Название наверняка вызовет ассоциацию с изощренными китайскими пытками и казнями. Это впечатление не обманчиво. В центре сюжета — казнь выдающегося артиста народной оперы маоцян Сунь Бина, возглавившего восстание против «засилья иноземцев» в уезде Гаоми и изрядно потрепавшего нервы императорским чиновникам. По задумке генерала Юань Шикая и немецкого генерал-губернатора Клодта (немцы были важным торговым партнером Китая и даже брали в аренду некоторые китайские территории. — Прим. авт.), казнь революционера должна стать сигналом народу и потому быть особенно мучительной. Для этой цели привлечен настоящий мастер заплечных дел Чжао Цзя.

К каждой казни этот эстет подходит как к произведению высокого искусства, а для Сунь Бина собирается приготовить особое блюдо с изысканным названием «казнь сандалового дерева». Это разновидность посадки на кол, не дающая жертве умереть в течение нескольких дней. Сунь Бин же настроен не менее решительно и намеревается устроить из собственной кончины заключительный и лучший в жизни спектакль.

Но экстравагантный дуэт гениальных палача и жертвы — не главный аттракцион книги. На сцене появляется Сунь Мэйнян — торговка собачатиной и вином, местная красавица. Сунь Бин — ее отец. Чжао Цзя — отец ее законного супруга, который тоже примет участие в казни. Арестовывал революционера лично глава уезда Цянь Дин, который по совместительству является ее любовником. Его жена, кстати, тоже не собирается оставаться в стороне. Несложно догадаться, что из этого клубка взаимоотношений вырастает драма, достойная древнегреческой трагедии.

Мо Янь написал эпос, где есть место и панораме китайского общества смутных 1890–1900-х, и выдающимся героям, достойно принимающим всё более и более изощренные испытания судьбы. Здесь возвышенный дух повествования писатель сочетает с нарочито народной эстетикой. Книга пестрит поговорками, вроде «Выданная замуж дочь — что пролитая вода», и сочными образами: «Ах, батюшка, батюшка, отчаянный вы человек, вы как хорек, который пытается овладеть верблюдицей: всегда выбираете, где потруднее». И тут же, следующим предложением, вдруг: «Обрушившаяся беда потрясла небо и всколыхнула землю».

«Высокое» и «низкое» в тексте не контрастируют, но сливаются до неразличимости в густой, пастозной фактуре. Кажется, чтобы добиться этой густоты, Мо Янь-художник подмешал в свои краски землю. Книга постоянно обыгрывает эстетику народной оперы маоцян и отсылает к традиционным китайским образам. «Основы “большого” жанра романа следует искать в песнях и повествованиях, бытовавших в народе с незапамятных времен», — пишет прозаик в послесловии и добавляет, что, работая над текстом, «сознательно отступил вспять семимильными шагами». И действительно, получилась книга, не только не стесняющаяся своего «почвенничества», но и бравирующая им.

Повествование развивается неспешно и многоголосо. Мо Янь неторопливо и основательно вылепливает героев, которые сочетают в себе психологизм и аллегоричность. Галерея образов начинается с Сунь Мэйнян, которая пытается достучаться то до свекра-палача, то до возлюбленного, главы уезда, чтобы спасти отца от казни. Для понимания натуры девушки важен образ качелей, построенных любовником специально для нее: способность отдаться магии полета, воплощенная страсть и преданность. Впрочем, еще важнее «изъян» во внешности красавицы, делающий ее объектом насмешек со стороны завистливой общественности. Сунь Бин не особенно утруждал себя воспитанием дочери. В частности, не уследил за ее ступнями. Не забинтовывал их — вот и выросла «большеногой».

По иронии судьбы именно «большеногость» «собачатинной Си Ши» (одна из четырех великих красавиц Древнего Китая. — Прим. авт.) очаровывает главу уезда Цянь Дина. Законная спутница — полная противоположность ей, холодная и чопорная дама из элиты. При этом сказать, что супруг совсем ее разлюбил, было бы ошибкой — скорее он пытается компенсировать нехватку тепла и страсти. В этом вся натура Цянь Дина — персонажа, попеременно вызывающего глубокую симпатию и неприязнь. Мечущийся интеллектуал, нерешительный китайский Гамлет или даже мучимый совестью Пилат. Он неловко пытается усидеть на всех стульях, но, конечно, ощущает себя распятым на кресте смутного времени.

