Летом 1914 года современники считали, что война будет легкой и быстрой. Они ошиблись. Противостояние затянулось на четыре года. «Цивилизация против варварства», «война за существование», «последняя война в мировой истории», «столкновение рас» — пропаганда и интеллектуалы всех сторон обыгрывали эти незамысловатые фразы.

Но среди «вооружившихся народов» оставалось немало и тех, кто полагал, что война и рыцарское благородство — вещи совместимые. А некоторые даже продолжали верить в единство человеческого рода. Образы врага, тиражируемые пропагандой, не стоит путать с реальным отношением солдат и офицеров к противнику.

В августе 1914 года в Восточной Пруссии русские офицеры могли вполне мирно ужинать в компании оставшихся немцев, а при отступлении из Инстербурга врачи российского Красного Креста намеренно оставили часть медицинского имущества для нужд горожан и раненых германцев. Мемуаристы вспоминали и о первых ситуативных перемириях на линии фронта, объявленных для того, чтобы убрать тела убитых с нейтральной полосы.

Рождество на Западном фронте

Центральное место в истории таких частных эпизодов, демонстрирующих отсутствие тотального неприятия между противниками, занимают «рождественские перемирия» 25 декабря 1914 года, случившиеся на западном фронте и вовлекшие тысячи немцев, французов и британцев. Примерно с 1960-х годов в англоязычной литературе сформировалось представление о них как о широком антивоенном жесте — и сегодня такая позиция подвергается критике. Например, американский историк Терри Крокер доказывает обратное: в основе лежали не общечеловеческие идеалы и гуманизм, а представления о воинской доблести и взаимном уважении, любопытство и сугубо практические мотивы. Участники пока не разделяли представление о враге как о представителе «тотального зла», а потому считали такие контакты вполне допустимыми.

25 декабря примерно две трети Британского экспедиционного корпуса были задействованы в «рождественских перемириях». Масштабы участия французов и бельгийцев оказались скромнее: всё же война велась на их территории. Британские войска в основном состояли из кадровых солдат, для которых война — это профессия, а не ура-националистические эмоции. Известный британский поэт и ветеран Первой мировой Роберт Грейвс отмечал: «Понимаете, солдаты знают законы войны и не забивают головы политикой и пропагандой». Еще до Рождества фиксировались случаи «неубийственного взаимодействия» между противниками: будь то встречи на нейтральной полосе, совместное пение песен, помощь немцев английским солдатам, упражнявшимся в стрельбе по печной трубе, которая находилась на германской стороне, лечение попавших в плен раненых.

Как проходили «рождественские перемирия»? С инициативой чаще выступали немцы: это могли быть и заранее согласованные акции, и спонтанные действия — с пением рождественских гимнов солдаты выходили на нейтральную полосу, тем самым приглашая противника к встрече.

В одних случаях перемирие означало взаимный отказ от обстрелов, в других — уборку тел погибших с нейтральной полосы. Порой это превращалось в траурные церемонии. Так, сержант Роберт Линтон рассказывал в своем дневнике, как после таких похорон британцы и германцы, сняв головные уборы, стояли вместе около свежих могил. Другой солдат вспоминал, как они вернули немцам тело их убитого. Во время погребения немецкий офицер прочел молитву, а затем поблагодарил «британских друзей» за этот благородный жест. Впрочем, вид разложившихся трупов мог производить на очевидцев разное впечатление.

Нередко противники совместно пели рождественские гимны. Если окопы находились близко, то можно было и не покидать их. Большую известность получили братания. Солдаты выходили на нейтральную полосу, обменивались подарками, сигарами, напитками и едой, фуражками, значками и пуговицами. Непринужденные разговоры иногда сопровождались обсуждением войны, а некоторые британцы свидетельствовали, что немцы рассказывали им о своей скорой победе и даже говорили, будто их войска сейчас стоят в Лондоне. Такие речи вызывали удивление и насмешку. Один британский солдат в письме домой сообщал, что решил не отвечать на бравурные заявления немецкого солдата, чтобы «не задеть его чувств». Впрочем, у отдельных немцев уверенность в победе порой сочеталась с признанием усталости от войны.

Одним из символов перемирия стало проведение между британскими и немецкими солдатами футбольного матча на нейтральной полосе. Эта история достаточно быстро обросла легендами и домыслами, однако один случай точно имел место: он был зафиксирован в официальной истории 133-го Саксонского полка.

