Сегодня правозащитная деятельность в РФ практически уничтожена: фонды разгромлены, влиятельные правозащитники арестованы или выдворены за рубеж, остальных заклеймили «предателями» или «иноагентами». «Новая-Европа» рассказывает, какой путь прошло правозащитное движение в России — от первых попыток защитить репрессированных в советские годы до оттепели или даже совместной работы с государством в 90-е и почти полного разгрома сегодня.
Первый митинг
Осенью 1965 года начался судебный процесс над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Их арестовали в сентябре — за рассказы, которые печатались и издавались за рубежом. А 5 декабря 1965 года, в День советской конституции, несколько десятков человек вышли на Пушкинскую площадь в Москве — потребовать от советских властей публичного освещения процесса.
Юрист и член Совета Правозащитного центра «Мемориал» Денис Шедов рассказывает:
— Впервые с 1920-х годов в Советской России прошло массовое мероприятие, которое не было ни организовано, ни санкционировано властью. Кроме того, требования митинга были правозащитными и встраивались в кампанию в защиту преследуемых писателей. При этом не стоит забывать, что за несколько лет до этого был экономический протест в Новочеркасске, который закончился катастрофой (в июне 1962 года советские войска расстреляли демонстрацию рабочих против повышения цен на продукты и снижения доходов, погибло 24 человека. — Прим. В. С.), а в 1964 году была создана вполне правозащитная организация «Совет родственников узников ЕХБ в СССР», представители которой собирали информацию о преследуемых по политическим мотивам христианах-баптистах и оказывали гуманитарную помощь.
По мнению члена совета Центра «Мемориал» Александра Черкасова, процесс над Синявским и Даниэлем стал триггером для правозащитного движения в России, в других республиках оно зарождалось также в 1960-х, но при других обстоятельствах. Он подчеркивает:
— Это часть длинной летописи русского освободительного движения, которая насчитывает примерно два века — от декабристов и народников до протестов на Болотной.
Исследователю истории инакомыслия в СССР и научному сотруднику центра «Мемориал» Александру Даниэлю было 14 лет, когда начался процесс над его отцом. Он вспоминает те события:
— В декабре 1965 года меня не было в Москве, я был в Новосибирске, учился в тамошней физико-математической школе. В январе вернулся в Москву. Для меня, молодого пацана без исторического опыта, это было не так удивительно, но я видел, как мать была поражена тем, что после ареста отца от нее не шарахались в сторону. Огромное количество людей приходило к нам, предлагало свою помощь. Начались митинги, петиции, публичные письма в защиту осужденных. В феврале Андрей Синявский получил семь лет лагерей, отец — пять. Но какое-то зерно правозащитного движения как определенное общественное продолжение заканчивающейся оттепели уже зародилось.
Cудебный процесс над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Фото: архив Мемориала
Расширение деятельности: «Хроника» и «Комитет»
Полноценная структуризация советского правозащитного движения началась спустя два года после дела Синявского — Даниэля. По мнению Александра Даниэля, ее стартом можно считать «Процесс четырех»: в январе 1967 года сотрудники КГБ арестовали четверых московских активистов за составление «Белой книги» по делу Синявского — Даниэля и публикацию ее на Западе. В январе 1968-го суд приговорил их к лишению свободы на сроки от одного года до семи лет.
Александр Даниэль подчеркивает:
— После «Процесса четырех» отдельные оппозиционные кружки, компании и группы стали складываться в единое целое. Это было особенно заметно в Москве, хотя аналогичные события происходили и в других советских городах — в Ленинграде, Киеве, Одессе, Риге, Новосибирске и так далее. Люди осознали, что они часть некой общей коллективной активности.
Ярким примером этого осмысления стал самиздатский информационный бюллетень о политических преследованиях — «Хроника текущих событий». Первый номер был выпущен в апреле 1968 года. Сеть корреспондентов и распространителей «Хроники» стала первой полноценной инфраструктурой правозащитного движения.
