Однажды вечером на пороге дома Стэков, семьи из благополучного пригорода, появляются сотрудники только что созданной Государственной службы национальной безопасности. Они активно интересуются деятельностью главы семьи. Ларри Стэк руководит профсоюзом учителей и как раз готовится к забастовке. По мнению «гостей», она противоречит свежепринятому закону о чрезвычайных полномочиях. Вскоре выяснится, что этот закон запрещает гражданам примерно всё, а властям, как водится, примерно всё разрешает. Первые главы — воплощение восхитительной и, увы, знакомой наивности. Жители страны всё еще ссылаются на конституцию, верят, что Партия национального единства увидит возмущение общества и сдаст назад, а если и нет, то вмешательство международного сообщества уж точно охладит ее пыл. Но власти «всерьез пока ничего и не начинали» и настроены воевать с обществом до последнего несогласного. Ларри оказывается в лагере — ни навестить его, ни связаться с ним невозможно. А старшему сыну Стэков Марку приходит повестка — то, что ему всего шестнадцать и он даже не успел закончить школу, никого не волнует.

Главная героиня «Песни пророка» Айлиш Стэк в нормальной жизни была успешным микробиологом. Но теперь она оказывается прежде всего матерью с особой миссией. Айлиш пытается защитить детей (кроме Марка, это подростки Молли, Бейли и малыш Бен) от кошмара диктатуры и приглядывает за сильно сдавшим в последнее время отцом. Периодически ей звонит сестра из Канады и настойчиво предлагает вывозить родных из страны. Айлиш отказывается, однако с каждой главой идея сестры выглядит всё более убедительной. Для читателя автор выступает кем-то вроде Вергилия из поэмы Данте. «Песнь пророка» — путешествие по тоталитарному аду, где каждый новый круг всё страшнее.

Доходят слухи, что Ларри вовсе не в заключении, а уже давно казнен вместе с другими оппозиционерами. Марк скрывается от призыва у знакомой, но вскоре, не выдержав бездействия, примыкает к повстанцам. Ирландия охвачена восстанием, и государственной армии, похоже, придется попотеть, чтобы его подавить. Новый начальник (верноподданный слуга партии) бодро расправляется с инакомыслящими в штате. Айлиш — один из первых кандидатов на увольнение. Всё чаще ее отказываются обслуживать в магазинах как мать «уклониста». А как-то ночью группа патриотичных молодчиков при молчаливом содействии полиции громит ее коттедж и машину. Но это еще цветочки. Вскоре напротив дома Стэков появится блокпост, а на улице начнутся боевые действия. Вокруг коттеджа станут падать ракеты. Тринадцатилетний Бейли получит ранение, попадет в больницу, а оттуда его похитят спецслужбы. Айлиш напрягает последние силы, чтобы защитить близких. Но как это возможно в наступившем хаосе?

Характерная особенность «Песни пророка» — густая смесь внешних событий с мыслями и переживаниями Айлиш. Линч пишет «без пауз», потоком. Порой трудно отличить реплику из диалога от соображений героини. Автор очень внимателен к пейзажу, охотно описывает деревья в саду, перспективу пригородной улицы, поля и морское побережье. С одной стороны, это надежный способ показать читателю, что тоталитарное правительство создает особые психологические условия и во многом за счет этого удерживает власть. С другой — картины природы, меняющейся в известном ритме времен года, и спокойные, даже величественные виды напоминают, что дело здесь не в конкретной Ирландии. Писатель предлагает вовсе не политический концепт. Тоталитаризм интересует его в экзистенциальном контексте — как свойство человеческой натуры.

У Айлиш возникает ощущение, что нечто пугающее и темное (дух, призрак?) проникло в дом из вечерней тьмы сада. Размышляя о вирусе, которым заразились дети, она называет его «невидимым врагом, проникающим внутрь при вдохе». Наконец, наблюдает ржавую воду, идущую из крана, и представляет, как свинец «всасывается желудочно-кишечным трактом, накапливается в тканях, костях, аорте и печени, надпочечниках и щитовидке, яд незаметно делает свое черное дело, пока следы его трудов не обнаруживаются в анализах крови и мочи».

