Буквально на следующий день после теракта в «Крокусе» в телеграм-каналах начали появляться видео с жестокими издевательствами над задержанными. На кадрах видно, как одному мужчине отрезают ухо и заставляют его съесть, другого бьют током, присоединив провода к гениталиям. Все эти видео попали в Сеть не в результате утечек: их осознанно и намеренно публиковали телеграм-каналы, связанные с силовиками и ЧВК «Вагнер».
Сразу после этого о недопустимости пыток высказались правозащитники. «Одичание одних не дает индульгенцию на насилие всем остальным. Никакое, даже самое страшное преступление не может оправдать пытки. В первую очередь это относится к правоохранительным органам, которые должны стоять на страже закона», — заявили в фонде «Общественный вердикт», который больше 20 лет защищает права человека в России.
Пока всё еще кажется, что в глазах государства силовики, пытавшие задержанных, стоят выше закона. Об уголовных делах в их отношении ничего не известно, а жестокие кадры отказались комментировать в Кремле. Из представителей власти о недопустимости применения пыток к задержанным и обвиняемым высказалась лишь уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова.
«Новая-Балтия» попыталась разобраться в том, как пытка в России стала рутинным методом дознания — и как теперь становится методом общественно одобряемым.
Этот материал был впервые опубликован на сайте «Новой газеты Балтия».
Что такое пытка?
Определение понятия «пытка» — это предмет непрекращающейся дискуссии в профессиональном сообществе. Разные правозащитные доклады, научные статьи и международные конвенции трактуют этот термин по-разному. Зачастую под пыткой понимается насилие, совершаемое лицом при исполнении с какой-то определенной целью: выбить признательные показания, заставить кого-то оговорить.
Более широкое понимание пытки включает в себя отсутствие профессионального целеполагания. Другими словами, пытка понимается не только как метод добычи информации, но и как желание наказать за преступление или провинность.
«Ровно поэтому большинство западных стран не выдает осужденных преступников для отбывания наказания в странах Центральной Азии. Условия содержания в этих тюрьмах сами по себе рассматриваются как пыточные»,
— объясняет социолог и исследователь силовых структур Кирилл Титаев.
В российском уголовном кодексе нет отдельной статьи о пытках. Много лет правозащитники, в частности такие организации, как «Команда против пыток» и «Общественный вердикт», лоббировали принятие соответствующих поправок, но их требования были услышаны только частично.
Летом 2022 года Госдума одобрила законопроект, который вносил поправки в несколько действующих статей УК. По задумке законопроект должен был ужесточить наказание за пытки, но правозащитники называют его «полуфабрикатом вместо настоящей законодательной нормы». Отдельной статьи, предусматривающей наказание за пытки, в российском УК так и не появилось.
«Никому не хочется видеть в судебной статистике количество пыток»
Поправки, выработанные Госдумой, ужесточили наказание, в частности, по статье о превышении должностных полномочий (ст. 286 УК). Этого, по мнению правозащитников, недостаточно для защиты граждан и пропорционального наказания тех, кто пытает.
«Пытка не может быть превышением должностных полномочий, — объясняет социолог и руководитель исследовательских программ фонда «Общественный вердикт» Асмик Новикова. — Потому что из этой формулировки следует, что есть какие-то законные полномочия, которые при неверном их использовании превращаются в пытку. Это абсурд, потому что пытка — это изначально намеренное причинение избыточного страдания человеку. Нет таких полномочий и не может быть у правоохранительных органов».
Во-вторых, новое законодательство не предусматривает наказания за «молчаливое согласие» и «попустительство» для тех, кто знает о пытках, но закрывает на это глаза. Организаторов пыток при этом наказать всё же можно, утверждает Новикова: комбинируя новые пункты 286-й статьи с положениями о соучастии или организации преступления. Но есть ли у следствия и судов желание заниматься этим?
Оппозиционный активист в полицейском фургоне после задержания за плакат с надписью «Я против репрессий и пыток», Москва, Россия, 27 октября 2012 года. Фото: Максим Шипенков/EPA
Еще одна проблема в действующем законодательстве заключается в том, что оно упускает из виду пытки, совершенные не напрямую должностными лицами. Так, например, по статье о пытках невозможно наказать заключенных, лояльных администрации, которые по указке начальства колонии создают «пресс-хаты», то есть делают невыносимыми условия содержания для конкретных сокамерников.
«Безусловным завоеванием криминализации пыток, которое произошло через 20 лет непрерывной дятлообразной работы правозащитников, является то, что пытка хотя бы криминализована как должностное преступление, а не общее уголовное. Потому что как общеуголовное преступление она существовала в статье 117 УК, «истязание»», — резюмирует Новикова.
Главная причина, по которой в России всё еще не удалось принять эффективное законодательство о запрете пыток, как выражается Титаев, идеологическая:
«Никому не хочется видеть в судебной статистике количество пыток».