Историю советского правозащитного движения можно воспринимать как линейный процесс, который состоял из деятельности отдельных групп и людей. Они постепенно знакомились друг с другом в разных обстоятельствах, например, у зданий судов или в лагерях, и присоединялись к общей работе, отмечает анонимный эксперт из «Мемориала». По его мнению, диссидентское движение в СССР было совокупностью крайне разнородных национальных, религиозных и правозащитных объединений, которые разделялили единые ценности — ненасилие, право и публичность.
Анонимный эксперт дополняет:
— Иронично, что именно Ленин называл газету «коллективным организатором», что проявилось в «Хронике текущих событий». Она выходила на протяжении 15 лет с 1968 по 1982 год и фиксировала в нейтральном тоне различные нарушения прав человека.
В ноябре 1970 года был основан «Комитет прав человека в СССР». Его цель декларировалась как «изучение проблемы обеспечения и пропаганды прав человека в СССР». Одним из основателей Комитета был Андрей Сахаров. Тогда «Комитет» представлял собой скорее экспертный центр, поэтому общество не до конца понимало, зачем он нужен. По словам Александра Даниэля, многие советские диссиденты задавались риторическим вопросом: как мы будем обсуждать теоретические проблемы, когда вокруг творится беззаконие?
Андрей Сахаров и его супруга Елена Боннер на вручении докторской степени в области права Университета Гронингена, Нидерланды, 1989. Фото: Rob C. Croes / Wikimedia
Профилактика, карательная психиатрия и помощь «голосов»
Весь государственный аппарат и судебно-правоохранительная система СССР 1970-х годов, как и в большинстве авторитарных режимов, были поставлены на службу автократии. Самым популярным методом борьбы с несогласными были меры, которые в «Хронике текущих событий» иронично назывались «профилактированием»: людей вызывали в КГБ, допрашивали, запугивали. Александр Даниэль констатирует, что эти действия были де-факто внесудебным преследованием: уличенных в диссидентстве увольняли или отчисляли из вузов, а также выгоняли из партии, что вредило любой карьере. В количественном отношении таких процедур было значительно больше, чем уголовных дел, при этом в центре внимания чаще всего оказывались именно громкие аресты и суды. Единственным местом заключения для «политических», за исключением Владимирской тюрьмы, был комплекс исправительных учреждений в Мордовии «Дубравлаг».
С конца 1960-х годов советские власти начали активно применять еще один способ преследования — «карательную психиатрию».
Александр Даниэль рассказывает:
— Людей объявляли сумасшедшими, арестовывали, а после экспертизы суд направлял их на принудительное лечение — чаще всего в специальные психиатрические больницы, которые находились в ведении не Минздрава, а МВД. Это были настоящие ужасные тюрьмы. Людей подвергали тяжелейшему медикаментозному лечению. Более того, конкретных сроков не было: условием выхода на свободу было признание комиссии в том, что человек «вылечился». А его можно было получить, только написав заявление об отказе от своей предыдущей деятельности и пообещав не делать этого впредь.
Карательная психиатрия была удобна для советских властей еще и потому, что не создавала лишнего шума. В случае громкого срока, ареста или, например, начала голодовки диссидента в лагере информация могла быть доступна для советских граждан благодаря «голосам» — на коротких и средних волнах можно было услышать радиопередачи «Голоса Америки», «Радио Свобода», «Би-би-си» и других. Заключение в психиатрической лечебнице проходило в закрытом формате — не было известно, что происходит с людьми. Только во второй половине 1970-х годов информация о карательной психиатрии достигла других стран, и благодаря огласке правозащитники смогли добиваться освобождения наиболее видных узников.
— Советская власть до некоторой степени вынуждена была считаться с зарубежным общественным мнением, поэтому через него тоже можно было воздействовать на ситуацию, — отмечает Сергей Бондаренко, историк, сотрудник «Мемориала».
Для воздействия на общественное мнение была создана «Общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР». В августе 1975 года представители СССР участвовали в саммите в Хельсинки вместе с дипломатами европейских государств, США и Канады. По итогам был подписан формальный заключительный акт, в одной из глав которого содержалось обязательство соблюдать минимальные права человека.