Цянь Дин сопереживает народу, старается заботиться о нём, пытается ему нравиться, но стоит начальству помахать перед ним косточкой повышения и скомандовать «апорт», как он стремительно обращается в верного пса императрицы Ци Си, чтобы затем томиться и корить себя. В финале книги ему тоже придется сделать бесповоротный выбор.

Процесс творения смерти в историях палача Чжао Цзя — сакральное действие. Мо Янь красочно описывает моление палачей о благополучном исходе намеченного мероприятия и ритуальное помазание лица петушиной кровью. Вершитель правосудия как бы временно уступает свое тело не знающей «ни тепла, ни чувств машине убийств».

«Во время проведения казни мы — вообще не люди, мы — небожители на службе государственного правосудия», — объясняет Чжао Цзя, олицетворяющий суть абсолютной власти. Ее право — умертвить подданного, прежде всего в концептуальном смысле: абстрагировать его и обращаться с живым как с неодушевленным. Из этой точки растет причудливый дуализм, которым пронизан весь роман. Когда Чжао Цзя восседает в императорском кресле и вертит в руках подаренные императрицей четки, Цянь Дин вынужден пресмыкаться перед ним. Но стоит палачу убрать атрибуты божественности, как уездный глава набрасывается на заклятого врага и лупит его. Или великолепная сцена «боя бород» между Цянь Дином и вольнолюбивым, но еще не оппозиционным Сунь Бином, заявившим, что борода уездного главы «не сравнится с порослью у меня между ног». Во время состязания Цянь Дин может проявить властное милосердие к подданному. Но затем, переодевшись в простолюдина, он всё-таки отлавливает подвыпившего артиста в темном переулке и выдирает его хваленую бороду.

«Ваше превосходительство, недостойный скажет лишь одно: вы как чиновник отвечаете перед начальством, а не перед народом», — объясняет Цянь Дину помощник.

Только любовь (в романтических сценах, кстати, Мо Янь обнаруживает редкое мастерство работы с предельными чувствами) и смерть возвращают равенство человека и человека. В любой другой ситуации общество, кажется, состоит из существ разных видов.

В самом сердце «разновидного» китайского народа начинается бунт Сунь Бина против немцев, прокладывающих в Гаоми железную дорогу. Это отражение серии прокатившихся по Китаю волнений, названных Ихэтуаньским или Боксерским восстанием. На протяжении XIX века сразу несколько иностранных держав делили китайский пирог, навязывая стране вопиюще неравные условия «сотрудничества». Так Китаю пришлось заплатить за высокомерную политику изоляции и технологическое отставание. Колонизаторы нередко проявляли неуважение к культуре и традициям, что усугубляло напряжение с местным населением: так, в романе, строя железные дороги, немцы раскапывают и тем самым оскверняют могилы предков.

Последней каплей оказываются домогательства иноземных инженеров к супруге Сунь Бина на глазах у его маленьких детей. Отстаивая честь семьи, артист убивает одного из нападавших. В ответ немцы устраивают побоище и расправляются, среди прочих, и с семьей Сунь Бина. Так разгорается пожар войны.

Властью в романе оказываются генерал Юань Шикай и генерал-губернатор Клодт — «предатель» и «бандит», по меткому наблюдению нерешительного Цянь Дина. Китайская власть и выгодные иностранные партнеры выступают против «недостойных» сообща. У них свои, сугубо деловые интересы, и ни один представитель «вида простолюдинов» не должен им помешать. Сунь Бин возвращается на сцену в последний раз. Во время жестокой «сандаловой казни» он не ищет снисхождения, но осыпает мучителей проклятиями и исполняет маоцян, воодушевляя зрителей и последователей. Становится ясно, что певец из народа и его мучители из элиты существуют в параллельных мирах и ведут две разные борьбы. По сути, это противостояние железной дороги и маоцяна, машины и личности.

Властители увлечены тактическими ходами, мелкими интригами и уловками, которые помогут им и дальше укреплять власть. Китайская иерархичная традиция общественных отношений и западный прагматизм с его блестящим технологическим оснащением и умением пренебрегать ценностью живого существа — вполне могут быть союзниками.

Своей смертью Сунь Бин совершает революцию, превратив шоу устрашения в спектакль человеческого достоинства. Пронизывающий роман дух народной оперы маоцян — тоже маленький бунт Мо Яня. Попытка вдохнуть в современность органику, человечность и вес ценности личной судьбы. Говоря проще — живой реальности, затерявшейся в мире победившего прагматизма.