«Промышленное производство растет уверенно, 3,6%. Что особенно радует, растет обрабатывающая промышленность, 7,5% будет по году. У нас давно такого не было… Что особенно настраивает на позитивный лад — 10% рост инвестиций в основной капитал… Прибыль предприятий составила плюс 24%, я уже не говорю про банки, они заработают под 3 трлн рублей, свыше 3 трлн… Реальная зарплата вырастет, около 8% будет, это за вычетом инфляции…» Об этих впечатляющих успехах, достигнутых Россией за почти два года ведения войны, сообщил населению президент Владимир Путин во время Прямой линии. Мы попросили экономиста Игоря Липсица, одного из основателей Высшей школы экономики, порадоваться вместе с россиянами и их лидером, оценив его (лидера) достижения. После этого интервью вы поймете, почему прямо сейчас смеются, подводя итоги 2023-го, «Газпром» и «Роснефть», как кричат (от радости) олигархи, к чему готовится, стиснув зубы, счастливый российский народ.

Игорь Липсиц — доктор экономических наук, профессор, один из основателей ВШЭ, создатель первой в России кафедры экономики фирмы и кафедры маркетинга на факультете менеджмента. Автор многих книг и циклов лекций по экономике, в том числе первого в современной России учебника для старшеклассников. В 2018 году общество «Знание» включило его в десятку лучших в стране лекторов-экономистов. В 2023 году именно за лекции с реальными оценками происходящего в российской экономике профессор Липсиц был уволен из ВШЭ.

— Игорь Владимирович, можно ли сказать, что российская экономика выжила, не рухнула под санкциями?

— Слово «выжила» не совсем точное. Никто из российских экономистов не говорил, что российская экономика умрет. Такого быть не может по определению, экономика умирает, только когда умирает последний человек. Вопрос в том, в хорошем ли она состоянии и насколько.

— И как вы ее состояние оцениваете? Путин сказал, что оно прекрасно.

— А это зависит от того, насколько глубоко вы хотите в этом разобраться. Если вы смотрите с уровня «звезд Кремля», то вам кажется, что всё вроде бы нормально и есть восхитительный рост валового продукта, где-то около 3%. Но когда вы опускаетесь на землю и начинаете разбираться конкретнее, то картина меняется довольно сильно.

Начнем с простого.

— Всё равно рост. Пусть и 1,5%.

— Да, но этот рост еле-еле перекрывает то, что потеряла Россия в прошлом году, эти примерно 2,3–2,5%. А если учесть, что без СВО ожидался рост более чем на 2%, то получается, что экономика России так и не добралась до той величины, которую она могла бы иметь без СВО. Вот и всё российское «экономическое чудо», которое мы имеем за время войны.

— Россию так придушили санкциями, что хоть какой-то рост — действительно чудо?

— И опять не согласен. Вот как раз санкциями не очень-то экономику России и придушили. Не надо переоценивать значимость санкций. Объявлены они были очень грозно, а реализованы не очень хорошо, сработали не все меры.

Давайте посмотрим, что в санкциях реально сработало и нанесло ущерб российской экономике. Во-первых, конечно, отключение от SWIFT очень сильно усложнило жизнь российским банкам, это создало большие проблемы, это тяжелый удар, который экономика России не очень хорошо пережила. Тяжело сказался на экономике запрет поставок российской нефти и нефтепродуктов на рынок Европы. Получается, что теперь России приходится продавать сырую нефть в Индию, а Индия уже продает в Европу свои нефтепродукты, причем большую часть добавленной стоимости в этом потоке продуктов Россия теряет. Вот это санкции серьезные, а всё остальное менее значимо.

Санкции, которые были наложены по военной продукции, российский бизнес обходить научился, такие поставки просто идут теперь через третьи и четвертые страны. Можно найти массу публикаций о том, как многократно выросли поставки через Киргизию, через Казахстан, через Турцию и другие прокси-страны. Да, эта продукция подорожала, в этом смысле санкции ущерб нанесли. Но сказать, что они сработали очень сильно, что экономика России выживала под их тяжелым гнетом, будет преувеличением.

Более того, то, как реализовали санкции по нефти и нефтепродуктам в 2022 году, привело к тому, что Россия, наоборот, очень хорошо заработала.

— Да, фактически Запад предупредил всех о будущих запретах, в том числе и Россию. Покупатели помчались «затариваться» впрок, Россия подготовилась.

— И заработанные Россией благодаря этому деньги практически перекрыли даже потерю золотовалютных резервов. Так что на самом деле в 2022 году санкции помогли России, дали ей какой-то запас финансовой прочности, это было хорошим подспорьем для российского правительства. Но по итогам 2023 года такого уже не будет. В итоге мы видим, что картина несколько отличается от радостной констатации «экономика устояла», поскольку за эту устойчивость российская экономика заплатила и будет еще платить довольно высокую цену.

