«Ну вот и [украинцы] пожаловали»

В ночь на 5 августа я был в Гуево, это примерно в 3–4 километрах до границы с Украиной. Мы с женой приехали, чтобы дядю поздравить с юбилеем, и остались на ночь. Утром 6 числа мы проснулись от грохота. Выстрелы и взрывы звучали с северной стороны. Дядька едва глаза продрал и сразу пробормотал: «Ну вот и [украинцы] пожаловали». А у меня сразу мысль: «Если так, мы окажемся между молотом и наковальней». Я заорал на родственников, чтобы хватали необходимое и грузились в машину. За полчаса все загрузились, и мы поехали в сторону Куриловки, чтобы дальше в Суджу, там у меня дом.

Ехали по проселочным дорогам. В Куриловку доехали часа за три, там уже к эвакуации готовились. Хотя на тот момент там взрывы звучали где-то далеко, а выстрелов вообще слышно не было. Но все равно люди хотели уехать как можно дальше.

В Суджу мы приехали около пяти вечера, можно было и быстрее, но я предпочел ехать проселками, так мне казалось безопасней, но так особо скорость не разовьешь, так что если бы по прямой было всего 5-6 км (от Куриловки), то проселками получилось гораздо дольше. Паники в городе не наблюдалось. Но видно было, что люди напряжены. Где-то примерно около 9 вечера по радио (ну и на своей странице ВКонтакте) выступил Виталий Слащев (глава Суджи), который сообщил, что украинцы вторглись в Курскую область, но переживать не стоит, потому что доблестные российские войска им уже дали отпор. 7 и 8 августа прошли как-то обыденно, несмотря на то, что взрывы стали звучать значительно ближе. Еще пару раз выступал Слащев, говорил что-то обнадеживающее. А вот 9-го как прорвало!

У меня дом стоит не в центре, а ближе к окружной дороге, которая огибает Суджу, это магистраль Курск — Сумы. С самого утра по этой дороге просто на огромной скорости начали носиться машины, потом поток стал гуще, скорость поубавилась, но было ясно, что это люди из приграничья в Курск бегут. А потом нам объявили по радио, что для тех, кто хочет эвакуироваться, будут предоставлены автобусы, которые прибудут на Привокзальную площадь.

После этого Суджа стала напоминать взъерошенный муравейник. Я сперва тоже начал собираться и своих подгонять. А потом дядька мне говорит: «А на [кой черт] куда-то ехать? Ну, придут хохлы — и что? Не будут же деревни с жителями жечь?» А в Курске нам все равно приткнуться было негде, у родственников в двух комнатах пять человек живет. Решили оставаться в Судже. Думали, что хохлы или сами скоро уйдут, или наши их выбьют. Я пытался говорить, что если начнут выбивать, то мало никому не покажется. Сам хотел уезжать. Но подвела машина, она просто не завелась. На автобус мы тоже не пошли. Так и оказались в зоне оккупации.

10 августа мы опять проснулись от выстрелов, но уже совсем рядом. Выглядываю в окно — и вижу троих российских солдат, метались по улице. Потом один упал, а двое в соседний дом заскочили. И буквально через полминуты я увидел вэсэушников. Вооружены какими-то не очень длинными автоматами с полусогнутыми рожками.

Я от окна отпрянул.

Дядька мой со второго этажа тоже все видел. Вэсэушники подошли к дому, в котором русские солдаты спрятались, к двери и к окнам. Тот, кто у двери был, крикнул: «Выходим без оружия!» Из дома что-то ответили, тогда те, кто под окнами стоял, забросили в дом гранаты. Мне это дядька рассказал, я сперва возмутился, в доме-то гражданские могли быть. А потом вспомнил наши зачистки в Чечне, я там воевал. Нас тогда тоже не особо интересовало, есть ли в доме женщины и дети, своя жизнь дороже, на войне это быстро понимаешь.

Грохнул взрыв, украинские штурмовики ворвались в дом, через минуту вышли, один что-то говорил в рацию, она у него на левом плече висела. Еще через пару минут подъехал джип «Ленд крузер», только переделанный. Вместо крыши наварена труба, на ней крупнокалиберный пулемет. Бампер тоже усилен. Из дома вынесли два тела и погрузили в джип. Того, которого подстрелили первым, тоже в машину загрузили. Когда затаскивали, тот, видимо, очнулся и закричал. Думаю, и те, кого из дома вытащили, тоже живы еще были. Зачем им трупы забирать?

«За периметр не выпустим»

Джип уехал, а штурмовики стали в дома стучать, в том числе и в мой. Я сам открыл, меня отшвырнули, двое побежали внутрь, еще один на второй этаж: «Военные в доме есть?» Я помотал головой. «Телефон, живо!» Отдал мобильник. Другой вэсэушник сверху закричал: «Чисто!» Третий голос — из кухни: «Чисто».