Вести статистику жалоб на пытки и уголовного преследования тех, кто пытает, в России очень сложно, год за годом повторяют правозащитники. Мало того, что нет отдельной статьи в УК, так еще и российские ведомства не слишком охотно делятся данными. Тем не менее правозащитникам удается подсчитать дела, которые возбуждаются против силовиков по статье о превышении должностных полномочий с применением насилия.
В 2019 году, например, таких дел было 259, в 2022-м — 257. Около трети из них рассматривались в судах в совокупности с другими статьями.
Поддержать независимую журналистику
Допустимое зло
Полицейское насилие и связанный с ним феномен пыток существуют не только в России. Это проблема распространена во всем мире с тем лишь различием, что пытки по-разному расследуют и по-разному за них наказывают.
Исследователи и правозащитники считают, что одна из основных причин, по которой полицейские и другие силовики используют пытки как метод дознания, — это «палочная» система. Официальное ее название — АППГ (аналогичный период предыдущего года), она позволяет сопоставить в динамике эффективность сотрудников, количество успешно расследованных дел.
«Когда полицейскому нужно любыми способами улучшать текущие показатели, то проще всего это сделать, нарушая правила — применяя пытки. Пока мы не видим желания нашего государства менять систему работы правоохранительных органов», — объяснял руководитель «Команды против пыток» Сергей Бабинец в беседе с «Настоящим временем».
Мужчина в одежде средневекового палача, стоит у позорного столба и приглашает прохожих на выставку орудий пыток на Невском проспекте в Санкт-Петербурге, Россия, 30 марта 2022 года. Фото: Анатолий Мальцев/EPA
С такой позицией согласна и Асмик Новикова. Кроме того, она убеждена, что повсеместное распространение пыток — это прямое следствие безнаказанности тех, кто их совершает. По словам правозащитницы, сотрудники разных правоохранительных ведомств не спешат расследовать такого рода преступления, потому что являются частью единой системы, смысл которой — не устанавливать истину, а карать.
«Эти люди — коллеги, они не хотят расследовать пытки, которые допускают их коллеги, если говорить простыми словами. Такой вот непреодолимый конфликт интересов», — объясняет Новикова.
Социолог Титаев также связывает практику пыток с высоким уровнем терпимости общества к насилию в целом, пусть даже к более «невинному». Самая красноречивая иллюстрация — распространенная поговорка: «Тюрьма не курорт». В сознании россиян, как гражданских, так и силовиков, достаточно плотно закрепилась идея о том, что причинение страданий — это одна из форм и функций наказания.
«Мы видим, например, штрафные изоляторы (ШИЗО) с совершенно бессмысленными ограничениями — уменьшение порций еды или запрет на то, чтобы прилечь.
Российская культура наказания в этом плане абсолютно средневековая. Она не про то, чтобы подвинуть человека в сторону отказа от преступного поведения, а про то, чтобы сделать ему больно и плохо»,
— говорит Титаев.
При этом такая проблема сохраняется и во множестве других стран, отмечает социолог. Так, например, в США, некоторых европейских и латиноамериканских странах заключенных отправляют в одиночные камеры на долгое время, что противоречит рекомендациям ООН.
Для искоренения или по крайней мере минимизации случаев пыток необходимы более эффективное исполнение законодательства, реформа «палочной» системы и нулевая толерантность к насилию.
«Мы видим, как людей жестко задерживают на митингах, бьют по лодыжкам при задержании, чтобы человек раздвинул шире ноги. Нам это кажется чем-то обыденным, но это ненормально. Должна быть минимальная толерантность к насилию в целом. К сожалению, это не очень реалистичный проект, хотя и правильный», — говорит Титаев.
При этом, по мнению Титаева, отказаться от той же «палочной» системы в нынешних реалиях вряд ли возможно: так или иначе замерять показатели эффективности вынуждены все ведомства. Однако исследователь считает, что если не устранить полностью, то по крайней мере снизить риски, связанные с желанием обеспечить больше раскрытий через пытки, можно посредством реформы иерархической системы правоохранительных органов.
Наличие единой централизованной полиции, считает социолог, приводит к тому, что начальники покрывают своих подчиненных, потому что иначе им самим придется отвечать перед вышестоящим начальством. Децентрализация системы отчетности — это один из вариантов борьбы с такой проблемой. Социолог приводит в пример британскую модель полицейской системы, где контроль над борьбой с преступностью ведет каждое конкретное графство, а отчитываются полицейские не только перед другими силовиками, но и перед гражданскими экспертами.
«Любой массовый механизм, включая полицию, не может быть абсолютно эффективным. Но то, как он организован в России, — это, видимо, один из самых худших вариантов. Потому что это почти полностью исключает внешний и горизонтальный контроль», — резюмирует Титаев.
