I

О чем говорят документы ФСБ? (спойлер — ни о чем)

ФСБ «опубликовала» документы по Катыни с апломбом: дескать, секретные материалы впервые увидели свет. Ничего уникального в этих материалах нет, поскольку, судя по содержанию и времени создания, все они относятся к комиссии Бурденко и сопутствовавшей ей работе. А цель там ясна — доказать вину нацистов.

Назвать это «публикацией» не поворачивается язык. Перед нами выборочные сканы неких документов, в то время как историки изучают исключительно комплексы источников. Где архивные номера? Из каких дел взяты документы, что лежало рядом с ними? Публикаторы молчат. Когда и как были созданы конкретные комплексы источников, по какому принципу они попали в архив — без ответа на эти вопросы ценность сканов в интернете нулевая. Научный подход требует от публикатора вставить источники в контекст уже известных источников и историографии. Размахивать этими документами от ФСБ может лишь тот, кто отказывается понимать смысл работы историка и стремится ее обесценить.

Однако давайте посмотрим, что же за документы представили нам.

Согласно ТАСС, документы были рассекречены УФСБ по Смоленской области и переданы в Государственный архив новейшей истории Смоленской области, сайт которого молчит об этом. Публикацией занялись журналисты, что является грубым нарушением научной этики.

В первой статье в ТАСС от 11 апреля журналисты признают, что речь идет о протоколах допросов военнопленных, различным образом якобы причастных к организации немецкого расследования. Здесь можно вспомнить о том, как щепетильно советские следственные органы относились к Катыни: то фальсифицировали документы немецкого бургомистра Смоленска Меньшагина, то выискивали связи между Катынью и ситуацией в лагерях смерти Майданек и Треблинка.

Теперь требуется специально доказывать минимум две вещи: почему зависимые от НКВД военнопленные не пытались угодить советским следователям, а говорили правду, и почему мы должны доверять именно этим документам из комиссии Бурденко?

Что за сканы представлены в этой первой статье ТАСС? Не относящаяся к делу справка о поимках коллаборационистов органами СМЕРШ; сканы первых страниц допросов поляков Болеслава Смекталы и Э. Потканского, первая страница некоей справки-вывода из показаний Потканского, а также первая страница спецсообщения (непонятно кем, где и когда составленного), из которого явствует, что СМЕРШ очень интересовался профессором Оршошем, который якобы был причастен к проведению немецкого расследования. Словом, ничего по существу вопроса.

Журналист ТАСС более подробно цитирует показания Потканского, который служил у немцев в рабочем батальоне в Смоленской области летом 1943 года. Из них явствует лишь то, что немцы намеренно показывали рабочим-полякам могилы соотечественников, а сам свидетель обратил внимание на якобы слишком хорошо сохранившиеся личные вещи. То есть участником потенциальных немецких расстрелов или расследования он не был. Другой военнопленный Ковальский свидетельствует, что «по большинству трупов расстрелянных [было] видно, что это совсем недавние жертвы». То есть человеку показалось, что трупы выглядят не так.

Утром 12 апреля ТАСС опубликовало следующую новость, где рассказывалось о том, что нацисты в апреле 1943 года сопровождали открытие катынских могил пропагандистской кампанией. Право, это общеизвестный факт даже для «Википедии».

То есть неожиданно в публикацию попал либо слух, либо одна из первых версий, отрабатывавшаяся советскими следователями и отброшенная ввиду очевидной нелепости.

Спустя пару часов ТАСС подсветил еще один документ: показания военнопленного обер-ефрейтора Вальтера Эбера, который якобы в начале января 1942 года перевозил пленных польских офицеров из лагеря под Минском в лес под Смоленск, где их и расстреливали. Перед нами пересказ и даже не перевод показаний. Более того, текст документа сообщает, что Эбер пришел к выводу, будто «перевезенные из-под Минска польские офицеры» (в январе 1942 года) и «убитые польские офицеры в Катынском лесу» (там он побывал в мае 1943 года) — это одни и те же люди «из разговора немецких солдат». Что же это за немецкие солдаты, которые полтора года находились в одном месте? Что за польские военнопленные были под Минском? Что конкретно говорил Эбер и что добавили в его слова переводчики/следователи?

Также журналист приводит цитату из неопубликованного скана: «Во время осмотра трупов [в Катынском лесу] я увидел таких польских солдат, которых мы возили». Удивительная память!

Днем ТАСС «опубликовал» показания военнопленного обер-ефрейтора Людвига Шнейдера, вернее, несколько страниц из них, оставив лишь то, что он в молодости учился на химическом факультете, а в 1943 году участвовал в работе немецкой комиссии, свидетельствуя, что не все международные участники соглашались с нацистскими выводами. Собственно, странно ожидать, что нацисты действительно всесторонне рассматривали все детали, а представители оккупированных стран хотели им помогать. Но какое это имеет отношение к существу вопроса? Где документы, доказывающие, что расстреливали нацисты, а пленные поляки спокойно жили здесь до лета 1941 года?