«Телефоны собрали?» — крикнул тот, что со мной разговаривал, я так понял, офицер. «У меня норм», — откликнулся тот, что был на кухне. Там находились мои жена, девятилетний сын и мама. Дядя с женой и двумя дочками, 11 и 14 лет, были на втором этаже. Тут офицеру что-то сказали по рации, я не понял, он ответил: «Принято». И дальше мне сказал: «Через пару минут у вас будет отключено электричество, газ тоже отключат, но не [пугайтесь], умирать не оставим, необходимым обеспечим. Но за периметр пока не выпустим». Дальше они все выскочили. Меня больше всего удивило, что они по-русски говорили без малейшего акцента.

Электричество действительно вскоре вырубили, мы в это время как раз холодильник инспектировали. Выяснилось, что продуктами долгого хранения мы не озаботились. То есть кое-какая заморозка была, без электричества ее следовало готовить в первую очередь. А вот разных круп, макарон, сахара, чая и кофе, консервов почти не было. И опять дядька меня удивил. Говорит, двигаем в «Пятерочку», если не работает — так возьмем, пока остальные не прочухались!

Возле магазина стоял вэсэушник, только его экипировка была существенно ниже качеством, чем у тех, кого я уже видел. Как оказалось, его возле магазина поставили, чтобы мародерства не допустить. Причем со стороны оставшихся в Судже наших.

В самом магазине электричества не было, но торговля шла. Три девушки на калькуляторах рассчитывали цену, народ расплачивался русскими деньгами. Само собой, никаких чеков не выдавали.

Крупы и макарон почти не осталось, но мы ухватили четыре пачки. Затарились сахаром и солью. В общем, закупились на всю мою наличку, вышло примерно около 27 штук. Погрузили в магазинную корзинку, так с ней к дому и покатили. Почти все так делали.

Магазин был открыт и на следующий день, но покупателей уже не было. Все съестное смели, а другое никого не интересовало. Так что 13 августа он окончательно закрылся, как и все остальные в Судже.

По пути домой с тележкой я услышал выстрелы и собачий визг. Подумал, что вэсэушники по собакам стреляют. Оказалось, они не по собакам стреляли, а по цепям, на которых собаки сидели! Хозяева, когда уезжали, даже с цепи собак не отпустили. А так собаки хоть какую-то еду найдут и из луж смогут попить. Не хочу сказать, что этот поступок заставил меня полюбить ВСУ. Я видел, как они стреляли в наших солдат и бросали гранаты для «зачистки». А жена, когда ходила к колодцу за водой, видела, как из дома вытащили и избили какого-то мужика. Но поведение оккупантов в Судже сильно отличалось от того, что я читал про российских солдат под Киевом.

***

Раньше я даже не подозревал, насколько мы зависим от информации. Отсутствие новостей убивает быстрее, чем голод. Конечно, украинцы забрали не все мобильные телефоны. И даже отсутствие электричества не останавливало. Первые дни (примерно до 16 августа) люди умудрялись заряжать телефоны от автомобильных зарядок и выходить в сеть. Частицы информации просачивались, но моментально обрастали такими подробностями, что никто уже не мог сказать, где правда, а где слухи.

Но украинцы время от времени снова проводили зачистки и обыски, особенно там, где частенько запускали двигатели автомобилей. Снова изымали телефоны. Иногда жестко, доходило до побоев, но вроде никого не убили.

У них [украинцев], похоже, имеется какая-то аппаратура, которая фиксирует соединения. Ко мне пришли адресно после того, как я первый раз позвонил. Я кочевряжиться не стал, не обнаруженный при первом обыске айфон отдал и два пауэрбанка. А вот кнопочную «Нокию» сохранил. Но звоню по ней только в крайних случаях и где-нибудь подальше от дома.

Основными поставщиками информации стали украинские солдаты. Но они хоть особо не грубят, но и новостями делиться не хотят. Впрочем, можно просто подслушать, потому что говорят они не на чистом украинском. А на смеси украинского и русского, очень понятной.

После 16-го сотовая связь в городе пропала. Вышка стоит на месте, значит, просто включили какие-то подавители сигнала. Но если отойти к трассе (это примерно 1,5 км от города), связь появляется. Украинцы не дают двигаться только в сторону линии фронта. Вглубь «их» территории и по городу перемещаться можно свободно. Но и близко к своим укреплениям тоже не подпускают.

Украинские военные почти сразу после занятия Суджи стали оборудовать огневые точки вокруг города. И вот их точное расположение узнать не позволяют. А судя по тому, что туда даже бетономешалки подгоняли, оборудовали их капитально. 17 августа я видел, как утром в сторону России проехала колонна дальнобойной артиллерии. Я сосчитать не успел, но не менее 10 орудий довольно большого калибра.

Дядя говорит, что его знакомый, который добирался до Суджи из Куриловки, видел семь машин с «градами» на трассе Курск — Сумы. Она немного в стороне от города проходит. Но я их не видел и даже пока не слышал. Уж залп «града» ни с чем не спутаешь. И хотя тут постоянно что-то громыхает, но это северо-восточнее нас. К нам ракеты пока не долетают, но спать все равно этот постоянный грохот мешает.