— И какую именно цену?

— Во-первых, за эти полтора года Россия потеряла очень, как оказалось, значимую часть рабочей силы и вошла в ситуацию ее дефицита. Многим, наверное, трудно было такое представить: казалось бы, в стране 146 млн человек, из них примерно половина, по разным оценкам, — трудоспособное население. И война ведь не тотальная, а такая локальная, ограниченная, воюют не миллионы, а сотни тысяч.

— Ну да, не война, а маленькая такая «спецоперация».

— Ограниченная спецоперация, в духе афганской, совершенно верно. И формально это действительно так, потому что все-таки нет тотальной мобилизации, нет войны на всех фронтах. Однако одни люди начали погибать на этой спецоперации или становиться инвалидами, а другие уехали от нее за границу.

В итоге к концу 2023 года мы приходим с невиданным прежде дефицитом рабочей силы в России. Безработица опустилась ниже 3%, что вовсе не радость и не победа, а совершенно ненормальная для экономики ситуация. Это не значит, конечно, что в России вообще теперь некому работать. Но для того, чтобы людей заманить в «белую» экономику из «теневой», где они многие годы зарабатывали пропитание, им нужно сильно повысить зарплату. А повышать зарплату некуда.

Был в 2023 году некий всплеск заработной платы, людей пытались удержать на работе, но к концу года этот всплеск выдохся, большинство российских компаний стали отказываться от дальнейшего повышения зарплат. Они уперлись в «стенку цен»: если они и дальше будут поднимать зарплаты, то начнут работать в убыток, у них нет необходимого запаса прибыли. А повышать цены тоже непросто: большинство-то покупателей в России люди бедные и из всех торговых сетей зачастую отдают предпочтение «магазинам низких цен», «жестким дискаунтерам».

Но и там россиянам от инфляции не спастись. Цитирую портал retail.ru: в самом конце 2023 года «производители и дистрибуторы уведомили ритейлеров о повышении с начала следующего года на 5–20% отпускных цен на широкий перечень товаров — от молочной продукции, кофе, соков, риса до кондитерских изделий. Компании аргументируют это ростом курса валют, что влияет на затраты на импортное сырье, и подорожанием более чем на треть услуг на перевозку внутри страны. Логисты в свою очередь говорят о серьезном увеличении своих затрат на персонал, обновление автопарка, аренду складов и не видят предпосылок для снижения в обозримом будущем тарифов на транспортировку».

Дальше — следующее звено цепочки:

Но мало где в России кому-то так подняли зарплату. Более того, мы видим, что где-то зарплаты формально подняли, но срезали премии.

И вот в этой ситуации российскому бизнесу говорят: давай, милок, наращивай объем производства. А где он людей возьмет, чтобы работать? Дефицит рабочей силы — это блокирующий фактор для всякого дальнейшего роста российской экономики. И это не моя субъективная оценка. Это ровно то, что пишет во всех документах Центральный банк России. Когда он говорит о перегреве экономики, то тут же объясняет, что у нее нет дальше ресурсов для роста, в том числе и ресурсов трудовых. И вливание денег это не исправит. А вот ускорение инфляции — без проблем.

Вторая плата, которую отдала за это время российская экономика, это масштабное ограбление российского бизнеса, которое уже начало государство, чтобы закрыть финансовые дыры. Началось это еще в прошлом году, когда стали резать священную корову — «Газпром». У него, напомню, в прошлом году отняли 1,2 трлн рублей. Из-за этого «Газпром» даже не смог заплатить дивиденды акционерам, и это вызвало падение курса его акций. У главной компании отрасли отняли очень много денег и продолжают отнимать.

— А он и так очень бедный, он главных покупателей растерял. По какой-то неизвестной причине.

— Конечно. Ему же само руководство России запретило продавать газ, что можно квалифицировать как побуждение к самоубийству, харакири. Причем если вы читали о процедуре харакири, то помните, что позади самурая еще обычно стоит слуга с кинжалом, и он мгновенно убивает самурая, чтоб тот не мучился. А «Газпром» харакири совершил, но его не добили.

— И он мучается.

— И это даже не вполне шутка. «Газпром» потерял поставки в Европу, а Китай так и не подписывает соглашение по «Силе Сибири — 2». «Газпром» продолжает строить трубу в сторону Китая, а нет конечной точки этой стройки и нет желания у Китая покупать из этой будущей трубы газ. Или — что тоже не особенно радостно с точки зрения денег — Китай хочет выбить у России еще более низкие цены на газ. Мы ведь сейчас не очень понимаем, что реально происходит в экономике Китая, но трудно рассчитывать, что он проглотит всё, что Россия ни предложит. Я, например, посмотрел последнюю статистику по 2023 году: поставки российской стали в Китай упали в три раза в объемах, а в деньгах — в четыре раза.

