Черчилль говорил, что проблемы, порождаемые победой, даже более сложные, чем порождаемые поражением.

Первого августа был замечательный день. На фоне массовых убийств, на фоне ежедневных бомбежек Украины, произвола, безнадежности — спасение прекрасных людей, о которых помнили, думали, переживали десятки и сотни тысяч граждан разных стран. Я счастлив за них и за их близких.

И искренняя благодарность всем, кто сделал это возможным, причем вне зависимости от того, из каких они стран или структур и какова была их мотивация. В Талмуде (простите мне, атеисту, что я осмеливаюсь цитировать священные книги) сказано, что тот, кто спас одну жизнь, спас всё человечество. Они спасли 16 жизней. Некоторые из тех, кого сейчас освободили, точно умерли бы в тюрьме.

Уверен, что часть подготовивших этот обмен разочарованы, так как надеялись на большее. Уже звучат имена тех, кто был в списках, но в последний момент по каким-то причинам оттуда выпал. Но ведь никогда не получается всего задуманного. А то, что удалось, — чудо! Спасибо вам.

Случившееся крайне важно для миллионов наших соотечественников.

А еще у нас, вдобавок к существующим, появились и новые активные лоббисты, люди известные и уважаемые. Все трое выступавших сегодня на пресс-конференции говорили о необходимости разделять путинский режим и народ России, о том, что поддержка войны даже близко не подходит к тому уровню, о котором трубит пропаганда. Все говорили, что Россия может быть — и будет! — нормальной страной, и что именно за такую страну они и будут бороться. За эту позицию они, кстати уже получили: имперцы, мол, одно слово — русские, ничего не понимают, на Путина работают, и так далее. Добро бы только от украинцев — их-то понять можно, но и от части своих. Но это ожидаемо; надеюсь, никого из освобожденных это особо не расстроит.

Конечно, им сейчас непросто. Мало того, что надо приспосабливаться к новой жизни. Есть же и моральные проблемы. Ты здесь, тебя спасли, но остальные-то там. 16 спасенных — это один, максимум полтора процента от числа политзаключенных в сегодняшней России. Солженицын писал, что когда он внезапно вылечился от рака, то решил, что его жизнь больше ему не принадлежит: Господь сохранил ее ради того, чтобы он боролся с коммунизмом. Наверное, они чувствуют что-то похожее. Это тяжелый груз. Уверен, они будут нести его достойно.

Да и мы все не имеем права забывать о том, что вчерашнее счастливое событие никак не отменяет ни судебного произвола, ни пыток и насилия в тюрьмах, ни того, что наши замечательные бесстрашные сограждане находятся в полной власти своих палачей. И каждый день система отправляет в неволю новых и новых людей, которые принесли свою свободу в жертву свободе других людей и их праву жить на земле, а не погибать под ударами наших ракет.

Обмен получился не только потому, что огромное количество людей по всему миру выходили на демонстрации и пикеты, зачитывали имена пленников, говорили о них на закрытых встречах с влиятельными людьми Запада, но и потому, что переговорщики смогли сделать так, что процесс обмена стал для лидеров разных стран игрой с ненулевой суммой: они все в выигрыше. Выгода Байдена и Харрис понятна: выборы, есть шанс, что 5 ноября избиратели вспомнят, кто спас американских граждан.

А вот с Путиным интересно. Некоторые считают, что он пошел на освобождение своих врагов в рамках попыток добиться переговоров и приостановки войны на выгодных для себя условиях: я, мол, и не вурдалак вовсе, со мной можно договариваться. Но мне представляется, что более вероятно другое. Мантра российской пропаганды — «своих не бросаем» — не имеет, конечно, никакого отношения к поведению РФ по отношению к своим гражданам: на них, что затонувших на «Курске», что гниющих в окопах, что сидящих без света, — глубоко наплевать. Но своих, которые для режима на самом деле свои: спецслужбы, шпионы, наемные убийцы, — бросать, действительно, невозможно. Во-первых, если бросишь этого, то где найдешь другого исполнителя? Люди должны быть уверены, что при провале их выручат. А во-вторых, это вопрос престижа: спецслужбы не будут тебя уважать, если ты не бьешься за своих. Но ведь опираешься ты на них и только на них, никакой другой опоры у тебя нет. Их преданность и поддержка нужна каждый день, но не исключено, что завтра она будет еще более необходима, чем сегодня.

