Если Лукашенко амнистирует тяжелобольных политзаключенных, это станет сенсацией, потому что за все его 30 лет у власти к политическим узникам амнистия не применялась. Лукашенко мог помиловать кого-то из политзаключенных, написавших прошение, как журналиста белорусской службы «Радио Свобода» («Радыё Свабода») Олега Груздиловича. Мог вышвырнуть прямо из СИЗО за границу, как активисток Союза поляков Ирену Бернацкую, Марию Тишковскую и Анну Панишеву. Мог освободить граждан других государств в результате переговоров, как обладательницу швейцарского паспорта Наталью Херше. Мог обменять по просьбе Путина, как пятерых осужденных в Беларуси украинцев, которые смогли вернуться домой в рамках обмена военнопленными с Россией. Но чтобы добровольно, вне торга, освободить по амнистии — такого в Беларуси не было.

Тем не менее 2 июля, накануне Дня независимости — государственного праздника, самим Лукашенко и установленного (белорусы празднуют День независимости 27 июля, в день принятия Декларации о суверенитете), — он заявил, что на днях некоторые политзаключенные могут выйти на свободу: «Не удивляйтесь, если через несколько дней на свободу выйдут очень тяжело больные (как о них пишут) наши, которые не успели сбежать и находятся в местах не столь отдаленных, которые ломали, крушили страну в 2020 году.

«Человеческий подход» уже привел к смертям политзаключенных Игоря Ледника, Витольда Ашурка, Алеся Пушкина, Николая Климовича, Вадима Храсько, Александра Кулинича. Ледник и Климович были инвалидами — оба по сердечному заболеванию. Ледника посадили за статью в партийном журнале социал-демократов, Климовича — за смайлик в соцсетях. Фактически это были смертные приговоры для обоих. Так и оказалось. Ашурок умер от остановки сердца, Пушкин — от прободной язвы, Храсько — от пневмонии, Кулинич — от ишемической болезни сердца. А жизнь других политзаключенных находится под угрозой, и больше всего на свете хотелось бы, чтобы Лукашенко не соврал на этот раз и выпустил хотя бы больных.

У 67-летнего Григория Костусева, приговоренного к десяти годам лишения свободы по «делу заговорщиков», онкологическое заболевание. В ноябре прошлого года его перевели в ПКТ (помещение камерного типа), а в январе — на тюремный режим. Сейчас он в гродненской тюрьме. В апреле Костусеву, как рассказал правозащитникам его зять Дмитрий Антончик, сделали операцию и вывели катетер из мочевого пузыря, причем после операции сразу вернули в камеру. А в феврале Костусев написал жене: «Через шесть лет будет 50 лет нашей совместной жизни. Я раньше всё думал об этой дате. Хотел бы собрать кучу гостей и отметить с размахом. Но сейчас, к сожалению, взгляды стали более пессимистичными. Оптимизма стало меньше, ведь прожить еще шесть лет выглядит сложной задачей».

У 29-летнего Павла Кучинского, приговоренного к четырем с половиной годам лишения свободы, рак четвертой стадии — лимфома Ходжкина. Диагноз ему поставили в 2021 году, а меньше чем через год задержали и осудили — за «оскорбление президента», «оскорбление представителя власти», «оскорбление судьи». В общем, за комментарии. Он, инвалид первой группы, находится в тюремной больнице в Колядичах, где проходит химиотерапию. Известно, что политзаключенный пытался написать прошение о помиловании, и для этого его даже на несколько дней перевели в колонию (из больницы прошения не пишутся — только через администрацию колонии, это еще одна особенность «человеческого подхода», о котором говорит Лукашенко), но перед этапированием назад в больницу прошение вернули.

Сорокалетняя Ксения Луцкина когда-то работала на государственном телевидении. В августе 2020 года она присоединилась к забастовке и уволилась. Вместе с другими бывшими сотрудниками Белтелерадиокомпании Ксения собиралась создать альтернативное телевидение на YouTube. В декабре 2020 года ее задержали и приговорили к восьми годам лишения свободы по статье «заговор с целью захвата власти» (к слову, та же статья у Григория Костусева). У Ксении Луцкиной опухоль мозга.

