«‼️РАКЕТНАЯ ОПАСНОСТЬ‼️
‼️ВСЕМ В УКРЫТИЕ‼️»
Утром 18 мая белгородский канал, где военные предупреждают об обстрелах, пестрит восклицательными знаками и сообщениями: идет обстрел. Он уже шел ночью, как и вчера днем, как и за день до этого. Как и все последние несколько месяцев, лишь с небольшими перерывами.
В марте у белгородцев еще была надежда: вдруг правда украинцы хотят выборы сорвать? Вот выборы пройдут, вдруг всё затихнет? Не затихло.
После начала наступления на Харьковскую область всякая надежда пропала.
Объявляя ракетную опасность, военные предупреждают только об обстрелах с территории Украины: они фиксируют выпущенные оттуда ракеты и успевают предупредить. Но есть и то, о чём предупредить они никак не могут: «потери» российских авиабомб и прилеты с российской стороны.
Впервые в Белгороде такое случилось в апреле 2023 года: тогда снаряд упал на перекресток в спальном районе Белгорода; «нештатный сход» подтвердили и в Минобороны. Больше таких подтверждений Минобороны себе не позволяет: бомбы стали падать на территорию Белгородской области почти ежедневно. Так недавно прилетело в жилые дома на окраине города. А 12 мая в результате взрыва обвалился целый подъезд дома по улице Щорса, 55А. А позже, во время разбора завалов обвалились и остатки крыши.
В подъезде было 40 квартир. Погибли 17 человек.
Свидетели говорят, что прилетело именно с российской стороны, хотя по официальной версии это был фрагмент сбитой украинской «Точки-У».
Щорса, 55А — десятиэтажная «панелька» на самой окраине города, спальный район «Харьковской горы» (южной части города, которая расположена ближе к границе с Украиной, — отсюда и название). За домом начинаются гаражи, потом поле и частный сектор.
Как позже заявили власти, они даже не планируют сносить дом — его собираются восстановить. Кто-то видит в этом цинизм, но вообще это хорошая новость: жилье восстанавливают далеко не всем.
В день трагедии на место обрушения многоэтажки приехал даже губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков и много гражданских волонтеров. В соцсетях главы региона появились видео, как он с другими людьми расчищает завалы. Толкает машину, заваленную обломками дома. На кадрах с места видно, как спасатели кричат: «Нас кто-нибудь слышит?» Снизу, из-под обломков стен, мебели, чьих-то вещей, спасателям отвечают ответным криком. Это происходит за несколько минут до обрушения еще сохранившихся части крыши, спасатели предупреждают об этом людей, отгоняют волонтеров.
Выживших жильцов разрушенных квартир на время восстановления дома поселят в «пункт временного размещения». Обычно это либо палаточные городки, либо муниципальные гостиницы. Те, кто могут себе это позволить, снимут жилье. Кто-то вовсе уедет из города.
Эвакуация местных жителей из разрушенного дома на улице Щорса в Белгороде, 12 мая 2024 года. Фото: Вячеслав Гладков / Telegram
Чаще всего едут к родственникам в другие города, иногда просто перебираются в населенные пункты подальше от границы, чтобы можно было хоть иногда возвращаться домой. Немногие пытаются начать новую жизнь в Москве или Питере, и лишь единицы могут позволить себе уехать из России. У большинства на это просто нет денег. А жители соседних городов не очень охотно сдают жилье беженцам из Белгорода: понимают, что их финансовая стабильность давно разбита ударами украинской и российской артиллерии.
Конечно, белгородцам страшно уезжать в никуда.
«Есть знакомые, которые уехали. Мы тоже еще 15 мая собирались, после прилета на улицу Славянскую, но пока отложили. Надеемся на лучшее, уезжать не хочется», — рассказывает жительница города Александра. Она живет в квартале от дома по Щорса, 55а. Вспоминая тот день, Саша буднично замечает: после обстрела начали писать и звонить родственники, друзья, узнавать, живы ли и всё ли в порядке.
