Сервис, который пытаются продать российским подросткам люди, озабоченные их развитием и “конкурентоспособностью”, полностью называется так: «Национальная киберфизическая платформа “Берлога”». То есть созданная для внутреннего пользования и продаваемая на RuStore (пиратский аналог IStore, типа кроссовок Abibas в 1990-е гг.) образовательно-развлекательная машина, нацеленная на интеграцию искусственного интеллекта и физических систем. Новый мир, где нет жесткой границы между живым организмом и технологией. Воплощенная утопия.

Пишут, что Берлога — это «материнская планета для цивилизации медведей». Авторы этого креатива сыграли на созвучии слов «планета» и «плата», которая бывает «материнской». Они не учли, что в астрономии «материнской» называется звезда, вокруг которой вращаются планеты.

Сейчас на Берлоге 2124 год, а вот эра освоения космоса началась, как на Земле, в 1961 году, когда в свой первый полет отправился Юрий Чайкин. Да-да, не Медведев (как можно!), не Мёдов и не Сотский. Здесь не место аллюзиям, от которых один шаг до зубоскальства. Священную историю СССР переписать нельзя, можно только довести ее до абсурда. Благодаря медведю по фамилии Чайкин и героическим продолжателям его дела были открыты различные другие планеты, например, Умарталык, что в переводе с татарского и башкирского значит «пасека». Это объясняется тем, что один из партнеров проекта — Республика Башкортостан. Кто же не знает в России башкирского меда!

Пасечники и место их работы — это вообще одна из «скреп» медвежьей цивилизации. В играх, которые загружаются из RuStore, нужно защищать пасеку как место, где чтут вековые традиции и развивают промыслы. Поэтому, конечно, пасеку хотят захватить враги. Вы скачиваете игру, выбираете себе медведя в камуфляже или доспехах в виде пчелиных сот и защищаете пасеку. Можно также скачать версию игры под названием «Академия» и выучиться на механика, инженера или врача. Все это побочные виды деятельности, нужные постоянно воюющему государству. Следует всегда защищать свою пасеку, даже если она, как Мариуполь, временно оказалась на чужой территории.

Чтобы не было никаких иллюзий: пасечник — в первую очередь солдат. Выглядит он именно так, во всяком случае. Не так уж важно, означает ли мед особое национальное сокровище, наследие или просто башкирское лобби. Защищать нефть и газ было бы чересчур эксплицитно, а мед — это, по слову классика, очень уж странный предмет: он если есть, то его сразу нет. Так что приходится воспитывать солдат, а остальные активы использовать в зависимости от запросов базовой индустрии и тех, кто ее обслуживает. То есть военных и сопутствующего персонала.

А еще в системе «Берлоги» есть место альтернативному прошлому, которое призвано открыть глаза на то, что пришлось пережить России в конце XX века, когда, по слову другого, все еще здравствующего классика, случилась «крупнейшая геополитическая катастрофа». У медведей было похоже: перестройка, «борьба укладов», «большая война» — не та, что шла в реальности, а та, что позволила некоторым мишкам забрать столько меда, сколько они хотели. Далее — шедевр аллегории: «Многие тогда впали в состояние Зажировки, но благодаря работе конструктора Сергея Воеводина и других научных групп медведи смогли шагнуть в космос».

Здесь, в самом деле, прекрасны и тело, и душа, и мысли. Сумело ли выйти из состояния Зажировки медвежье альтер эго Романа Абрамовича, у которого, по логике «Берлоги», должна была появиться русская фамилия? Является ли Сергей Королев основным прототипом дерзкого Воеводина или снова не обошлось без Путина, который вывел Россию из состояния Зажировки? Какие, наконец, научные группы помогли Воеводину — Роснефть, Росатом, Росгвардия? Впрочем, эти вопросы вряд ли волнуют истинных патриотов, на которых рассчитана франшиза «Берлоги». В творческом конкурсе победят лучшие, кому удастся сочинить, как мир будет развиваться дальше.

Все это могло бы показаться примером жестокого сарказма за государственный счет. Но нет. Даже если участники проекта катались по полу, сочиняя про Зажировку, в целом Агентство стратегических инициатив и тем более все прочие обитатели Белого дома на Новом Арбате в Москве сохраняют предельную серьезность. Медведь, если хотите, — исторический символ российской власти. Медведи — наше богатство, наш символ, наша гордость. На это осваивается бюджет и придумывается суверенная вселенная. Конечно, скопированная с недружественных аналогов. Но теперь так даже лучше: можно взять и сказать, что придумал сам, и тебе ничего не будет. Совсем наоборот.

Суверенитет здесь — ключевое понятие. Язык всей игровой платформы — это предельно упрощенная версия суверенного, или «скрепного», технократического сленга. Эпоха его формирования — 1990-е годы, когда политтехнолог Петр Щедровицкий и его команда сделали рыночный продукт из так называмой «системо-мысле-деятельностной методологии», разработанной его отцом — советским логиком и философом Георгием Щедровицким. Люди практической постсоветской закваски превратили «птичий язык» академического старшего поколения в сектантский код, который быстро распространили с помощью «тренингов» и «систем обучения» среди российского чиновничества.

Удобство этого суверенного языка — в его универсальности. С его помощью можно описать что угодно. Причем закрытость, непонятность и в итоге полная бесполезность этого описания обнаруживают его радикальную объяснительную силу. Вызывающе бессмысленное, ни к чему, кроме самого себя, не апеллирующее знание становится атрибутом избранности.

В течение 2000-х годов пустая болтовня «практикумов по методологии» легко заменила столь же скучную и косноязычную абракадабру, которую обучали гнать на собраниях партактива эпохи застоя. Эти кампании разбавлялись мантрами о величии советской фундаментальной науки и необходимости ее возрождения. Наряду с духовностью, за которую и сегодня отвечает ранее просто служилое, а теперь открыто силовое православие.

Лучше всего итоги развития такого языка показал Владимир Сорокин в провидческой повести «День опричника» (2006) и ее продолжениях вплоть до романа «Манарага» (2017). Сорокин предъявил публике антиутопию в ее радикально-пародийном варианте, но реальность, как легко убедиться, в чем-то даже превзошла фирменное безумие классика московского концептуализма. Сорокин зафиксировал глубоко парадоксальный характер постсоветского сознания. Оно обращено к прошлому, но пытается прыгнуть в будущее, обставив по технологическому развитию самых передовых конкурентов. Оно рушит все вокруг себя и утверждает, что ему принадлежат лучшее мировое наследие. Славит науку и разделяет самые дремучие предрассудки.

И сделать с этим пока ничего нельзя. «Берлога» летит в космосе в окружении других планет медвежьей цивилизации, нарисованной в стилистике, смахивающей на сериал «Барбоскины». Фантастика не случайно была одним из любимых жанров советских людей. Она позволяла бесконфликтно уйти, спрятаться от мира, в котором приходится жить. И не просто спрятаться, ненавидя себя за трусость, но кичась тем, что мечтаешь о будущем и приближаешь его. Даже когда на следующем витке вырождения советской утопии тебя обманывают уже открыто, не пытаясь придумать убедительную легенду. В ситуации дефицита идей всегда нужно устраивать конкурс «Алло, мы ищем таланты!». А то с Зажировкой, как известно, шутки плохи.