Всё это, конечно, метафоры действия тоталитаризма. Он пропитывает саму структуру реальности и постепенно трансформирует ее. Гражданин, отстаивающий свои права, под строгим диктаторским взглядом начинает чувствовать себя преступником. Линч описывает провоцируемые сверху разобщенность и бессилие в мире, где больше не действуют законы. Ведь одна из главных психологических задач тоталитарной власти — затуманить реальность, сделав «правила игры» размытыми и подвижными. Не имея доступа к информации, человек сплетает действительность из собственных страхов и надежд. Последние подталкивают его к ожиданию и бездействию, первые — к тому, чтобы забиться в нору или примкнуть к агрессору. Диктатура во многом держится на контролируемой неопределенности. Установив «порядок» сверху, для «низа» власть создает ощущение хаоса. Не случайно в середине романа Линч противопоставляет проясняющий разговор «безмолвию», в которое «забирают мужей».

Точную характеристику происходящему в стране дает в одной из бесед с Айлиш ее отец:

«Заполучив институции, ты получаешь власть над фактами, ты можешь менять структуру ценностей, менять прежние договоренности, и да, они делают именно это… ПНЕ [Партия национального единства] пытается изменить то, что мы с тобой называем реальностью… если ты называешь черное белым и делаешь это достаточно долго, черное становится белым… Разумеется, рано или поздно реальность даст о себе знать, вы можете временно присвоить ее себе, но она молча и терпеливо ждет, чтобы выставить цену и уравнять чаши весов...».

Линч образно показывает это противостояние: «Птицы пением встречают рассвет, затем стрельба заставляет мир затихнуть», или «На небе проступают синяки». Впрочем, куда страшнее оно выглядит там, где речь идет о людях, — взять хотя бы постепенный, растянутый на весь роман распад семьи Стэков.

Одна из самых пронзительных сцен — когда Айлиш в поисках сына в морге расстегивает мешки с запытанными людьми, бесконечно повторяя одну и ту же фразу. «Это не мой сын» — написано. «Это чей-то сын» — видится. Линч как бы возвращает погибшим жизнь и судьбу, чтобы заново раздавить их на глазах у читателя. Сильный эпизод — сцена унижения мужчины-беженца солдатом. Его ставят на колени, водят дулом у виска, наступают берцем на шею: «Так от чего ты бежишь, лысый, не хочешь остаться и повоевать за свою страну, трусливый ты выродок?» Когда он наконец, «неся на опущенных плечах свое унижение», возвращается в автобус, Айлиш замечает, что «что-то в его глазах сломано безвозвратно». Он — еще один «умертвленный» фрагмент реальности, еще один побежденный элемент природы.

Всю первую половину книги кажется, что скоро Айлиш последует примеру Марка и активно поддержит повстанцев. Потом становится ясно — противоборствующие стороны в ее глазах мало отличаются друг от друга. И правила на подвластных территориях они устанавливают похожие. В размышлениях Айлиш реальность, — как, впрочем, и она сама, — переменчива, подвержена тлению, уязвима и постоянно ускользает от восприятия и понимания. «Мир не черно-белый и не всегда подчиняется приказам командиров». Повстанцам понять эту мысль так же сложно, как и сторонникам режима. И те и другие сдаются страху перед полным неопределенности миром. Решают бороться, чтобы взять действительность под контроль и навязать ей собственный порядок.

Поражение для Айлиш заключено в самом вступлении на путь борьбы, готовности «умертвлять» реальность: сначала в своем мироощущении, дальше — уничтожая чужую жизнь, ломая судьбы. Старший сын Марк в этом смысле потерян. Его брат Бейли справляется с внутренним «червяком», отсылающим, конечно, к библейскому змею. «Миссия матери» Айлиш — защитить детей не только от ненависти сторон, но и от «яда» собственного страха, дать им противоядие — любовь.

— такой апокалиптический (отсюда и название книги) образ гражданской войны очень важен для выбранного Айлиш пути. В общечеловеческой реальности, сплетенной из множества индивидуальных, апокалипсис наступает в каждой отдельной точке пространства, и задача — отстоять свою. Не позволить лично себе выпасть из живого, одушевленного мира, не стать умертвляющей силой. Вопреки всем испытаниям сберечь в себе сопереживание, доверие и научиться принимать естественное (пусть и не очень радужное) устройство мира. В антиутопиях обычно именно любовь противопоставляется тоталитаризму. Но, в отличие от Оруэлла и Замятина, у Пола Линча она побеждает.