Переклички после обстрела стали уже буднями, и разве что приезжий может удивиться обыденному сообщению в чате: «Все живы?»
В большие городские группы после очередного прилета иногда кидают более масштабный клич: «Знает ли кто-нибудь судьбу такого-то человека?» Информацию получается найти не всегда, а в списке погибших мирных жителей, который ведет местное СМИ «Фонарь», много прочерков: фамилия и имя неизвестны, возраст тоже.
В списке уже 180 фамилий или прочерков. Вот несколько историй о погибших только за последнюю неделю.
12 мая. Сложившаяся от взрыва многоэтажка.
Кате Сульженко было 17 лет, училась на медика в БелГУ. Я нахожу ее профиль во «Вконтакте». Яркие красные волосы, фото с манекеном анатомии человека, подписка на паблик игрового блогера с украинским флагом на аватарке. А еще отметка «Была в сети неделю назад» и соболезнования в комментариях к последней фотке в августе 2023 — сразу узнаю локацию, местный парк.
Поддержать независимую журналистику
В понедельник, 13 мая, Катя должна была выпустить пост про книги, он был уже готов — стоял на автопубликации. «"180 секунд", Джессика Парк. Это произведение рассказывает не только о любви, но и о том, как можно преодолевать трудные жизненные ситуации; даже если потерял веру в будущее, никогда нельзя сдаваться», — гласит описание одной из рекомендованных Катей книг. До дня, когда должна была состояться публикация поста, девушка не дожила: погибла под руинами своего дома, уничтоженного войной. Слова о потерянной вере в будущее звучат пугающе пророчески после гибели студентки.
В друзьях во «Вконтакте» у Кати ее мама, Юлия Сульженко. Ее тоже больше нет. Она была психологом в школе №49, потом перешла в пригородную школу и стала заместителем директора. Страница в соцсетях у нее закрыта, видно только последнее время в сети и три общих со мной друга. Город небольшой, 300 тысяч жителей, неудивительно, что мы были знакомы через рукопожатие.
Еще одна погибшая — невролог из городской больницы №2 Наталья Ермолова. У нее в подписках — фитнес, мемы, новости, шоу-бизнес. И всё то же режущее: «Была в сети неделю назад».
Сотрудники коммунальных служб разбирают завалы возле поврежденного многоэтажного жилого дома в Белгороде, 13 мая 2024 года. Фото: Антон Вергун / Спутник / Imago Images / Scanpix / LETA
Кирилл Проценко, 12 лет. Семья пыталась уехать в соседний с Белгородом Воронеж, где хотя бы не стреляют. Вернулись домой забрать вещи — и тут их застал взрыв, дом сложился. Погибла вся семья — сын и родители: мама Марина и отец Владимир.
А дальше опять в списке погибших прочерки — неизвестны данные.
Множество моих знакомых уехали из Белгорода. Остались единицы, их поведение заметно изменилось. Белгородка Анастасия рассказывает, что «люди начали куда более ответственно подходить ко всем ракетным опасностям, звукам взрывов». Говорит, даже
на улице видно, что люди, как только им приходят уведомления на телефон, сразу бегут в укрытие. Уведомления в телеграм приходят на пару минут раньше, чем завоет сирена воздушной тревоги.
Пребывая в бесконечном стрессе, белгородцы копят и обиду. Если жителям оккупированных территорий власти выдавали жилищные сертификаты, то белгородцам они не положены. Жителям приграничья тоже не всем положено, хотя многие приграничные села уничтожены полностью. Почему так — никто белгородцам не объясняет.
На кадрах из разрушенных поселков сгоревшие дома, торчащие из асфальта снаряды, руины выглядят ровно так же, как и по ту сторону границы.
Местный житель у импровизированного мемориала возле поврежденного многоэтажного жилого дома в Белгороде, 15 мая 2024 года. Фото: Павел Колядин / Спутник / Imago Images / Scanpix / LETA
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».