Цемент для бетона брали из строительных магазинов в Судже, но, возможно, и свой привезли. Массового мародерства не было, но понемножку трофеи украинцы все-таки берут. У моего соседа в каждой комнате по плазме висело. Пару дней назад зашел к нему — телевизоров уже не было. У другого соседа, который с семьей из города на «Лексусе» уехал, в гараже «Мерседес-гелентваген» стоял. Так вот пришли два украинских военных с каким-то гражданским, тот джип вскрыл, покопался внутри, завел его, и украинцы на нем и укатили.

Местные тоже пытались в оставленные дома и квартиры проникать на предмет чего-нибудь украсть. В основном еду. Но патрули бдили и такие действия пресекали. У тех, кого ловили в первый раз просто с продуктами, добычу отнимали и предупреждали, что воровать нехорошо. А вот те, кого ловили с ценными вещами или повторно, предупреждением не отделывались.

Когда здесь появилась комендатура, я тоже точно не зафиксировал. Примерно числа 15-го. Стали привозить воду в 20-литровых баклажках. Нам, в частном секторе, полегче, потому что у некоторых домов свои колонки имелись, а вот тем, кто в многоквартирных домах живет, тяжко. Остались ведь в основном те, кто не особо мобилен: старики, больные, женщины. Ну потом еще из приграничных сел прибежали. Дядя говорил, что и из Гуева кого-то видел, и из Куриловки, из других деревень. В городе все-таки легче, чем в деревне. Так вот представь, что значит для старика пройти пару км, чтобы литр воды набрать. А те, кто не в Судже жил, даже и не знают, где воды набрать можно. Таким и организовали раздачу воды. А числа с 16-го стали и продукты завозить, бесплатно раздают.

С появлением комендатуры появились и медики. Украинские врачи приехали, кое-кто из местных врачей тоже работать пошел, несколько «скорых» даже пустили. У меня одноклассница фельдшером на «скорой» раньше работала, говорит, что сама пришла в комендатуру (ее в здании администрации расположили, но это чисто для гражданских, говорят, что есть еще и военная, но где она находится, я точно не знаю) и сказала, что врач и готова работать. Ей пообещали продукты и воду прямо на дом доставлять, ну и лекарства для дочки (у ее дочки астма) и мамы (та уже старенькая, почти не ходит, из-за нее, собственно, моя одноклассница и не уехала) тоже в первую очередь. Ну, лекарства она теперь и сама может привезти, говорит, что «скорые» довольно хорошо лекарствами снабжают.

Телефонные линии не работают, единственный вариант связи: рации у украинских военных. Они и вызывают «скорые» при необходимости. А так местные сами в больницу добираются. Там украинские врачи прием ведут. Правда, какой-то узкой специализации нет, в основном хирурги да терапевты, но даже это большая помощь.

А еще до появления комендатуры у нас была одна проблема, которая называлась «дерьмо». В Судже даже в частном секторе центральный водопровод и туалеты в домах. А что делать, если воды нет? Мы-то эту проблему сразу решили, выкопали яму, обнесли ее досками, и вот «удобства на улице» готовы. А тем, кто в многоквартирных домах живет, пришлось как-то выкручиваться. Асфальт ведь кругом, яму просто так не выроешь.

И вот тут опять же украинцы помогли. Привезли несколько биотуалетов. Судя по рекламе на них, где-то в российских селах изъяли, где они не нужны были из-за отсутствия жителей. Во-вторых, помогли обустроить туалеты на улице. Я видел, как такое строительство происходило. К многоквартирному дому, где обустроилось человек сто, подъехал военный грузовик. Сгрузили довольно много досок, ломов штук пять, несколько лопат, ящик гвоздей.

Очень плохо с сигаретами и спиртным. Впрочем, самогонкой кое-кто уже приторговывает. В основном, те, кто успел перед вторжением сахаром для варки варений запастись, а теперь на другое его пустил. Черный рынок в Судже тоже имеется. У многих пенсионеров «гробовые» в матрасах были запрятаны, вот их сейчас потихоньку и тратят. Но где-то уже идет обмен драгоценностей или дорогой бытовой техники на натурпродукты. Украинцы продовольствие поставляют, но не сказать, чтобы от пуза. Так что многие все-таки пытаются дополнительно что-то выменять. Консервы, крупу, опять же сигареты (это в основном у тех же украинцев), ну и спиртное.

Пару раз видел журналистов. Вернее, бронежилеты с надписью «Press» в окружении бойцов ВСУ. Местные с ними общаются очень неохотно. Во-первых, все прекрасно понимают, что украинцы в конце концов отсюда уйдут, а вернувшиеся российские власти могут потом во всех грехах тех, кто на камеру засветится, и обвинить. Во-вторых, присутствует очень большая обида именно на российские власти. Потому что как ни крути, а нас здесь бросили. Причем те, кто обязан о нас заботиться (полиция, которая типа «служить и защищать»), слиняли самыми первыми. Задолго до того, как в Судже украинцы появились. Все властные органы, администрация, прокуратура, судьи, полицейские, всякие инспекции сдернули одними из первых. Между собой об этом говорят открыто и матерят чиновников, но сказать на камеру все равно боятся. Но факт есть факт. Нас бросили.