажном супермаркете. О торговле здесь теперь напоминают только траволаторы, по которым когда-то немцы ездили с этажа на этаж с тележками, а теперь беженцы ходят в туалет и на кухню. Охранниками здесь работают в основном чернокожие, что Виталию очень не нравится:

— Сегодня, слава богу, белые хотя бы, да? А то папуасы просто сидят, блядь. Я к ним хожу что-то спросить, а он мне: «Слип, слип».

Люди живут здесь в металлических клетках, покрытых черным полиэтиленом, — слышимость стопроцентная. В отсеке Виталия две двухэтажные койки, свободная кровать завалена вещами:

— Мы приехали с одной сумкой, а это на мусорках наворовали.

Виталий и другие украинцы, которых здесь всего 15 человек, от соседства с арабами, составляющими тут большинство, стремительно радикализируются. Военный осуждает соседей, делающих намаз: «Ночью спать не могу. Я не могу нажраться так, чтобы отключиться и не слышать этого». Жалуется на грязь в туалетах: «Они не пользуются бумагой, как те на подвале».

— Теперь я живу так же, под надзором таких же людей. Аллах Акбар. С одной тюрьмы в другую тюрьму приехал, второй рамадан встречаю в подвале, только теперь с женой и ребенком. Здесь все абреки, это пиздец, всё обосрано, везде, блять, насрано, — говорит Виталий, пока мы ходим по жилой зоне супермаркета.

На втором этаже туалеты, душ, кухня и столовая, несколько арабов шумно играют в кикер. Светлый угол около окна, рядом с которым полюбили сидеть украинцы, недавно отгородили под молельную комнату. Теперь они сидят дальше от окна и во время нашего визита собирают вшестером огромный паззл, который «отбили» накануне.

— Тут могут подойти к твоей женщине и сказать: давай дружить. Я уже имел тут столкновения, — говорит Виталий. По его словам, из конфликтов он вышел победителем: — Я старшего поймал, сказал, что зарежу нахуй, и он мне теперь каждое утро: «Салам, салам».

Другое жилье им предлагают искать самим. Центр трудоустройства оплатит квартиру (около 50 метров на троих, не больше 560 евро в месяц), но без знания языка найти ее трудно. На курсы немецкого они не ходят. «Ты ночью спишь два часа, а тебе говорят: ходи на уроки немецкого», — жалуется одна из украинок.

Выходим курить, и под звуки арабской музыки, доносящейся из чьего-то телефона, Виталий рассказывает:

— В подвале что самое страшное было?

***

Когда выходим покурить второй раз, мимо нас проходят двое украинцев, тоже живущих в бывшем супермаркете.

— Смотри, жену не пускает одну. Чтобы она ни с кем не знакомилась. Потому что он низкий, — говорит нам Виталий и обращается к соседям:

— Вы куда, красавчики?

— Опять круги наматывать по городу, — откликаются они.

— Они срут здесь, прикинь, блядь. Или слышу: журчит, блядь. Потом открывают шкаф и туда ставят. Напротив меня, блядь. Я купил себе распылитель, чтобы хотя бы пахло нормально в комнате, — снова переключается на любимую тему Виталий.

Соседи спрашивают Виталия про поиски квартиры.

— Хозяйка ни хуя не телится. Поеду воевать в Украину, а жена и дети хай здесь остаются. А что еще делать? У меня денег нет, больше не на что жить, — неожиданно говорит Виталий.

— Да что-то найдется, может, — потихоньку будем искать, — пытается успокоить его соседка.

— Я сопьюсь за два месяца, у меня печень не выдержит, она просто отпадет.

— Ты уже выехал, зачем сейчас туда переться. Я понимаю, что ты хочешь быть героем.

— Ну, не посмертно, — вдруг соглашается Виталий.

— Вот именно, семье ты нужен живой и здоровый, — хватается за эту фразу соседка.

Виталий в ответ рассказывает, что его дочь в Германии, «наоборот, выдохнула»:

— В оккупации она за два года загнулась, с хаты не выходила. Я один раз ее послал с другом в сад за яблоками для козы, а она обратно бежит и кричит: «Папа, папа, папа!» Смотрю: чеченец пьяный идет, шатается, на меня автомат наводит, затвор передергивает. Хорошо прибежал командир и забрал у него автомат, и тот сразу упал.

— Это у вас бравада такая? — спрашиваем у Виталия о его желании вернуться на войну.

— Не бравада, а просто такое настроение. Если не получится с квартирой, то меня уже ждут — 53-я бригада [ВСУ], которая стоит под Авдеевкой. Ну а тут что, лучше, что ли?