По замечанию историка Марины Оболонковой, эти «перемирия» придали фронтовой действительности нотки сюрреализма. Один английский солдат писал домой:

Другие, наоборот, видели в этом божественный знак и преодоление военного ожесточения:

Впрочем, по утверждению Терри Крокера, такие взгляды далеко не доминировали. Судя по письмам участников братаний, они прекрасно понимали временный характер перемирий и не собирались отказываться от дальнейшего участия в войне. Один британский солдат — участник братаний — вскоре писал жене о немцах: «Я хотел бы закончить войну и, да, хотел бы, чтобы все они были уничтожены, поскольку полностью заслуживают этого».

В среднем такие «перемирия» длились несколько часов, однако на отдельных участках продержались до Нового года. Крокер полагает, что большинство участников воспринимали эти перемирия лишь как заслуженный выходной после пятимесячной боевой работы. Поскольку явление не было всеобщим, то, пока на одном участке фронта обменивались подарками, на другом продолжались бои. Завершались встречи демонстративной стрельбой, которая возвещала, что война снова вступает в законную силу.

Участниками перемирий были в основном солдаты и офицеры младшего и среднего звена. Некоторые части использовали эту прекрасную возможность для углубленной разведки передовых позиций противника. Только командир британского 2-го (из пяти) корпуса генерал Смит-Дориан выпустил по итогам устрашающий приказ в адрес участников братаний, реагируя, впрочем, на более долгую историю участия его подчиненных в импровизированных перемириях.

Участники братаний вовсе не стыдились рассказывать об этом в письмах. Да и газеты сообщали о «рождественских перемириях», представляя их в качестве свидетельства благородства британских войск. Правда, за следующей год ожесточение выросло, равным образом и британские офицеры стали тщательнее следить за дисциплиной. Поэтому в декабре 1915 года аналогичной волны «рождественских перемирий» уже не было.

Русский фронт

На Восточном (русском) фронте рождественские братания не носили столь широкий характер — слишком большой была культурно-политическая разница между воюющими сторонами. По крайней мере, в воображении участников. Как и французы, русские могли считать себя жертвами немецкой агрессии. Однако воспоминания и документы сохранили сведения об отдельных эпизодах.

Так, офицер-кавалерист Владимир Литтауэр в начале декабря 1914 года (ввиду разницы календарей — незадолго до католического Рождества) вместе с полком находился в районе деревни Куссен. Тогда — Восточная Пруссия, сегодня — Калининградская область, деревня Весново. Согласно его мемуарам, речь шла об обмене подарками между офицерами:

Как обратил внимание историк Юрий Бахурин, на православное Рождество 1914 года случай неудачного перемирия произошел на фронте 1-й русской армии, занимавшей позиции в Польше. Ее командующий генерал А. И. Литвинов решил выпустить соответствующий приказ, сообщая, что немцы, «выйдя из своих окопов против позиций Дунайского и Белебеевского полков, стали махать белыми тряпками и подошли к реке, показывая бутылки и сигары и приглашая наших к себе. Человек 10–15 немцев без оружия подошли к реке, сели в лодку, переправились на нашу сторону и стали заманивать к себе подошедших к берегу солдат вышеназванных полков. Несколько человек поддались на эту подлую уловку и переправились на немецкую сторону, и — что позорнее всего — с ними переправился призванный из запаса Дунайского полка поручик Семен Степанович Свидерский-Малярчук».

Литвинов приказал заочно осудить поручика, а также требовал списки «дезертиров» с тем, чтобы передать их на родину и лишить родственников полагающихся пайков. В журнале военных действий Дунайского полка отмечалось, что вместе со Свидерским-Малярчуком в плен попали 27 солдат. Сам поручик, уже находясь в плену, удивился таким обвинениям в свой адрес и несколько раз пытался бежать, чтобы добиться оправдания.

В отличие от западного театра военных действий, по утверждению историка Александра Асташова, на русском фронте количество подобных случаев стало расти с осени 1915 года. Причина — в низкой моральной устойчивости войск. Так, в 55-м Сибирском стрелковом полку, занимавшем позиции на Западной Двине (форт Франц), солдаты вообще условились с немцами «жить в дружбе»: не стрелять без предупреждения, не брать пленных, ходить днем друг к другу «в гости». Когда командование приказывало «захватить языка» (то есть пленного для получения сведений), стороны просто обменивались таковыми. На Рождество 1915 года стороны продолжали общение и обменивались спиртным.

