Несмотря на то, что Берлинале уже второй год подряд отмечает главным призом документальное кино, кажется, нужные фильмы в главный конкурс все-таки не попадают.

Intercepted можно перевести как «Перехваченное» или «Перехвачено». Перехваченные телефонные разговоры российских солдат со своей родней и друзьями здесь становятся коллективным голосом того самого «русского мира», вокруг которого строится повествование в фильме.

С режиссеркой фильма Оксаной Карпович я познакомилась в Москве на фестивале «Артдокфест» в 2016 или 2017 году.Тогда украинские режиссеры еще ездили в Россию. Оксана жила между Канадой и Украиной и активно снимала документальное кино.

«Мирные люди» — ее второй полнометражный фильм, который она снимает с канадским оператором Кристофером Нанном. Предыдущая ее картина — Don’t worry, the doors will be open (2019) — стала одним из важных явлений современной украинской документалистики. Оксана снимала пассажиров киевских пригородных электричек.

Летом 2023 года Оксана Карпович стала вести в своем фейсбуке рубрику «Російський словник» («Российский словарь»). Она публиковала расшифровки телефонных разговоров российских солдат с их семьями, которые ВСУ выкладывали в открытый доступ с первых дней войны.

Выглядело это так:

Російський словник

НЕПРИЯТНО

— А вы че там сейчас делаете? В окопе просто сидите?

— Не, мы на трассе стоим.

— Вообще на трассе стоите?

— Да. Город весь разрушенный вообще. Так неприятно, всё такое сломанное.

СУДЬБА

— Машина какая-то едет вдалеке.

— Не нацики?

— Та хрен его знает. Сказали, если че появляется, расстреливать любого.

— Да ты что! И счас будете бомбить?

— Ну если приедет, то она больше не уедет.

— Ой-ой-ой. А если там мирные жители?

— Ну…

— Не судьба.

ИНТЕРЕСНО

— Короче, у меня тут ебать скучная жизнь, но когда я ворую какую-нибудь технику — это интересно.

— Очень интересно тут, очень. Ебать, насмотрелся и наделал тоже. Хорош, домой хочу.

— Война интересная.

— Ну, вот мы сейчас в 9 часов будем дома, будем смотреть новости, потому что папа сказал, вон конкретно наши поперли.

— Не скоро это закончится. Нахрен мне это надо, 20 лет, путем ребенка не видел, да и жизни. Мне эта Украина вообще не интересна.

— Самое интересное, война на Украине, а у нас здесь такой ценник, бля, как будто война тут.

КРАСИВО, КРАСИВЫЙ

— А куда идти, Наташ? До ближайшего штаба 4,5 километра. Тут грязи по колено. Вот ползем. Мы с тобой разговариваем — прошли метров 150.

— Понятно, только по телевизору всё красиво.

— С праздником тебя! Оставаться красивой, не быть тупой стервой!

— Спасибо!

— Фосфором их хреначим сколько!

— Ну нет, как бы на фосфор, конечно, не плевать, там всё плавится. Зато ночью это очень красиво выглядит, когда фосфором.

— Конечно.

Я знала, что Оксана снимает в Украине и что, возможно, именно разговоры российских солдат с родственниками и станут главным нарративом фильма. Основной режиссерский прием в «Мирных людях» — противопоставление российских солдат и мирных украинцев, пытающихся выстроить свою жизнь после начала полномасштабной войны. Несмотря на то, что многие из этих перехваченных переговоров мы уже слышали и как зрители были (почти) ко всему готовы, кровь от услышанного всё равно леденеет.

Ты слышишь солдат разного возраста, из разных регионов России, а потом ты слышишь их матерей, жен, которые часто звучат гораздо жестче, чем сами солдаты.

Все записи доступны в открытых источниках, их можно найти на официальных сайтах ГУР, СБУ и Антона Геращенко. Однако часть материала эксклюзивна — Карпович удалось получить их напрямую из Главного управления разведки. Всего режиссерка прослушала 31 час подобных записей. (Некоторые из них верифицированы журналистами, в то время как подлинность других, по крайней мере пока что, не подтверждена независимой стороной. — Прим. ред.)

За исключением нескольких кадров, снятых в 2023-м, съемки проходили в 2022 году. Карпович снимала в Киевской, Николаевской, Донецкой и Харьковской областях.

Оксана показывает обстрелянные украинские дома, деревни, заходит вместе с оператором в пустые квартиры, фиксируя, что принес в Украину «русский мир». При этом Карпович фокусирует внимание на том, как украинцы продолжают жить — объединяются, помогают друг другу, наводят порядок.

Рыбаки ловят рыбу с разрушенного моста, горожане купаются, лодочник перевозит людей с берега на берег, так как мост уничтожен попаданием снаряда, женщина в подвале кормит старух. Разбомбленные школы, обстрелянный сельскохозяйственный институт, брошенные обгоревшие танки и военные машины с проклятой буквой Z — всё снято как-то удивительно тонко, без лишнего эмоционального надрыва.

Разбомбленное пианино, выбитые стекла, окна, забитые подушками, обгоревшие дома. Тут были люди. Где они сейчас? Украинцы появляются во многих кадрах. Ты смотришь на разрушенную русскими Украину, но чувствуешь только одно — насколько украинцы хотят жизни и свободы, насколько они неравнодушны друг к другу.

Вот отец звонит сыну:

— Кушаете нормально хоть?