Александр Даниэль объясняет:
— Для Советского Союза эта подпись была, казалось бы, чистой формальностью. Ну почему бы не пообещать, всё равно проверять никто не будет. Никто не ожидал особых результатов, но тут-то и вмешалось сформировавшееся к тому году советское правозащитное движение, которое превратило эту формальность в полноценную профессиональную организацию — «Московскую Хельсинкскую группу». Позже появилась сеть: аналогичные группы возникли в Украине, Литве, Грузии, Армении.
Российская правозащитница-ветеран Людмила Алексеева (слева) выступает с речью после получения третьей премии Совета Европы в области прав человека имени Вацлава Гавела в Страсбурге, Франция, 28 сентября 2015 года. Людмила Алексеева одна из основателей (в 1976 году) Московской Хельсинской Группы. Фото: Patrick Seeger / EPA
Последнее советское ужесточение и перестройка
В сентябре 1982 года «Московская Хельсинкская группа» объявила о прекращении деятельности из-за постоянных арестов и преследований участников. Последний выпуск «Хроники текущих событий» был опубликован в 1983 году. В этот же период перестали выходить множество диссидентских журналов. Это было связано с ужесточением мер против несогласных в первой половине 1980-х, однако их деятельность уже принесла свои плоды.
— То новое слово, которое в общественное сознание принесли советские правозащитники, стало общим местом, — вспоминает Александр Даниэль. — Неравнодушные люди, интересующиеся общественной жизнью в Советском Союзе, и так знали, принимали и понимали правозащитную концепцию. В этом смысле чисто информационная деятельность была уже не так важна: общество само осознавало важность прав человека.
Большая часть диссидентов сначала скептически отнеслась к провозглашенной Михаилом Горбачевым перестройке. По словам Сергея Бондаренко, долгий опыт подпольной жизни убедил их, что любое сотрудничество с государством неприемлемо. Из-за этого многие правозащитники не участвовали в деятельности демократической власти новой России уже в 1990-х годах.
В 1987 году был создан Правозащитный центр «Мемориал» — его основатели, среди которых были лауреат Нобелевской премии мира Андрей Сахаров и правозащитница Светлана Ганнушкина, хотели «добиться того, чтобы жертвы угнетения коммунистического режима никогда не были забыты».
Новая Россия: попытка работы с властью и профессионализация
Российское правозащитное движение в начале 1990-х было связано с советским только ментальным, ценностным образом. Несмотря на восстановление некоторых практик — например, возрождение «Московской Хельсинкской группы» в 1989 году, — российские правозащитники старались работать с новыми проблемами.
Денис Шедов рассказывает:
— Благодаря интернету и облегчению доступа к информации появилась возможность работать с новыми темами, которые в СССР даже не рассматривались, — например, с домашним насилием, пытками, дискриминацией меньшинств. Появилось больше международных контактов, что способствовало более профессиональному подходу: с правами человека стали работать не волонтерские группы, а конкретные медики, юристы, журналисты и даже какое-то время представители власти.
Ярким примером стал Сергей Ковалев — политзаключенный, один из организаторов сбора подписей в защиту Андрея Синявского и Юлия Даниэля и участник издания «Хроники текущих событий». В первой половине 1990-х годов он был депутатом Госдумы, Уполномоченным по правам человека в РФ, а также председателем Комиссии по правам человека при Президенте РФ.
Кратковременное сотрудничество власти и правозащитников начало распадаться уже во второй половине 1990-х, отмечают эксперты. Лучше всего возвращение в оппозицию было выражено в открытом письме Сергея Ковалева Борису Ельцину. В январе 1996 года он заявил об отказе от всех должностей и уходе из всех «президентских структур», в качестве причин упоминая «позорную и бездарную» войну в Чечне, укрепление силового аппарата, отказ от судебной реформы и засекречивание деятельности госорганов. Он писал Ельцину: «Вы начали свою демократическую карьеру как напористый и энергичный борец с официальным враньем и партийной деспотией, а заканчиваете ее послушным исполнителем воли циничных властолюбцев из Вашего окружения. Вы клялись построить государство народа и для народа, а выстроили чиновничью пирамиду над народом и против него. <…> Для меня лично горько и то, что Вы проиграли самого себя, не сумев стать из секретаря обкома человеком. А ведь могли».