Подозреваемый в нападении со стрельбой на концертный зал «Крокус Сити Холл» в камере подсудимого во время слушания дела о предварительном заключении в Басманном районном суде Москвы, Россия, 24 марта 2024 года. Фото: Сергей Ильницкий/EPA-EFE
Пытки террористов
О том, что российские силовики пытают людей, правозащитники и журналисты говорят уже десятки лет. Такие организации, как «Общественный вердикт», документируют уголовные дела, связанные с пытками, и фиксируют свидетельства жертв. Однако видеодоказательства пыток стали появляться в медиа сравнительно недавно.
Так, в 2018 году «Новая газета» опубликовала переданное ей фондом «Общественный вердикт» видео с регистраторов, которые обязаны носить на груди сотрудники ФСИН. На кадрах надзиратели из ИК-1 в Ярославской области пытают заключенного Евгения Макарова. С тех пор в Сеть еще несколько раз утекали разные видео и аудио, на которых были запечатлены издевательства силовиков над людьми, зависевшими от них. Кремль всегда комментировал эту тему неохотно.
Отличительной чертой всех известных нам видео пыток из колоний и отделений полиции было то, что они появлялись в Сети против воли тех, кто пытал. Иногда в результате таких публикаций даже возбуждались уголовные дела, выносились обвинительные приговоры и назначались тюремные сроки.
После начала войны отношение к пыткам и демонстрации насилия в целом в обществе сильно изменилось. Теперь пытка превратилась в повод для гордости.
Добровольное опубличивание насилия случалось и раньше. Так было в случае казни кувалдой заключенного Евгения Нужина, видео которой опубликовал телеграм-канал, связанный с ЧВК «Вагнер». Кремль тогда заявил, что не может прокомментировать публикацию. «Это не наше дело», — сказал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.
Внятной реакции от правоохранителей на видео с казнью также не последовало, даже после того как группа правозащитников обратилась к главе Следственного комитета Александру Бастрыкину с просьбой расследовать инцидент. Официальных заявлений на этот счет в СК не делали, а с семьей погибшего не связывалась ни полиция, ни следователи, выяснила «Русская служба Би-би-си».
Пытки как инструмент дознания и обращения с военнопленными вполне открыто советуют использовать и отдельные формирования, аффилированные с российской армией, например ДШРГ «Русич». Осенью 2022-го стало известно, что у бойцов этого подразделения есть инструкция о том, как «утилизировать» захваченных украинских солдат: в ней советуют отрубать пальцы, отрезать уши, загонять иголки под ногти.
Если прежние шокирующие случаи насилия, предъявленные публично, вызывали в обществе противоречивую реакцию, то кадры пыток подозреваемых в причастности к атаке на «Крокус» общество в целом встретило с принятием и пониманием. Не было никаких попыток расследовать вопиющее поведение силовиков при задержании и во время первых допросов. И те, кто пытал, не сомневались, что никакого наказания им за это не будет: кадры пыток опубликовали через доверенные каналы сами силовики, которые снимали издевательства на камеры телефонов.
«Таким образом российская власть через силовиков дает сигнал о том, что по отношению к врагам всё дозволено, — рассуждает социолог Искандер Ясавеев. — Можно переступать любые границы. Кроме того, жестокость становится своего рода отчетом, демонстрацией эффективности».
Эту позицию разделяет и Асмик Новикова: «Такое подчеркнуто демонстративное применение варварских методов работы связано с тем, что люди, которые эти методы применяют, знают, что они не будут наказаны. Кроме того, применение насилия к людям, совершившим совершенно дикий и жестокий акт террора, воспринимается как одобряемое. Это новое понимание того, что такое эффективная работа».
После начала полномасштабного вторжения РФ в Украину многие СМИ и спикеры начали рассуждать о грядущем в самой России всплеске насилия. Журналисты уже задокументировали немало историй людей, которые, освободившись из колоний и повоевав, возвращались «на гражданку» и снова совершали преступления: грабили, насиловали и убивали.
Гипотеза о неизбежном росте насилия резонирует с выводами, к которым американские ученые пришли еще в 70-х годах прошлого столетия, проанализировав показатели преступности в более чем 100 странах. Взяв за основной показатель количество убийств, ученые выяснили, что в большинстве случаев в воевавших странах уровень убийств в послевоенный период существенно выше, чем в довоенный.
«Гипотеза исследования заключается в том, что война легитимизирует насилие для всех, для всего общества, — объясняет Ясавеев. — Расчеты показывали, что дело даже не в участниках войны, потому что рост убийств был зафиксирован там в самых различных [социальных] группах».
Оценить динамику отношения россиян к пыткам сложно. После начала войны исследователям и социологам стало особенно тяжело рассчитывать на искренние ответы респондентов. Согласно данным «Левада-центра» за 2021 год, каждый пятый россиянин считает, что иногда, в крайних случаях, применение пыток допустимо.
Какими были бы результаты такого же опроса в 2024-м — неизвестно.
Автор: Варвара Платова
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».