— То есть продаем и меньше, и дешевле?

— Да, вот такая невеселая картинка. И она как-то не свидетельствует о том, что китайская экономика расцветет и ей нужно всё больше ресурсов всех видов. Но в России «Газпром» пока обирают изо всех сил просто потому, что надо же как-то заткнуть дыру в госбюджете.

— Но ведь не только «Газпром» надо в этом смысле пожалеть?

— Конечно. Очень сильно обобрали — самыми разными способами — еще и нефтяников, а теперь взялись и за всех экспортеров вообще. Для экспортеров ввели новую пошлину на экспорт, ее уже называют «пошлиной на девальвацию».

— Это шутка такая или официально называют?

— Просто прижилось такое название, но это именно и есть пошлина на девальвацию: чем дешевле рубль, тем больше выручки от экспорта в рублях надо государству отчислить. Если рубль укрепляется, то пошлина падает. И такие пошлины введены почти на весь российский экспорт, кроме нефтегазового.

Беда «Газпрома», в отличие от многих других, в том, что у компании были какие-то запасы денег на счетах, у нее было что забрать быстро. Российский Минфин живет же нынче по одному принципу: забрать у кого что есть, а потом разберемся. Они живут одним днем. «Газпром» при этом, лишившись денежных накоплений на развитие, еще и попал в ситуацию, когда, потеряв рынок Европы, он должен добываемый газ куда-то девать, в России же нет гигантских газохранилищ.

— Наверное, самое время газифицировать родину — Астраханскую, скажем, или Псковскую область?

— Золотые слова! Только вот они и в прямом смысле золотые:

Так что теперь, похоже, «Газпром» — надолго убыточная газовая компания. Вот просто вдумайтесь в эти слова. У него есть бизнес еще по нефти, и в общем котле нефть какую-то прибыль ему пока дала. Но в Государственной думе России, обсуждая будущее «Газпрома», уже начали бить в колокола тревоги, потому что, по расчетам депутатов, в 2025 году убыток «Газпрома» составит 1 трлн рублей и нужно будет компанию дотировать.

— Надо же, в Госдуме считать, оказывается, умеют.

— Есть там, видимо, какие-то бывшие сотрудники «Газпрома», которые уже в панике бьются. Но похоже, что в будущем уже не «Газпром» будет кормить государство, а государство будет его дотировать, чтобы сохранить газоснабжение страны. Привет из СССР с его планово-убыточными предприятиями.

Смотрим дальше, к чему еще привели экономику России эти почти два года «военной перестройки». В России очень сильно выросла инфляция, и все обсуждают, как это болезненно для населения, как всё для людей подорожало. Смотрите, целый месяц страна обсуждает цены на куриные яйца. Гораздо меньше смотрят на производственный сектор, а там ведь тоже не очень весело, там тоже очень сильно выросли цены, тоже не очень хорошая ситуация с издержками.

— И вот они, чтобы остановить падение курса рубля к валютам, повышают ключевую ставку.

— Совершенно верно. А в итоге крупнейшие госкомпании России: РЖД, «АвтоВАЗ», «Аэрофлот», «Роскосмос» — попросили Минфин просубсидировать им ранее взятые кредиты на фоне роста ключевой ставки, чтобы не сокращать инвестиционные расходы и не повышать тарифы. Похоже на шантаж, правда? И в ЦБ признают, что «некоторые компании могут быть уязвимы и им может требоваться поддержка государства».

— Это их из-за поднятой ключевой ставки надо субсидировать?

— Именно. Объясняю. Они некогда набрали кредитов, чтобы вести свой бизнес и расти. Но кредиты им российские банки дали по так называемой плавающей ставке, то есть не фиксированной на весь срок погашения долга, а по такой, которая «плавает» в зависимости от ключевой ставки ЦБ. И когда ЦБ повышает ключевую ставку, эти госкомпании должны платить за ранее взятые кредиты куда больше, чем предполагали. А денег у них нет, поэтому они и просят у Минфина дотаций. В итоге получается, что и госкомпании уже не пополняют бюджет своей прибылью, а вешают на него свои долги. Как говорили уже в Госдуме, у них долгов по плавающей ставке на 640 млрд рублей.

То есть картина в России такая: ЦБ решает свои государственные задачи, он старается сбить инфляцию, повышая ключевую ставку, но это портит решение государственных задач уже Минфину, ему надо больше тратить, что нарушает устойчивость госбюджета. Каждое повышение Банком России своей ключевой ставки на один процентный пункт увеличивает расходы бюджета РФ на обслуживание госдолга и льготные кредиты примерно на 200 млрд рублей.

