Мейерхольд любил кино. Он не только выводил видеопроекции на сцену, но и сами спектакли строил по принципам монтажа.

Такой же лентой можно представить и его жизнь, которая и сама похожа на головокружительный фильм.

1874-й, 9 февраля*, родился в Пензе. 1898-й, Москва, ученик Немировича, актер Станиславского. 1902-й, уход в режиссуру, самостоятельный театр в Херсоне. 1909-й, режиссер Императорских театров в Петербурге, постановки в Александринском и Мариинском, «Маскарад» Лермонтова. 1917-й, революция, работа с Маяковским. 1920-й, Новороссийск, в плену у белогвардейцев, возвращение в Москву. 1920–1921-й, заведующий Театральным отделом (ТЕО) Наркомата просвещения при Луначарском, революция на сцене, «Театральный октябрь», спектакли-митинги. 1922-й, свадьба с Зинаидой Райх (бывшей женой Есенина), к своей фамилии добавляет ее — становится Мейерхольдом-Райхом. 1925-й, «Ревизор» Гоголя, реформы одного театра и учреждение другого, гастроли в Европе. 1930-й, Михаил Чехов предлагает не возвращаться в СССР, Мейерхольд отвечает: «Вернусь из честности», возвращается. 1934-й, «Дама с камелиями», в главной роли Райх, спектакль не нравится Сталину. 1937-й, статья в «Правде»: «…уход от … действительности, политическое искажение, враждебная клевета на нашу жизнь привели театр к полнейшему идейному и художественному краху. <…> он сделал себя чужеродным телом в организме советского искусства…». 1938-й, Театр Мейерхольда закрыт, Станиславский приглашает Мейерхольда к себе в оперную студию, фактически спасая из опалы, но вскоре умирает, и Мейерхольд остается один. 1939-й, арест в Ленинграде, Зинаиду Райх убивают, Мейерхольда пытают. 2 февраля 1940 года — расстрел.

В пространствах между этими датами могут уместиться отдельные фильмы и книги.

Письмо Мейерхольда Троцкому.

Письма Зинаиды Райх Сталину.

««Я с Вами всё время спорю в своей голове, всё время доказываю Вашу неправоту порой в искусстве. … Вас так бесконечно, бесконечно обманывают, скрывают и врут…»

Письмо Мейерхольда Молотову.

«…меня здесь били — больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой…»

А вот как в своем дневнике о нем пишет Зинаида Гиппиус, чью пьесу он ставил в Петербурге:

«[11 января 1918 г.] хочу записать … интеллигентов-перебежчиков, т. е. тех бывших людей, которых все мы более или менее знали … Не сомневаюсь, что просиди большевики год (?!), почти вся наша хлипкая, особенно литературная, интеллигенция, так или иначе, поползет к ним. … [Но] важны сегодняшние, первенькие, пошедшие, побежавшие сразу за колесницей победителей. Ринувшиеся туда... не по убеждениям (какие убеждения!), а ради выгоды, ради моды, … Вот этих первеньких, тепленьких, мы и запишем:

<…>

22. Вс. Мейерхольд — режиссер-“новатор”. Служил в Императорских Театрах, у Суворина. Во время войны работал в лазаретах. После революции (по слухам) записался в анархисты. Потом, в августе, опять бывал у нас, собирался работать в газете Савинкова. Совсем недавно в союзе писателей громче всех кричал против большевиков. Теперь председательствует на заседаниях театральных с большевиками. Надрывается от усердия к большевикам. Этот, кажется, особенная дрянь».

Воодушевление, с которым Мейерхольд (но не он один) встретил революцию, понятно. Как понятны и идеи, которыми он фонтанировал сперва в Наркомате просвещения, а затем в своих театрах. Футурист и авангардист, он хотел взломать традиционные сценические формы — спровоцировать публику выйти из зоны комфорта, стать соучастниками представления. В этом был и политический смысл: спектакль как митинг, спектакль, заряжающий на борьбу, где зритель — это народ, а не элита, но народ освобожденный — и имеющий право голоса.

К красной революции пролетариата такой театр прикладывался легко. Мейерхольду очень шла красноармейская форма. Он оснащал сцену реальным военным снаряжением, пытался использовать бронемашины, его девизом был парафраз Чехова — «если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем это должен быть пулемет» (и он действительно запрашивал у РККА настоящие пулеметы).

Но боевой настрой долго не продлился.

Его идеи, направленные на полную перестройку всей системы театров СССР, театра как института в принципе, не нашли понимания у большевиков, в начале 1920-х уже взявших курс на стабилизацию ситуации в стране.

У Мейерхольда начались конфликты и с ними, и с критиками.

Прежние покровители угасли, и вскоре взошла звезда Сталина.

А Зинаида Райх не случайно позже писала Сталину, что тот «не понимает Мейерхольда». Сталин действительно не любил, не понимал и не воспринимал театр Мейерхольда. Сталину больше нравился МХАТ, психология, «Дни Турбиных». Социалистический реализм захватывал сцены, киноэкраны и библиотеки.

Своим сочетанием тяжеловесной лобовой пропаганды и при том человеческой, доступной, банальной формы соцреализм оказался Мейерхольду не органичен. Не будучи противником советской власти, Мейерхольд оставался человеком глобальных перемен и ярких образов, сторонником всемирной революции (объяснимы его отношения с Троцким).