— Да, нормально. Позавчера алабая захренарили.

— Кого?

— Алабая.

— Что, собак едите?

— Ну, было. Мяса охота, зафигарили его.

Вот муж с женой разговаривают о своей дочери. Муж хвастается письмом, которое получил от нее:

— Лиза написала: «Прошу тебя, побыстрее убивай всех украинцев и приезжай домой».

— Нормально. Ребенок по факту всё сказал. А что, в школе собирают гуманитарную помощь на Украину? Военным или людям?

— Военным, конечно!

— Ну правильно, пошли они нахер, эти люди.

Вот солдат разговаривает со своей девушкой:

— Я, Настька, у тебя ненормальный. Я всё могу теперь. Я людей убивал. Ты меня нормального не жди.

Вот жена хвалит мужа за проявленную хозяйственность:

— Ты мой сладкий, всё в семью! Какой русский человек не сопрет ничего?

— Тут всё качественно, вся одежда. Была бы у меня возможность, была бы сумка, я бы взял…

— Бери, Андрей, набирай. Софье в школе ноутбук нужен. Прикинь, как они жили. И как мы живем. Вот они за это и бьются.

Витальное визуальное противостоит звучащей нежити изо всех сил. Нежить крадет, насилует, убивает и сообщает об этом своим родным. Но иногда на горячей линии «русского мира» происходят помехи, и в эфире появляются люди, которые перестали видеть смысл в происходящем:

— На кой черт мы связались с этой Украиной? Ну забрали бы мы, и что дальше?

— Что забрали?

— Ну Украину.

— Они бы поставили бы ядерное оружие. Вместе с америкосами.

— Ну пустили бы они по нам ядерным оружием, им бы самим досталось.

— Ой, ну насколько вы политически неподготовленные, хочется вам прийти и всё рассказать. Вы свой народ защищаете, страну.

— Какой нахуй народ! Думаешь, Путину важен народ? Ему земля важна.

— Дурачки вы там, дурачки. Дурачки глупые.

— Тут кого ни спросишь, все говорят, что их не надо было защищать.

— А мы никого и не защищали там. Мы защищали свои границы. Атомное оружие чтобы не поставили. У нас наша скотина болела из-за этого. И корона всё оттуда.

— Чушь это всё.

— Если нас сейчас наши слушают, я хочу сказать им, что вы пидарасы!

— Ты совсем головой тронулся? Страна будет закрыта и перестанет существовать, никакой экономики не будет.

— Всё нормально будет.

— Ты, пожалуйста, мне больше не звони.

— Зря ты так!

— Я проработала в судебной системе восемь лет в России, я знаю, какой бардак и хаос. Не звони сюда больше.

Диалогов, в которых солдаты раскаиваются, в фильме нет. Есть непонимание, смирение и ощущение скорой собственной гибели. Родные (часто женщины, от этого становится еще хуже) поддерживают и советуют убивать, не жалеть, «бить бандеру на шашлык» и воровать побольше. Часто собеседники попадают в логические тупики: обычно, когда начинают рассуждать о том, почему украинцы живут лучше россиян, зависть моментально переходит в злость, и, чтобы было не так обидно, используется универсальное объяснение — «они так хорошо живут, потому что им Запад помогает, а значит, мы всё правильно делаем».

Пожалуй, самым страшным становится разговор сына и матери с детальным описанием пыток, которые применялись к гражданскому населению. В голосе женщины проскакивает обида: ей искренне жаль, что она не рядом с сыном на поле боя. Сын на прощание говорит, что ему ужасно хочется домой, чтобы детальнее про всё рассказать. В разговоре со мной режиссерка отметила, что идентификацией тех солдат, кто на записях описывает пытки, занимается само ГУР.

Из перехваченных диалогов мы понимаем масштаб расчеловечивания, которое произошло внутри России. Это не Путин убивает, насилует, пытает и мародерствует. Убивают и хвастаются зверствами обычные люди. Мужчины гордо рассказывают про пытки гражданских, говорят, что им ничего теперь не страшно и терять нечего. Иногда в голосах женщин проскальзывает страх перед тем, что их возлюбленные однажды вернутся к ним домой. Тем временем в России растет количество тяжелых преступлений против женщин — как раз со стороны солдат, вернувшихся из Украины.

Ближе к концу возникают две сцены с пленными российскими солдатами. Эти сцены трудно воспринимать, они будто случайно попали в фильм из украинских новостей. Солдаты (многие — ампутанты) стыдливо прячут глаза от камеры и садятся обедать. Мы видим их в хороших условиях — уж точно лучших, чем те, в которых содержатся украинские пленные или политзэки в России.

Финальная сцена — темная трасса и звонок солдата в предсмертной агонии сестре. Мужчина звонит и докладывает о том, что произошло с его сослуживцами и что он остался один без боеприпасов, мужчина кричит на женщину и просит ее не паниковать и не плакать, в голосе женщины — недоумение и, кажется, равнодушие.

Европейской публике, уставшей от войны, очень важно увидеть и «Мирных людей», и «Двадцать дней в Мариуполе» и, может, наконец понять, за что и с кем все-таки борется Украина. О доступе к фильму у российского зрителя остается только мечтать. Но общероссийский прокат такого фильма как часть курса по психотерапии населения — это составляющая надежды о лучшей России будущего, если она когда-нибудь случится.