— Хоть цены и растут, параллельно в России фиксируют рост доходов населения за счет выплат воюющим и семьям убитых, есть растущее производство на военных заводах. И уже зафиксировано, что это повышает спрос, особенно в беднейших регионах. Может ли этот растущий спрос, наоборот, раскручивать экономику? Есть ли в этом компенсаторный механизм, чтобы восполнить падение по названным вами причинам?

— Вот не компенсаторный здесь механизм. Он очень частичный, искусственный, надутый деньгами из госбюджета. Иными словами, деньги, отнятые, скажем, у «Газпрома», нефтяников и других экспортеров, Минфин вбрасывает в экономику. И куда же они идут? В военное производство, в строительство оборонительных сооружений, семьям военнослужащих, вдовам и так далее. Проходя через военное производство, эти деньги частично превращаются в зарплату, приходят в бедные семьи, а дальше — в магазины, то есть превращаются в спрос. Вот отсюда — тот всплеск потребительского спроса, который мы наблюдали в 2023 году.

— Я об этом и спрашиваю. Видимо, это как-то уравновешивает падение экономики?

— Сейчас этот спрос действительно тянет экономику. Пожалуй, сейчас это даже главный фактор роста экономики.

— Почему срочно? Это не может как-то растянуться по времени, деньги могут осесть в банках?

— Да нет. По факту мы видим, что воистину люди бегут тратить свалившиеся на них военные деньги именно что срочно. Российское население может говорить вам сколько угодно красивых слов о том, как оно любит страну, как верит в нее и надеется, что жизнь станет лучше. Но денежное поведение бедных слоев, а это подавляющая часть россиян, такого не подтверждает.

— Неужели Владимиру Владимировичу не до конца верят?

— Формально, по опросам социологов, в России много оптимистов. Но это, похоже, искаженный образ ситуации. Реальные настроения видны по тому, как люди себя ведут в магазинах. А ведут они себя тревожно: бегут срочно покупать товары, срочно делать ремонт квартир, срочно брать льготную ипотеку. Потому что они поняли, что страна влезла в беду надолго, и надо именно что срочно что-то сделать, потому что дальше будет только хуже.

Проще говоря, в большинстве своем россияне лихорадочно пытаются успеть впрыгнуть в последний вагон «уходящего поезда благосостояния», пока он не ушел, оставив их на перроне.

Эта перемена настроений и ожиданий тоже пример того, что война сделала с экономикой России и ее гражданами. Граждане вполне себе заметили падение рубля, для многих это один из понятных индикаторов состояния дел в стране. Заметили и то, что, несмотря на грозные слова, рубль от 73 за доллар дошел до 90–92, и теперь вице-премьер Белоусов именно такой курс считает оптимальным, забыв, что еще недавно то же самое говорил про курс 70 рублей за доллар. Как говорится, «переобулся в полете». А что ему делать — приток-то валюты в Россию не особо радует.

Россия потеряла вкусный, выгодный, прибыльный, близкий в транспортном отношении европейский рынок, поэтому товары возят черт знает куда, в Индию. Прикиньте по карте, сколько везти нефть от порта в Балтийске до Роттердама, а сколько до Мумбаи. Это всё затраты, которые тоже ложатся на Россию, потому что теперь она возит нефть своими танкерами, хоть флаги над ними развеваются чужие.

Причем торгуют в России всё больше за юани, а не за доллары и евро: по итогам октября доля юаня в общих валютных торгах с расчетами «завтра» на Московской бирже впервые приблизилась к 50%. И потому Московская биржа поставила на своем сайте юань на первое место среди валют. А для предотвращения дальнейшей девальвации в ход пошли уже меры чрезвычайного характера: во все крупные компании-экспортеры назначены контролеры из Росфинмониторинга, управляющие куплей-продажей валюты. А под занавес года так и вообще Центробанку дали право выгонять с валютной биржи любого брокера на срок до шести месяцев, если регулятор найдет его поведение на рынке «нежелательным». И хотя объем торгов валютой на бирже даже вырос к концу осени против 2022 года, спрос на валюту не спадает, она нужна для оплаты импорта. Без импорта Россия жить не может. Поэтому рубль слушается президента плохо, он всё время норовит упасть еще сильнее.

— Когда война началась и рубль резко окреп, экономисты объясняли: это оттого, что импорт не привезти, за границу россияне меньше ездят, спрос на валюту упал. Вы хотите сказать, что к 12-му пакету европейских санкций импорт в России так восстановился, что рубль упал почти вдвое?

