Есть два подхода в международной политике. Условно говоря, правый и левый. То, что называется Realpolitik, и то, что называется глобализм. Разумеется, они не существуют в чистом виде. Но для простоты описания мы здесь будем говорить об идеальных моделях.

Realpolitik предполагает, как в XIX веке, дарвиновскую борьбу. Среди стран выживают сильнейшие. Для Realpolitik нет правых и неправых, есть сильные и слабые.

Если бы восторжествовала Realpolitik, то никакой Украины уже бы не было. Украина, при всём героизме ее сопротивления, давно бы истощила силы и была бы разделена между, к примеру, Россией, Венгрией и Польшей.

Точно так же в рамках Realpolitik не было бы никакого сектора Газа. Было бы так: Израиль выиграл бы войну и получил бы контроль над территорией. Всё.

Напротив, глобализм и партия всего хорошего против всего плохого полагают, что в войне есть орки и эльфы, агрессор и жертва, те, кто полностью неправы и полностью правы. Полутонов нет. Есть хорошая сторона, и есть плохая сторона. Плохую надо осудить. Хорошей надо помогать.

Это очень приятный подход для кино. Он дает возможность почувствовать себя персонажем Толкиена, сражающимся против абсолютного зла. Арагорном против Мордора. Дьявол кроется в деталях.

Во-первых, иногда оказывается, что стороны абсолютного зла и абсолютного добра как-то… гм, несколько странно выбраны.

Например, в этой логике оказывается, что после 7 октября 2023 года Израиль — это оккупанты и колонизаторы, а палестинцы — это жертвы. И всё, что сделали жертвы, жертвам позволено.

В рамках этого беззаветного осуждения агрессора мы даже видели знатных тикток- и инстаграм-борцов за равноправие, которые рукоплещут ракетным ударам Исламской республики Иран по Израилю.

Может показаться, что стороны «правильная» и «неправильная» выбираются произвольно, но на самом деле в выборе есть четкая закономерность. Виноватым неизменно оказывается тот, кто сильней. А жертвой всегда объявляется тот, кто слабей. Очень часто так оно и бывает, например, в случае, когда Россия напала на Украину. Но в случае Израиля и ХАМАС ситуация противоположная. ХАМАС напал на Израиль, хотя он слабей. И сделал он это ровно потому, что был убежден: после ответного удара он всегда сможет на тех или иных условиях добиться перемирия. Он ведь слабый! А значит — жертва. А значит — прав.

Кроме того, оказывается, что в рамках этой логики агрессору достаточно провозгласить себя жертвой, и получается, что он прав. А это агрессоры хорошо умеют. Гитлер провозглашал себя жертвой сионистского заговора. Усама бен Ладен провозглашал себя жертвой. Путин провозглашает Россию жертвой. И так далее.

Кроме того, оказывается, что в рамках этой логики жертва считает, что ей всё позволено. Она же жертва. В результате та слабейшая страна, на которую напали, начинает вести себя не так, чтобы минимизировать ущерб, а так, чтобы максимизировать международное сочувствие. А это не всегда одно и то же.

Он означает, что статус жертвы и пострадавшей останется за соответствующей стороной на десятилетия, если не на века. Что будут образованы многочисленные комитеты и комиссии, помогающие жертве. Что будут созываться бесконечные конференции для разрешения конфликта. Что начнется «мирный процесс» и нескончаемые ряды гуманистов и бюрократов будут помогать жертве справляться с последствиями и преодолевать препятствия.

И, право слово, часто даже самый страшный исход лучше этой фальшивой доброты.

Возьмем, например, Судеты, Восточную Пруссию, Галицию и Волынь. Всю широкую полосу земель Восточной Европы, которую Тимоти Снайдер назвал Bloodlands и которая по воле Сталина после Второй мировой стала ареной гигантской этнической чистки. 16 млн немцев были выселены из мест, где они жили сотни лет (по крайней мере два миллиона из них погибло). Сотни тысяч поляков были выселены из Волыни и Восточной Галиции, сотни тысяч украинцев были выселены из Западной Галиции.

Вот только представьте себе, что все эти 16 млн немцев признаны беженцами, имеющими неотъемлемое право на земли, с которых их изгнали. Что они передают это право по наследству. Что в качестве наследственных беженцев они получают пособия, носят на шее ключик от брошенного отеческого дома и, вместо того чтобы раствориться в населении Германии, провозглашают себя нацией судетцев и силезцев.

16 млн в 1946 году. 30 млн через поколение. И так далее. Их гипотетическое население к нашему времени превысило бы текущее население Германии, потому что работать невыгодно, а выгодно получать пособия. Представляете, как выглядела бы Европа сейчас, со всеми этими нациями силезцев, судетцев, волынцев и галичан? Представляете, какого бы размера была бы проблема? И она была бы нерешаемой вообще.

А как ее решить? Они пострадавшие. Их выгнали с родных земель. Они — жертвы агрессора. Агентство помощи судетским беженцам имеет штат в 100 тысяч человек и бюджет в 1 трлн долларов. Это больше, чем многие страны. Такие деньги заставляют с собой считаться. Особенно если те, кто осваивает их, — на стороне добра.

Ближний Восток стал ареной нескончаемого «мирного процесса» именно благодаря международной бюрократии, левым и глобалистам. Если бы дело было в XIX веке, то «мирный процесс» бы давно закончился и начался бы мир.

Мир, в котором правый проигрывает, потому что он слаб, — это не очень хороший мир, что уж тут скрывать. В этом мире человечество жило тысячи лет. Но вот последние несколько десятилетий мы живем в мире, в котором сильным не дают выиграть, а слабым не дают проиграть.

И это тоже получается так себе.