Относительно многочисленные случаи «перемирий» отмечались 10 апреля 1916 года, когда в один день совпали празднования католической и православной Пасхи. На Юго-Западном фронте они носили массовый характер. Правда, спустя два месяца это не помешало российской армии перейти в наступление, известное ныне как Брусиловский прорыв.

Младший офицер 4-го Неманского пограничного пехотного полка, а в будущем генерал-лейтенант Красной армии, М. Н. Герасимов так вспоминал о братаниях, которые на его участке начались стихийно и продолжались несколько дней:

Асташов обратил внимание, что такое поведение русских солдат на православные праздники — Рождество и Пасху — напоминало зачастую народные гуляния, а потому связывал их с довоенными крестьянскими традициями отмечать эти дни.

История и память

Как известно, на русском фронте братания стали массовыми уже после революции 1917 года. Офицеры видели в них главный признак разложения армии и проявления «коварства врага», который использовал их для шпионажа. Левые политики, наоборот, — знак того, что солдатская масса не хочет участвовать в империалистической войне. Обе позиции в том или ином виде в дальнейшем сохранялись в эмигрантской и советской историографиях.

На протяжении многих десятилетий Первая мировая была на обочине коллективной исторической памяти России, и только в 2010-е годы государство начало предпринимать усилия, нацеленные на то, чтобы «вспомнить о забытой войне». Ее 100-летие совпало с нарастанием «консервативного поворота» в российской политике, а это определило и государственный спрос: в основном победы и подвиги, в лучшем случае — критическое осмысление предвестников революции. Несмотря на появление отдельных специализированных исследований, о братаниях и «перемириях» практически не вспоминали. Их история настолько тесно связана с развалом и армии, и государственности во время революции, что это определяло отношение к подобным эпизодам в 1914–1916 годах.

Иное место «рождественские перемирия» заняли в британском пространстве памяти. В годы войны такие случаи были уникальным и странным событием, свидетельствующим о благородстве британцев. Затем они сохранялись в воспоминаниях участников, правда, не имели единой оценки. И только в 1960-е годы «рождественские перемирия» вышли на авансцену исторической памяти, когда в науке и популярной культуре стал формироваться образ Первой мировой войны как бессмысленной и трагической. Политики и генералы с обеих сторон бросили солдат убивать друг друга на фронте, а потому братания, осененные религиозным праздником, стали видеться формой протеста, проблеском человечности на фоне смертоубийственного противостояния.

В массовой культуре такое видение закрепилось в клипе на песню Пола Маккартни «Трубы мира» (1983), где британские и германские солдаты обмениваются семейными фотографиями и играют в футбол на нейтральной полосе.

Этот образ еще больше усилился на рубеже столетий, став частью общеевропейской культуры памяти. Ее формирование шло рука об руку с активизацией евроинтеграционного проекта, который искал для себя символы единства. Истории человеческой солидарности на фоне политической вражды — основа этого культурного дискурса, а потому «рождественские перемирия» вполне легко вошли в него. Памятники (в Бельгии и Франции), фильмы (“Joyeux Noel’s”, 2004 год) и музейные экспозиции (например, в крупнейшем музее Великой войны во французском Мо) — вся эта «инфраструктура памяти» закрепляла, мягко говоря, идеализированное представление об этой странице Первой мировой войны.

Рождественское перемирие — 2023

В России неожиданным образом «рождественское перемирие» было реабилитировано под конец первого года полномасштабной войны против Украины. Стремление нормализовать текущую войну, представить ее в качестве «очередного европейского конфликта» сделало востребованными образы Первой мировой войны. 4 января 2023 года «вагнеровский» телеграм-канал Grey Zone, комментируя посещение Евгением Пригожиным украинских военнопленных, проводил параллели с рождественскими перемириями на Западном фронте. Исторические параллели были нужны, чтобы приписать «вагнеровцам» рыцарское благородство и указать, будто между русскими и украинцами существуют глубокие «исторические» связи. Какие — непонятно.

Государственная пропаганда центральную роль отвела патриарху Кириллу, который призвал к «рождественскому перемирию» днем 5 января, всего за сутки до его начала, — то ли в авральном режиме забыли о празднике, то ли решили ошеломить врага «любовью и смирением». Соответствующее поручение дал и Владимир Путин. Предложение о «рождественском перемирии» больше походило на ультиматум, который украинцы отвергли, но это не помешало Шойгу объявить о нем. А российским войскам — продолжить бои.