— Конечно. Посмотрите официальную статистику. Она сообщает, что оборот внешней торговли России за январь — сентябрь 2023 года оказался на 16% меньше, чем годом раньше. И это за счет того, что снизился экспорт, а импорт вырос. Теперь почти 70% приходится на торговлю с Азией, то есть просто поменялись страны, откуда приходят товары.

— Оборудование всякое, семена, яйца куриц?

— Конечно. Мы завозим немалые количества инкубационных яиц. Скажем, поставки яиц индюшки — это импорт на 50–60%. Не будет инкубационного яйца — исчезнет поголовье индейки в России. А есть отрасли, которые вообще не могут жить без импорта. Без закупок за валюту придется закрывать практически всю российскую фармацевтическую промышленность. И шутки про подорожник — это уже не смешно, потому что почти всё сырье для производства российских лекарств импортное.

— Где-то фармкомпании всё-таки берут сырье. Они то и дело объявляют о разработках российского аналога вместо препарата, который поставляла западная фирма.

— Они покупают сырье в Индии. Но Индия — не Россия, там, знаете, тоже не рублями надо платить.

Да, импорт восстановился до довоенных объемов, а валюты в страну теперь приходит меньше, цифры я вам назвал. Поэтому что мы наблюдаем? Девальвацию рубля. Его средний курс, как я тоже уже сказал, упал примерно на 23–36%. Курс юаня, как вы понимаете, идет вслед за курсом доллара, поэтому импорт весь дорожает.

— Получается, потребительский бум закончится потому, что у людей скоро кончатся «горячие» деньги, которые надо потратить поскорее, у них останутся средства только на повседневные нужды? А не может ли бум закончиться раньше денег, потому что не станет товаров, которые можно купить? То есть выплаты за убитых и за утраченные руки и ноги продолжат идти, но купить на эти деньги уже будет нечего?

— Да. И это уже начинает происходить. Это и есть то, что ЦБ называет «перегревом экономики»: люди начинают гоняться за большим количеством товаров, чем может предложить рынок. Потому что российские гражданские производства расти не могут, у них даже рабочих рук для этого не хватает, не говоря уж о сырье и оборудовании. Мы уже видим, что в России стала довольно заметной региональная миграция, люди переезжают с прежних мест в города, где есть военные производства, где растут производство и занятость.

— В самой по себе миграции нет ничего плохого, в развитых странах это норма, когда люди едут туда, где есть работа. Просто в России люди к этому не приучены.

— Не так. Раньше люди ехали из регионов в Москву, а тут — на военные заводы, которые вовсе не в столице расположены. Москва — это все-таки разнообразная экономика, и здесь всё больше людей зарабатывают на гражданском сервисе. А для того, чтобы люди зарабатывали на военных заводах, этим заводам надо платить из бюджета. Оружие мы ведь больше никому не продаем.

— Кстати, это еще один эффект: Россия лишилась рынка вооружений, показав свою продукцию в Украине во всей красе.

— Именно так.

— Но работают ведь не только военные производства? Проклятые западные компании позорно сбежали из России, но оборудование им не дали. Теперь производствами владеют наши родные российские собственники, как это случилось с «Балтикой» или с «Даноном». Фармкомпании с гордостью рапортуют, как украли у западников формулы и теперь сами производят лекарства без всяких лицензий. И везде люди работают. Это дает какой-никакой процент роста экономики?

— Какой рост? О чем вы говорите?

Нового ничего на этих местах не возникло, а будущее качество мы еще увидим. И рост российского производства вместо ушедших иностранных брендов ничего в экономике России и доходах бюджета не увеличивает, просто меняется гражданство владельцев брендов и плательщиков налогов.

— Ушла IKEA, российские производители могут делать мебель для ее «преемника». Президент Путин сказал, что именно сейчас у российских предпринимателей появились уникальные возможности. Разве не надо за это поблагодарить Владимира Владимировича?

— Не надо. Три мебельные фабрики IKEA, работавшие здесь, в России, производили 75–80% продукции на экспорт. Таким образом, шведско-нидерландская IKEA была крупнейшим экспортером мебели в РФ. Удастся ли сохранить прежний объем производства и тем паче экспорта — вопрос сложный.

Знаете, в экономике, кроме валового продукта (ВВП), есть еще и такой реже вспоминаемый показатель, как валовой национальный продукт (ВНП). Он показывает, какая часть добавленной стоимости в стране создана компаниями, которые принадлежат гражданам самой этой страны. Но для блага граждан это не особенно значимый показатель. Наверное, теперь он вырос, этого я сейчас не могу сказать. Но вы же заметили, что в 2022 году в России стало больше миллиардеров?

— Я — нет. Лично я как-то это упустила.

