— Как вы узнали о своем увольнении и какие эмоции у вас это вызвало?

— Я должна была выйти из декрета 9 июля. Накануне этого мне нужно было приехать в отдел кадров. Начальник этого отдела меня вызвал и рассказал, что они знают о моем «иноагентстве», что еще зимой, когда я начала активничать: их смутило, что я на камеру засветилась. Он мне предложил такую ситуацию: они мне дают 136 дней отпуска (а для меня это хорошо тем, что я получаю сразу единовременную выплату), и у меня будет непрерывный стаж до 24 ноября. Всё ничего, предложение хорошее, меня оно, в принципе, всем устроило. До поры до времени, пока я не узнала, что Минюст собрался меня обдирать как липку и что он хочет составить на меня протокол по ч. 1 ст. 19.34 КоАП (о несоблюдении обязанностей «иностранного агента». — Прим. ред.), — о том, что я не донесла сама на себя.

Естественно, я не буду молчать. К тому же мне намекнули, что я должна уволиться, потому что имиджево я не вписываюсь в штат городской больницы, причем детской. Но мало того, что меня поперли с работы, — вы еще собираетесь наживаться на мне, выуживая из меня штрафы с перспективой меня посадить?

Я сразу же подала иск в суд о том, что я не считаю себя «иноагентом»: почему я должна до решения апелляционной инстанции по делу сама вносить себя в этот список?

Татьяна Тимофеевна Батышева, директор больницы, в которой я работала, — бывший депутат от «Единой России». При желании из этого можно сделать колоссальный скандал: получается, что депутат-единоросс не заботится о семье мобилизованных и вынуждает меня уволиться, оставив семью без средств к существованию. Мать с маленьким трехлетним ребенком!

— Что бы вы сказали публично тем, кто вас преследует и кто принял решение вас уволить?

— Я хотела бы сказать Минюсту, что им реально очень выгодно меня не трогать, просто не трогать. Я согласна нести тот статус, который они мне влепили. Но обдирать меня как липку я уже не позволю, а тем более — не позволю меня посадить. Потому что всё, что есть у потенциального политзаключенного, — это поддержка общества. Как получить эту поддержку, я примерно себе представляю.

Рекомендация для Минюста — просто от меня отстать. У нас с ним сейчас может быть очень хороший ход: я пишу в протоколе, с чем я не согласна, а они потом в суде намекают на то, что мои несогласия надо удовлетворить, и штраф мне не выписывают. И после этого мы радостно и счастливо расходимся и делаем вид, что ничего не произошло. В противном случае я вынуждена огрызаться.

Это очень некрасивый прецедент даже по отношению к словам Владимира Путина, который говорил о защищенности семей мобилизованных. Про это говорил и [глава комитета Госдумы по обороне Андрей] Картаполов. Получается, Минюст сам дискредитирует власть, а я всяческим образом пытаюсь сделать так, чтобы дискредитация власти посредством преследования меня не стала очевидной для широких масс. Я им делаю большое одолжение. А они этого не понимают.

— Могут ли власти это понять? Это вообще возможно?

— Мне очень хочется, чтобы они это поняли. Я думаю, что там далеко не конченные люди сидят. Многие из них просто не понимают, что то, что работает с одними «иноагентами», может не сработать с другими «иноагентами» по одной простой причине: разная социальная подоплека.

— Вы думаете, Минюст разбирает социальную подоплеку людей, когда рандомно вносит всех в список «иноагентов»?

— Самое интересное, что они разбирать не хотят. Они считают, что они — истина в последней инстанции, и не понимают, что вредят конституционному строю Российской Федерации. А после закона о гаджетах (закон об ответственности военнослужащих за использование гаджетов, позволяющих хранить или пересылать через интернет видео, фото или данные геолокации; Совфед одобрил его 2 августа. — Прим. ред.)… Я не знаю, зачем они это делают. Военные и так от этого не в восторге, мягко говоря. Ну, давайте мы еще покажем, что каждая жена мобилизованного, которая с чем-то не согласна, может стать со мной плечом к плечу. Это чему-то поможет? Это сделает лучше?

— Сейчас действительно есть потенциал и возможности встать плечом к плечу против Минюста?

— Пока конкретно никого из жен мобилизованных это не коснулось, это вроде как и невозможно. Но мы не можем утверждать, что Минюст не захочет продолжить свою деятельность в этом направлении.

— Что вы думаете об «иноагентском» законе в целом? Многие говорят, что это «знак качества»; согласны ли вы с этим утверждением?

— Положа руку на сердце — да, это знак качества; но только в контексте того, как тебя воспринимают думающие люди. Но сам по себе он полностью противоречит Конституции Российской Федерации. Каждый пункт, который ни возьми.

Например, ст. 19.34: по сути, надо донести на саму себя. Это противоречит ст. 51 Конституции о том, что я имею полное право не свидетельствовать против самой себя. Согласно позиции властей, любые мои цели и слова как «иноагента» будут гнусными. А в ст. 29 Конституции сказано, что у нас свобода слова и что мы вправе распространять информацию любым доступным способом.

— Какие у вас планы на ближайшее будущее? Чем будете заниматься? Будете ли продолжать защищать права мобилизованных?

— Мне бы сейчас со своими проблемами разобраться, потому что я в этой ситуации наиболее пострадавшая. Я думаю, что те же самые права мобилизованных должны интересовать кого-то еще, помимо меня.

— Государство?

— Нет, других жен и матерей. А то красиво получается: есть другие люди — пусть теперь они впахивают.

— Можно ли сказать, что уйти из публичной деятельности вас вынудило государство и что оно вас поражало в правах? Какие чувства у вас это вызывает?

— Естественно, частично государство меня вынудило, потому что я вынуждена отвлекаться на свои текущие проблемы и решать первоочередную задачу: мне вообще-то нужно не сесть. У меня маленький ребенок, и я заинтересована в том, чтобы у него было всё нормально и чтобы у него, прежде всего, была мать. Да, пусть они [власти] повесят себе медальку — они добились, чего хотели.

Если честно, никаких чувств это у меня не вызывает. Решаешь проблемы по мере того, как тебе их сверху накидывают. Хочется спросить:

Что я делала всё это время? Занималась своим ребенком. У меня был полный провал в публичности до того момента, пока меня не признали иноагентом. Вопрос: зачем? Ну зачем? Если вы хотели, чтобы я замолчала, — я это уже сделала. Чего вы сейчас хотите?

— Остались ли еще возможности бороться внутри России для таких, как вы?

— Возможности, конечно, колоссально сужаются. Весь закон об «иноагентах» построен на том, чтобы выводить из игры тех, кто с чем-то не согласен. Но, может, «иноагента» послушать, может, он дело говорит? Нет.

Но до сих пор остается возможность, например, записаться на прием к депутату с конкретной, не очень глобальной проблемой. Или, например, продвигать экологические инициативы. Но если какой-то протест имеет хоть толику политизированности, он сразу становится резко нежелательным.

Автор: Наталья Глухова