Его знали и ценили на Западе, в Москве в театр и к нему домой постоянно ходили иностранные гости (а помимо них, например, такие чудовища, как Генрих Ягода). И когда Мейерхольд пытался работать на ниве соцреализма, понимая, что иначе не выжить, его из раза в раз ждали катастрофы. Он пытался поставить «Как закалялась сталь» Николая Островского: но вместо прославления подвига советского человека вышла трагедия разочарованного старого большевика.

Но и после того, как в 1938 году его театр закрыли, Мейерхольд всё еще не собирался сдаваться. Его помощник Александр Гладков записывал:

«В.Э. сегодня в черном костюме. Руки почти все время в карманах брюк. …

— Да, который раз в жизни я должен всё начинать сначала. Вы знаете мою биографию. Сколько у меня было таких падений?

— По-моему, семь, В.Э.

— Нет, восемь...

Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака и показывает мне белый конверт с какими-то документами.

— Вот я всё приготовил и ношу с собой... Тут секретное письмо из МК партии, одобряющее линию “Выстрела” и “Рычи, Китай!”, точный текст знаменитого посвящения “Земли дыбом” и... рецензия Керженцева [автора статьи в «Правде»] на этот спектакль, кончающаяся пышным славословием Троцкому. И еще разное. За театр больше бороться не стану, а за партбилет еще поборюсь».

У Мейерхольда было множество шансов спастись.

Он мог уехать из СССР, но не желал оставлять место, где прославился и где уже почти добился своих визионерских театральных реформ (достаточно посмотреть на проект нового здания театра, который должны были построить на Триумфальной площади). Мог остановиться в творческих поисках, перестать заниматься старым итальянским театром и театром кабуки и делать то, что не нравилось бы ему самому. Мог, в конце концов, превратиться в конъюнктурного госчиновника.

Но не захотел. Из честности ли, самолюбия, гордости, риска или иллюзий.

Конечно, монтажную ленту его жизни можно продолжить. Как отмечают некоторые критики, «в истории Мейерхольд останется все-таки не жертвой, а победителем».

1955-й — реабилитация. 1964-й — Юрий Любимов становится худруком «Таганки» и вешает в фойе портрет Мейерхольда (приказали снять, но Любимов не снял). 1968-й — на доме, где Мейерхольд жил с Райх (а после их гибели — сотрудники НКВД), установлена мемориальная доска. 1984-й — открыт Дом-музей Мейерхольда в Пензе. 1988-й — публикация дела Мейерхольда и установление точной даты убийства, основание музея в Москве. 1991-й — возникновение Центра им. Мейерхольда в Москве.

Но всё же главное в его наследии — не эти буквальные (порой формальные, хотя и важные) проявления. Весь современный театр — и хороший, и плохой, и «классический», и новаторский, — буквально состоит из влияний Мейерхольда. Как и из влияний Станиславского, до них — влияний Шекспира и английских драматургов, итальянских комиков, много раньше — античных трагиков.

Как выражался десять лет назад режиссер Константин Богомолов, тогда еще кумир либералов и большой провокатор, «…искусство наше миметическое, ему обучаются через подражание. А подражают тому, что … происходит здесь и сейчас. “На меня повлиял режиссер из далекого прошлого” — мне кажется, это лукавая позиция. Может повлиять разве что миф о том или ином человеке». Он, в принципе, прав, но тот же тезис можно перевернуть. Раз Мейерхольд повлиял вообще на всю профессию как таковую, значит, ни на кого конкретно. Невозможно сегодня заниматься театром и не испытать его влияние, даже если ты сам не отдаешь себе в этом отчет.

Разумеется, мифы о Мейерхольде тоже сложились и закрепились. Главных таких мифов (или нарративов) о Мейерхольде два.

Первый — «школьная» история о великом художнике. Второй — «диссидентская» история об обманутом почитателе советской власти, которого эта власть чуть позже, слегка мутировав, уничтожила. Оба этих мифа делают режиссера Мейерхольда забронзовевшим и застывшим. Один — в глазах официозной аудитории, выпускающей в его честь марки и называющей в честь него самолеты (это бы ему понравилось). Другой — в глазах аудитории, всю историю сводящей к злодеям власти (увы, небезосновательно): как тут оказалось «кстати», что Центр им. Мейерхольда прекратил свое существование 1 марта 2022 года.

Но Мейерхольд-человек, обожавший розыгрыши и однажды пытавшийся то ли в шутку, то ли всерьез арестовать и отправить в ВЧК писателя Эренбурга за то, что последний не распознал гениальность пьесы некого матроса про меньшевиков-карасей и «рыбий совнарком», мог бы над этим посмеяться.

Простейший мысленный эксперимент: представим, что Мейерхольд сегодня жив. Не мифический бронзовый, а реальный — неудобный, гениальный, ироничный, иногда противный, непонятный, полный энергии. Можем ли мы с уверенностью сказать, на чьей бы «стороне» он оказался?

Не думаю. Но точно: подавляющее большинство из тех, кто им сейчас восхищается, осыпали бы его оскорблениями и проклятиями. Одни — за наглость, другие — за соглашательство. Его обзывали бы трусом, коллаборационистом, предателем, разрушителем культуры.

Примерно так же, как и многих из тех, кто сейчас с нами. И кого полтора века спустя будут вспоминать с таким же восторгом.

* Мейерхольд родился 28 января по старому стилю, что соответствует 9 февраля по новому. Но отмечал он день рождения всегда 10 февраля — ведь раз страна при перемене дней добавила к дате 12 дней, он был просто обязан добавить на один день больше.