Утром 13 апреля ТАСС выложил еще четыре страницы показаний Шнейдера, сделав акцент на том, что работу немецких следователей сопровождали офицеры гестапо (кто-то мог предположить иное развитие событий?). Примечательно, что на этих страницах военнопленный рассказывал о некоторых деталях работы комиссии, а также о требовании вести себя честно. Опубликованные фрагменты, собственно, ничего не говорят о том, как немцы фальсифицировали данные, — только о вещах, которые ему показались странными.

II

Правильно откомментировать!

«Тайные архивы спецслужб, хранящих историческую истину» — это лишь одна часть пропагандистской метафизики российской власти. Вторая — правильно подобранный интерпретатор из научной среды. Им неожиданно выступил научный директор Российского военно-исторического общества (РВИО), доктор исторических наук Михаил Мягков. Его комментарий ТАСС разбил на три части.

Сначала Мягков попытался уравнять Катынь и Бучу: дескать, в обоих случаях это была вражеская «провокация» против России. Здесь научный директор буквально повторял слова близких к РВИО катынских «отрицателей», которые аналогичные вещи говорили в апреле 2023 года для «РИА Новости».

Спустя несколько часов появился еще один комментарий, состоящий из трех логических частей.

Потом Мягков вспомнил, что никакого резона у Сталина убивать поляков весной 1940 года не было. И это, заметим, тоже давно дебатирующийся вопрос в науке о внутренней логике преступления. Содержание этих дебатов доктору наук, видимо, не известно. То есть два из трех тезисов вообще не имеют отношения к делу, но создают нужный манипулятору смысловой антураж.

И уже после этого Мягков зачем-то предположил, что немцы могли расстрелять поляков, которые работали на строительстве шоссе Москва — Минск. Но и этот аргумент давно разобран: в сохранившихся документах Вяземлага нет данных о том, что весной 1940 года, когда «расформировывали Катынь», здесь был некий приток заключенных. Весной 1941 года строителей этих магистралей вообще массово перебросили на укрепление военных объектов, а после немецкого вторжения летом 1941 года почти все оставшиеся узники были распущены.

Вечером 12 апреля ТАСС подготовил третий комментарий Мягкова, где тот высказывался однозначно (если верить пересказу журналиста): «Версия о том, что польских солдат и офицеров расстреливали в 1940 году в Катынском лесу по решению советских властей, не может быть однозначно принята в российском историческом сообществе». Правда, последующие «аргументы» вообще не имеют отношения к опубликованным ФСБ документам. Вероятно, научный директор РВИО их даже не читал.

Мягков утверждает: «Поляки были убиты из немецких пистолетов. А документов о том, что мы якобы закупали эти пистолеты где-то там в Германии, не существует». Но ведь документы-то как раз существуют: немецкие пистолеты даже были табельными в НКВД, а в 1939 году советская сторона захватила немало польского трофейного вооружения, в том числе немецкого производства.

Затем Мягков вспомнил еще об одном тезисе отрицателей: «Руки у расстрелянных польских офицеров были связаны бумажным шпагатом, который в СССР не производился и имел иностранное происхождение. Данные об этом были представлены <…> комиссией Николая Бурденко». Но не было такого аргумента у комиссии Бурденко, а «отрицатели» воспроизвели один из сопроводительных документов: одному из участников показалось, что расстрелянные были связаны немецким шпагатом, однако даже советские следователи с этим не согласились. Также Мягков вспомнил о якобы нетипичном расстреле и слишком хорошем состоянии тел, что тоже неоднократно разбиралось в специальных публикациях, в том числе под эгидой РВИО. К сожалению, научный директор оказался слабо знаком с научной продукцией своей же организации.

III

Краткая история отрицания

В 1990 году Советский Союз официально признал ответственность за катынский расстрел. В начале 2000-х годов в Катыни и Медном были созданы два государственных мемориала. В 2010 году Государственная дума приняла заявление, где также признавала ответственность советской стороны. Казалось бы, вопрос стоит закрыть.

Ситуация стала меняться в 2010-е годы по мере становления государственной политики памяти и выработки более жесткого и «патриотического» подхода к истории.

В 2012 году мемориалы в Катыни и Медном подчинили Государственному центральному музею современной истории, а вскоре его директором стала политический назначенец Ирина Великанова.

Вместе с шефом, министром культуры Владимиром Мединским, и РВИО к 2018 году она переделала катынский мемориал: добавился памятник советским жертвам сталинских репрессий (что правильно), около вагона-теплушки разместилась стендовая экспозиция о трагической судьбе советских военнопленных в польском плену (что не имеет отношения к мемориалу), а также появился павильон с выставкой о добрых польско-советских отношениях в XX веке (в содержании нет ничего криминального, но катынский мемориал не место для такой экспозиции). Главный месседж прост: Катынь — лишь незначительный эпизод в российско-польской истории, а вообще поляки и сами виноваты перед «нами».