— Давайте порадуемся за тех, кто заметил, кто прибрал к рукам всё потерянное иностранными компаниями. Вот они стали богаче. Миллиардеров стало больше. Правда, меньше стало миллионеров.

— Если пройтись по улицам любого российского города, вы увидите, что в стране всё цветет и колосится. Зажиточные россияне так же отдыхают на теплых морях, просто поменялись страны. Те, кто пилил бюджет, пилят еще интенсивнее. Как это возможно на фоне таких бед в экономике, которые вы описываете?

— Это как раз и нормально, так обычно и происходит во время войны. Вы же помните выражение:

— Вы же говорите, что денег не хватает так, что на святое покусились, на «Газпром». Что они тогда пилят и пилят в этом несчастном бюджетном пироге?

— Пока государство дает военные заказы, найдется что воровать. Тут нет ничего нового. Поинтересуйтесь историей России времен Первой мировой войны: какие там были безумные коррупционные скандалы, какое было воровство на поставках оружия, обмундирования.

— Это плохо кончилось.

— Тогда кончилось плохо, это правда. Возможно, плохо кончится и в этот раз. Картина довольно безрадостная. Но некоторые группы населения, близкие к военному «пирогу» и к верховному руководству страны, очень даже активно обогащаются. Вопрос — за счет кого. Как видите, уже пошло под нож даже «национальное достояние». Обратите внимание, что взвыли уже даже бизнесмены из ближнего к Путину круга. Почитайте, как резко высказался о бюджете будущего года Олег Дерипаска («Русал»), как ругался на Минфин Игорь Сечин («Роснефть»).

— Дерипаска резко высказывается, а потом еще резче стирает посты.

— Конечно. Но взвыл ведь. А почему? Потому что он увидел: этих обобрали, этих обобрали, следующим будет он. Для нефтяников ввели систему искусственного расчета экспортных цен на нефть. Дерипаска, видно, боится, что и ему искусственно установят экспортную цену на алюминий, будут с него брать налоги на основе этой цены. И он будет платить, даже если таких доходов реально и не будет получать.

А вдумайтесь в слова председателя Российского союза промышленников и предпринимателей Александра Шохина: он заявил, что крупный бизнес не против повышения налогов как такового, но требует понятных правил. «Мы за прозрачность. Тогда и Минфин будет счастлив, а бизнес — не так горько плакать».

Примерно на то же, кстати, жаловался и Сечин.

— Сечина вообще почти два года слышно не было, он сидел тихо, как мышь.

— Да, он всё это время молчал, как будто сгинул человек, а тут вдруг вылез и начал кричать: безобразие, нестабильное государственное управление, черт знает что, понять невозможно, как работать, то государство срезает демпфер по бензину и солярке, то его восстанавливает. Сечин стал жаловаться на государство! Понятно, что он не на президента бочку с бензином покатил, а на Минфин, но организм-то госуправления один, и возглавляет его президент. То есть это вам не мелкие владельцы кафе и ресторанов начали жаловаться, а крупнейшие менеджеры российской госэкономики.

— Зачем они жалуются? Просто сил нет терпеть или они реально надеются, что им поблажка выйдет?

— Возможно, они чувствуют, что их ждет та же судьба, что «Газпром». Миллер, обратите внимание, уже не жалуется, он молчит, с ним уже покончено. А эти еще надеются выжить и сохранить какие-то деньги. Поэтому и просят Путина, чтобы «окоротил» Минфин. А Путин боится «окоротить» Минфин, потому что ему нужны деньги на военные действия и оружие.

Минфин — это же всегда ближайшее к главе государства ведомство. Приведу пример. Как вы знаете, Сталин периодически расстреливал своих наркомов. В наркоматах смертность была очень высокая. А вот министр финансов Зверев просидел в своем кресле, если не ошибаюсь, 22 года — с 1938-го аж до 1960-го. Все боялись тронуть, потому что деньги — тонкая вещь, разрушить потоки, на которых держится государственная власть, легко, восстановить сложно. Поэтому все понимают, что Силуанова президент не тронет, но уже кричат от отчаяния.

— Даже если Силуанов захочет что-то для них сделать, что он может? Ему же деньги нужны не на собственные фантазии, а известно на чьи?

— Он ничего сделать и не может. Путин вдруг сам рассказал об очень характерной детали ситуации в стране. Проговорился, что называется. Пришел он тут встречаться с молодыми учеными. А уже предвыборная кампания идет, нужно их — молодых — как-то поощрить, взбодрить, обрадовать, чтобы и ученые за него голосовали радостно. Но пришел он к ним с пустыми руками. Он не смог предложить им ничего, кроме некоторого повышения аспирантской зарплаты. Они ему говорят: а вот хорошо бы еще прибавить денег на научные исследования. Поступления в российский научный фонд сильно обрезали, он уже мало что может сделать для развития науки. Что им сказал Путин?