33-летний музыкант Евгений Бурло, участник группы «Тор-бэнд», написавшей один из главных белорусских протестных хитов «Мы не народец!». Всю группу задержали в октябре 2022 года. Музыкантов судили по экстремистским статьям и приговорили к срокам от семи с половиной до девяти лет лишения свободы. Бурло получил восемь лет. В зале суда он был на костылях: еще до задержания Евгений перенес онкологическое заболевание, у него некроз тазобедренных суставов. Судья разрешил ему не вставать во время оглашения приговора. Как он передвигается в колонии № 3 — неизвестно.

42-летний активист «Европейской Беларуси» Андрей Войнич, приговоренный к семи годам лишения свободы за «массовые беспорядки», еще до задержания каждый месяц посещал трансплантолога: он нуждается в пересадке печени. «Андрей смертельно болен, — рассказывала его мама журналистам в 2022 году. — У него цирроз печени после вирусного гепатита, сахарный диабет, опухоль, удален желчный пузырь, а также множество связанных с этим осложнений. Он нуждается в срочной пересадке печени, до ареста каждый месяц посещал трансплантолога. Как только Андрея этапировали в ИК-15, больше месяца от него не было ни писем, ни звонков. Как оказалось, моего сына два раза держали в ШИЗО».

У 62-летней Аллы Зуевой, приговоренной к двум с половиной годам лишения свободы за комментарии в Телеграм, лейкоз. У 64-летнего краеведа из Барановичей Владимира Гундаря, осужденного по «делу Автуховича» на 20 лет лишения свободы, нет ноги, он инвалид. У еще одной «подельницы» Автуховича, 62-летней Галины Дербыш, тоже приговоренной к 20 годам лишения свободы, онкологическое заболевание и инвалидность. У лидера независимого профсоюза РЭП (работников радиоэлектронной промышленности), 74-летнего Василия Береснева, приговоренного по экстремистским статьям к девяти годам лишения свободы, — одна почка. Вторую удалили из-за онкологического заболевания. 70-летний католический священник Генрих Околотович, арестованный прошлой осенью и сидящий в СИЗО КГБ по обвинению в измене государству, перенес инфаркт и страдает онкологическим заболеванием.

Это только те, чьи диагнозы известны правозащитникам и чьи родственники не боятся говорить. Сколько еще в белорусских тюрьмах тех, чья жизнь под угрозой, точно сказать не может никто. Впрочем, Лукашенко это наверняка знает — и точные цифры, и диагнозы, и прогнозы. Сейчас все замерли и ждут: кто же выйдет? Хорошо бы, если бы все. Или хотя бы те, для кого каждый день может стать последним.

Кстати, сразу после выступления Лукашенко министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский заявил, что допускает полное закрытие границ с Беларусью для любых грузов, если не прекратится поток нелегальных мигрантов и не будет освобожден журналист Gazety Wyborczej Анджей Почобут. Это очень четкий и недвусмысленный сигнал. Анджей Почобут уже больше трех лет за решеткой: он был арестован в марте 2021 года и приговорен за «разжигание вражды» к восьми годам лишения свободы. В марте прошлого года Лукашенко уже отвечал на предложение польской стороны выпустить Почобута в обмен на возобновление работы пограничного пункта Бобровники:

Но потом у Почобута начались проблемы с давлением и срывы сердечного ритма. Так что у Лукашенко есть возможность выйти из ситуации вполне изящно: не на угрозы Польши поддался, а освободил больного журналиста среди прочих. Пусть хотя бы так и будет.

Конечно, Лукашенко много лет подряд бросался фразами вроде «да пусть эти змагары («змагар» — борец по-белорусски, Лукашенко использует это слово исключительно с уничижительной интонацией применительно к оппонентам и активистам. — Прим. ред.) садятся в самолет и валят отсюда, никому они в тюрьмах не нужны, дорога свободна». Но это всегда оставалось просто словами, на которые в конце концов белорусы перестали обращать внимание. Почему именно сейчас его слова имеют шанс воплотиться в реальность? Да просто потому, что они впервые прозвучали с некоторой конкретностью: «тяжелобольные, в основном с раковыми заболеваниями». Именно это дает надежду на то, что кто-то из тех политзаключенных, о которых написано выше, выйдет на свободу и выживет. Потому что в тюрьме у них шансов нет.