С середины 2010-х годов началась интеграция «отрицателей» Катыни. Поначалу речь шла об отдельных мероприятиях в Медном и Смоленске. Участники — патриотическая общественность (например, НОД) и отдельные представители науки. Среди последних выделим докторов исторических наук, которые официальным статусом придают «отрицателям» блеск научности: Олег Назаров из журнала «Историк», Алексей Плотников из МГЛУ, а также Владимир Кикнадзе, в прошлом сотрудник Института военной истории Академии Генштаба, а сегодня замглавреда «Военно-исторического журнала» (издается Минобороны). К ним добавилась и Оксана Корнилова, которая долгое время работала в Катынском музее, была известным специалистом по Вяземлагу, а затем возглавила один из музеев РВИО в Смоленске. В качестве «иностранного специалиста» стал привлекаться американский публицист Гловер Ферр, чью книгу перевели на русский язык.

Уже в 2020 году РВИО взялось патронировать один из круглых столов «отрицателей» в Медном, где участниками были депутат Госдумы Алексей Чепа и Анатолий Вассерман, также депутат с 2021 года. В это же время упомянутые выше три доктора наук стали членами Научного совета РВИО. К продвижению «точки зрения» «отрицателей» стали подключаться и центральные СМИ: телеканал НТВ и «РИА Новости».

После начала полномасштабной агрессии против Украины в феврале 2022 года некоторые «отрицатели» Катыни призывали к сносу мемориала под Смоленском, поэтому РВИО дало откат по этой теме, заявляя, что мы не воюем с памятниками. Вероятно, эти силы были нужны на другом направлении. Так, в августе 2022 года в Минске прошел круглый стол со звучным названием «Отрицание геноцида советского народа нацистской Германией и панской Польшей как инструмент разрушения самосознания народов Союзного государства». Среди организаторов мы также видим РВИО, а среди участников — Кикнадзе и Корнилову, последняя выступила редактором сборника по итогам мероприятия. В резолюции круглого стола мы, помимо прочего, читаем пассаж: «“Куропаты” — “Катынь” — “Пакт Молотова — Риббентропа” — это элементы целенаправленной деятельности коллективного Запада при поддержке коллаборационистов сегодняшнего дня по разрушению СССР».

В «едином учебнике» Мединского — Торкунова для десятого класса тема получила обтекаемый вид: польские военнослужащие в нем называются не жертвами политических репрессий, а просто погребенными здесь; акцент сделан на том, что большинство польских пленных распустили, а некоторых перевели «в тюрьмы и лагеря». Завершается всё это тезисом, близким «отрицателям»: «Документы, опубликованные в начале 1990-х годов, указывают на то, что часть из них была расстреляна органами НКВД» (с. 287). О количестве убитых не говорится. В октябре 2023 года в мемориале в Медном появились бюсты Сталину, Дзержинскому и другим государственным лидерам того времени.

Спустя месяц в Госдуме прозвучала инициатива по отмене заявления 2010 года. В ответ председатель Госдумы Вячеслав Володин поручил создать специальную комиссию во главе с Петром Толстым для изучения этого вопроса. И уже в довесок к этому в апреле 2024 года научный директор РВИО кардинально поменял убеждения, публично поддержав катынских отрицателей.

IV

Катынь и Буча

Так зачем государству нужно отрицать Катынь?

Вероятно, изначально это было увлечением отдельных начальников или публичных политиков, которые пытались вызвать к себе симпатию у сталинистов. Затем, с конца 2010-х годов, — одним из механизмов провокации против либералов из «Мемориала» и поляков. Тема Катыни, безусловно, связана с «советской ностальгией»: в этой извращенной логике признание государственных преступлений является причиной развала СССР.

Однако предлагаем обратить внимание на два параллельных процесса: рост поддержки «катынского отрицания» и становление тезиса «о геноциде советского народа».

Последний стал продвигаться с 2020 года с тем, чтобы сказать россиянам: «Мы были и главными победителями нацизма, и главной жертвой». Под удар прежде всего попала та память о Холокосте (геноциде евреев), которая в течение десятилетий развивалась вокруг этой темы в зарубежной Европе, чтобы люди смогли осмыслить вопросы вины и ответственности граждан за преступления своих правительств, измерить меру сопричастности и молчаливого одобрения. В отличие от памяти о Холокосте в зарубежной Европе, память о сталинских преступлениях никогда не развивалась в России через разговор о преступниках. И тем более — о коллективной моральной ответственности советских граждан за то, что несколько миллионов их же сограждан были репрессированы. Естественно, тема Катыни вызывала особое раздражение: ведь перед своими можно и не извиняться, а вот перед другими, поляками, приходится.

Конечно, все эти игры в историю наносят непоправимый удар российской науке: зачем заниматься добросовестными исследованиями, если завтра придет начальник и расскажет, кто убивал в Катыни или какие геноциды существовали. Эти игры формируют конспирологическое мышление. Но их смысл не просто в борьбе против музеев, монументов и памяти. Задача иная: заставить россиян думать, что в истории — то есть «всегда» — российское государство было право, оно ничего плохого не совершало, а всё остальное — наветы и поклеп. В общем, эту мысль и выразил прямолинейно Мягков, когда сравнивал Катынь и Бучу.