— «Денег нет, но вы держитесь»?

— Почти.

Поэтому руководители госкомпаний понимают, что собирать будут с них, грабить будут их. Это они не смогут платить зарплаты и останутся без хороших бонусов. И зачем им тогда руководить большими и толстыми от денег (прежде) госкомпаниями, если радости с этого нет никакой, даже украсть нечего?

— Страдальцы, которых вы перечислили, это всё или банки, или экспортеры сырья. Есть ли производители каких-нибудь товаров, которые всем довольны, у них всё хорошо и с каждым днем войны всё лучше?

— Обратите внимание, что Чемезов не идет жаловаться. Ротенберг не идет жаловаться, и это тоже понятно: как сообщала пресса, сын Аркадия Ротенберга Игорь еще в 2017 году стал акционером Тульского патронного завода. Таким бенефициарам СВО чего же жаловаться? К ним-то деньги как раз и идут.

— Нет, эти не считаются. Я забыла уточнить, что спрашиваю о производителях каких-нибудь товаров народного потребления. Одежда, обувь, автомобили, постельное белье… Что-то такое, что раньше было импортное, а теперь наше, посконное.

— Они пока тоже радуются: иностранные конкуренты ушли, можно продавать свое в любом объеме. С любым качеством и почти по любой цене. Остался голый рынок, и на этом рынке российский бизнес чувствует себя отлично.

Плохо от этого потребителю. Когда нет конкуренции, у потребителя нет выбора, ему приходится брать что дают, и он, конечно, теряет качество жизни. Он питается чем попало, ездит на чем попало, живет в мерзком жилье с плохой мебелью, которая ломается, и с бытовой техникой, которую техникой назвать трудно. Это хорошо было видно, когда в СССР из прекрасной итальянской машины Fiat стали делать «Жигули».

— «Жигули» из «Фиата» делали на ровном месте, а у «Данона» отжали оборудование и технологии, после него остались обученные рабочие и менеджеры. Почему же эти бывшие западные компании, став совсем российскими, начали производить гадость? Йогурт делится на фракции, с консервных банок пропали ключи, втулки у туалетной бумаги перестали быть смываемыми. Это такие сложные технологии?

— Я вам всё время говорю, что российское производство сильно зависит от импорта. Для того чтобы сделать такую втулочку, растворяющуюся в воде, нужны химикаты. Нет химикатов — нет втулки. На 99% ты сделал продукт, а 1% — это был импортный узел, теперь его не получают. У вас может быть шикарный автозавод, но вот один какой-то узел приходит из-за рубежа. Без этого узла автомобиля нет. Скажем, к началу XXI века Россия так и не научилась хорошо и массово делать автоматические коробки передач. На американские автомобили коробки-автоматы ставили с 1940 года. Россия — фантастически развитая технологически страна.

— Но это же касается не только России. Во всех постсоветских странах, не считая стран Балтии, та же картина: советские заводы в большинстве оказались неспособны производить что-то дельное, а ничего нового там создать не смогли. Почему так?

— Во всех бывших советских странах огромное советское наследие. И это очень сложная тема, потому что это и ментальность людей, и производственный комплекс, и производственная культура Советского Союза.

— Я ждала именно этих слов: производственная культура.

— А куда ж от этого деться? Любая экономика — это люди, которые производят, и люди, которые потребляют. А люди — носители определенной культуры. И это очень устойчивая черта общества. Так что советская производственная культура до сих пор не умерла. Это еще очень долго придется исправлять, и я даже не знаю, удастся ли это исправить. Я, возможно, до этого не доживу.

Никто из них пока не смог стать эффективной инновационной экономикой, никому на это не хватает ни сил, ни возможностей, ни ментальности населения. Даже Польше, которая добилась большего, чем многие другие страны бывшего социалистического лагеря.

— Вы протянули невеселую цепочку вызванных войной явлений в российской экономике. Как бы вы продлили ее, скажем, на будущий год или на два? Что будет с экономикой дальше?

— Вот дальше становится совсем страшно, потому что дальше начинают кончаться деньги. Российский бюджет утвердили на три года. И уже видно, что Минфин готов с болью жертвовать чем попало, кроме военных расходов, конечно, и ради них.

Мне, скажем, бросилась в глаза статья «Расходы на ЖКХ», есть такие в государственном бюджете РФ. Речь идет не о покрытии текущих затрат, а об инвестициях в развитие ЖКХ. Вы получаете, например, тепло в квартиру и платите за его поставку, но трубы для этого были проложены когда-то. Тогда это были инвестиции. Теперь это всё жутко изношено, это всё надо менять во многих городах, там износ труб — 60–70%, иногда больше. Эти трубы лопаются, рвутся, ломаются, происходят аварии.