Владимир Путин: от заигрывания к полному запрету
В первые два срока Владимира Путина государство в некоторых сферах еще пыталось заигрывать с правозащитниками. Несмотря на то что работать с военными преступлениями российской армии во время Второй чеченской войны было практически невозможно, по многим другим темам с властью можно было взаимодействовать. Анонимный эксперт приводит в пример регулярные контакты Владимира Путина с Людмилой Алексеевой, руководительницей «Московской Хельсинкской группы».
В январе 2006 года на телеканале «Россия» вышел сюжет о так называемом «шпионском камне» — напичканном аппаратурой муляже на улицах Москвы, к которому якобы постоянно ходили сотрудники посольства Великобритании. Затем в репортаже заявлялось, что эти же люди помогают российским правозащитникам, в том числе Алексеевой, с грантами и финансированием. Это было атакой на некоммерческие организации, говорит анонимный эксперт. Постепенно участников созданных в начале 1990-х годов консультативных органов для коммуникации государства и правозащитников — например, Совета по правам человека — власти начали заменять на провластных политиков.
Берит Рейсс-Андерсен, председатель Норвежского Нобелевского комитета, вручает награды Наталье Пинцюк, представляющей интересы мужа Алеся Беляцкого, Яну Рачинскому, представляющему «Мемориал», и Александре Матвийчук, главе украинской правозащитной организации «Центр Гражданских Свобод». Осло, Норвегия, 10 декабря 2022. Фото: Javad Parsa / EPA-EFE
«Международный Мемориал» признали «иностранным агентом» в 2016 году, а сама организация в конце 2021 года была ликвидирована по решению суда. Несмотря на процесс уничтожения, «Мемориал» открыто обозначил свою позицию по войне с Украиной, и это определило его судьбу.
«Международный Мемориал» был ликвидирован 28 февраля 2022 года. Правозащитный центр — 5 апреля 2022 года, в тот же день старый сайт организации перестал обновляться. После этого был создан Центр защиты прав человека «Мемориал», а новости о работе правозащитников полностью перешли в соцсети.
Несмотря на ужесточение репрессий после протестов на Болотной площади в 2011 году и аннексии Крыма в 2014-м, возможность оставаться внутри государственной системы и улучшать ее легальными способами в разной степени сохранялась у правозащитников до 24 февраля 2022 года, отмечает Сергей Бондаренко.
— До войны при всем ужасном, что происходило, все понимали, что часть работы просто не может быть публичной, — говорит он. — Так устроена правозащитная деятельность, в некоторых ситуациях о ней становится известно, только если в этом есть смысл: например, в случаях с похищениями людей в Чечне, если это хотя бы в малой степени может помочь вернуть человека живым. И какие-то, иногда совсем минимальные, но всё еще взаимные договоренности с государством, как мне кажется, еще функционировали до самого начала войны.
В 2022 году российский «Мемориал» получил Нобелевскую премию мира. Ее также вручили белорусскому правозащитнику Алесю Беляцкому и украинскому «Центру гражданских свобод» под руководством Александры Матвийчук.
Черкасов сравнивает советских и российских правозащитников:
— Поделюсь конкретным эпизодом. Весной 2017 года, во время митинга на Пушкинской площади, организованного по призыву Навального, я вижу, что мой знакомый, левый активист, помогает журналистам какого-то западного канала брать интервью у Ильи Бурмистровича как у ветерана диссидентского движения и политзека. И вдруг я своей безумной головой понимаю, что Илья отсидел один срок и три года на общем режиме. А тот, кто с ним разговаривает, якобы молодой человек из «легкого» времени, два срока и 4,5 года. Преемственности существует куда больше, чем можно подумать, — считает Черкасов. — «Центром гражданских свобод» в Киеве руководит замечательная Александра Матвийчук — казалось бы, пришла совершенно со стороны, если формально смотреть на ее биографию. Но я знаю, что ее учителем был Евгений Сверстюк, знаменитый украинский диссидент и друг Сергея Ковалева по лагерю. Ничто просто так не возникает, и связь времен не рвется. Поэтому многие, покопавшись, могут найти свою причастность к двум векам русского освободительного движения.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».