С Красиковым для Путина это было особенно остро. Пошли слухи об их давнем знакомстве, еще с девяностых. То есть оставить Красикова Германии значило еще и старого товарища предать — а это многочисленным ФСБ не понравится. Хотя не исключена и чистая прагматика: может, Красиков знал много, но пока молчал. Он ведь интересная фигура: будучи офицером ФСБ, дважды был в розыске в связи с убийствами российских граждан на российской же территории. То ли он подрабатывал уголовником в свободное от службы время, то ли уголовка была неотъемлемой частью его профессиональных обязанностей. Так что у Путина были все основания приехать и обнять его во Внуково: это вам не возвращенные в Россию пленные и не жители какого-нибудь затопленного Орска. На них плевать, а это боевой товарищ.

Путинская Россия ведет войну против мировой цивилизации, Красиков — солдат этой войны. Войну наша страна ведет сразу на нескольких фронтах. На украинском — там уже сотни тысяч жертв, разрушенные города, миллионы беженцев. На европейском и американском, поддерживая профашистские партии и крайне правых или крайне левых политиков. И на внутреннем, подавляя всё живое, загоняя Россию во времена Орды и Ивана Грозного.

Состоявшийся обмен говорит о том, что Запад хотя бы иногда это понимает. Включив или согласившись включить в список наших, не имеющих никакого формального отношения к их странам, западные лидеры проявили понимание целостности идущей войны, того, что на московских улицах или под Донецком люди сражаются с тем же самым врагом. Они признали наших политзаключенных военнопленными на этой войне — войне, которая ведется против Запада и всего мира.

Во-первых, спасибо им за это. А во-вторых, это понимание дает шанс на свободу для наших заключенных. Надо добиваться того — и здесь голос освобожденных сейчас будет очень важен — чтобы любые договоренности с Путиным включали в себя амнистию для политзаключенных и отмену репрессивного законодательства. Путин же хочет договоренностей, ему нужна передышка! Пусть он подаст это как свое милосердие и стремление к восстановлению единства страны, пусть он получит от этого свою выгоду — главное, чтобы это случилось. Но только мы можем убедить Запад, что это вопрос не только гуманизма, но и безопасности Европы и Америки.

Есть еще одна возможность для продолжения процесса обмена — включение в него Украины. У них есть наши шпионы и диверсанты, у них есть промосковские политики, совершившие реальные преступления и находящиеся в тюрьме. И они могли бы быть обменены на наших политзаключенных. Понятно, что президенту Зеленскому крайне трудно пойти на это: значительная часть украинского общества ненавидит нас всех, не делая различий между Путиным и его пленниками, да и захваченных нашей армией солдат надо вызволять. Но ведь большинство сидящих сейчас сидят именно за поддержку Украины, за антивоенную позицию. США и Германия уже признали их своими союзниками. Если и руководство Украины решится пойти в этом направлении, это не только спасет жизни самоотверженным и смелым людям, не только, как я думаю, повысит уважение к Украине в мире (хотя, конечно, украинцам виднее), но и поможет, когда путинский режим уйдет в небытие, восстанавливать нормальные отношения между Украиной и Россией или теми государствами, которые образуются на ее территории. Мы же останемся соседями, от географии никуда не денешься.

Ну, а наша внутренняя борьба уже давно идет не между левыми и правыми, не между сторонниками той или иной экономической политики. Она идет между ворюгами и кровопийцами, с одной стороны, и нормальными людьми, с другой. И мне лично уже давно не важно, какую идеологию исповедует политик, — мне важно, какой он человек, можно ли ему верить.

Я послушал выступления трех из освобожденных. Я верю каждому из них!