— В прошлом году из-за таких изношенных труб Волгоград затопило фекалиями.

— И такое по всей стране происходит. По статистике МЧС, техногенные аварии в России происходят каждые семь минут. Раз в семь минут — прямо как по таймеру. На то, чтобы всё это чинить, деньги выделяет бюджет. Так вот, на 2025 год расходы на развитие ЖКХ по сравнению с 2022-м сокращены в два раза. То есть Минфин понимает: деньги кончаются, их придется отнимать у всех — у кого можно и у кого нельзя.

Источников пополнения бюджета мало. «Газпром» обобрали, он уже не поднимется и не разбогатеет. С российской нефтянкой тоже ситуация безрадостная: ОПЕК требует сокращения добычи, Россия пыталась уклониться, теперь Путину пришлось ехать извиняться перед арабскими странами за то, что Россия не исполняет обязательств, и восстанавливать отношения. Придется добычу сокращать. Охота на российские танкеры уже началась. Дисконт по Urals растет. Доходы будут падать. Индия и Китай возобновляют закупки венесуэльской нефти. Экспортеров уже обложили, акцизы уже подняли. Что делать дальше? Где деньги?

Дальше надо хоть как-то залатать дыры в бюджете. А бюджет сверстан совершенно невероятный, истерический: рост государственных доходов по плану — плюс 22% за год. Откуда?! Это невероятно. Деньги нужно будет откуда-то добывать. И эти простые цифры — плюс 22% — дают основания делать прогнозы, где такие доходы можно получить. Вот как государство за год так нарастит свои доходы?

— Вот да, откуда они возьмут деньги?

— Экономика растет хиленько, в 2024 году предел мечтаний — рост на 1,5%, а будет, скорее всего, даже меньше. Центробанк дает прогноз 0,5–1,5%, оценка мировых организаций, МВФ и других, примерно такая же. Откуда взять эти 22%? Ответ простой: нужна девальвация рубля.

— Еще большая девальвация?

— А куда деваться? Других вариантов нет. Девальвация рубля, причем очень сильная. Даже такие осторожные люди, как российские банкиры, аккуратно говорят: курс рубля в будущем году — 100–110 за доллар, не меньше. Это очень осторожные оценки. Есть те, кто говорит о 120, о 150 рублях за доллар. Если у Минфина будет плохо с деньгами, всё может случиться.

Плюс, конечно, надо повышать налоги, и, как я уже вам сказал, Шохин понимает, что с них, с частных компаний, будут брать и брать всё больше. А потом начнут брать и с населения.

— Неужели НДФЛ повысят? Это же одно из первых достижений Путина, которым он так гордился.

— Да разве дело только в НДФЛ? Вы знаете, сколько налогов россиянин платит со своей зарплаты?

— Я видела оценки — 60%, если считать всякие соцстрахи и пенсионные фонды.

— Нет, все-таки 60% — это чересчур, вы уж совсем пессимист. Профессор Аузан, декан экономического факультета МГУ, и его коллеги недавно подсчитали: реальное налогообложение доходов российского гражданина — 48%. Потому что, кроме НДФЛ, есть много косвенных налогов, к ним относятся и акцизы, и НДС, которые формально перечисляют организации, но фактически платит любой гражданин, покупая товар. Поэтому в 2024 году мы можем ожидать повышения акцизов, а возможно, и НДС. Напомню вам, что в 2018 году Владимир Владимирович, только переизбравшись на новый срок, тут же поднял НДС до 20%.

— Когда НДС повысили до 20%, экономисты говорили, что это как раз очень плохо для экономики, это ее замедлит.

— Так она и замедлилась, все эти годы она росла еле-еле.

— Экономика и так не растет, а меры правительство принимает такие, чтобы она еще сильнее замедлялась? Это как понимать?

— Экономика состоит, как я уже говорил, из разных групп интересантов. Для экономики России в целом эти меры плохие, а для правящей ею группировки — вполне нормальные. А куда им деваться? Им нужно финансировать военные расходы, при этом чтобы самим им жилось хорошо. И ради этого они будут забирать деньги у бизнеса, а потом, возможно, и у населения по старым, еще советским моделям патриотических займов. Инструмент для этого уже есть: бескупонные облигации федерального займа. Население будет беднеть, российский бизнес будет скукоживаться. Будет расти число банкротств компаний и личных банкротств. Всё это уже происходит и будет происходить чаще. Переломить такие тренды, пока идут военные действия, просто нереально.

Ирина Гарина, специально для «Новой газеты Казахстан»