Многодетный сторож и тайная встреча с арабским королем

Как политик будущий премьер сформировалась в то, уже кажущееся неправдоподобным время (середина 1930-х), когда она — секретарь исполкома Гистадрута (Федерации трудящихся — главного профсоюза в подмандатной Палестине. — Прим. ред.) — получала меньше, чем сторож профсоюзного офиса: ведь у него было 9 детей, а у Голды только двое. И в этом, по воспоминаниям самой Меир, в последние годы жизни — почетного президента Социалистического интернационала, был «добрый социалистический смысл». А еще раньше, в 1928-м, расставшись с мужем Моррисом, она целиком посвящает себя борьбе за создание еврейского государства, хотя Бен-Гурионовскую характеристику «Голда Меир — единственный мужчина в моем кабинете» комплиментом никогда не считала и отнюдь не была феминисткой.

Первая крупная политическая дилемма встает перед Голдой в конце 1937 года, когда Британия одобрила так называемый план комиссии Пиля, предусматривавший создание крохотного, но всё же суверенного еврейского государства. Большинство ишува (еврейской общины Палестины. — Прим. ред.) во главе с Бен-Гурионом было за раздел подмандатной Палестины, Меир же такое государство казалось нежизнеспособным. До конца дней она успокаивала себя тем, что Израиль не возник тогда из-за категоричности арабских лидеров, начисто отвергших компромисс, иначе трагедия европейского еврейства была бы и на ее совести.

Через десять с лишним лет, когда раздел становится наконец реальностью, Голда — директор Политического отдела Еврейского агентства — объезжает полмира, мобилизуя сторонников Израиля. «Еврейское население в Палестине будет сражаться до конца, — заявляет она в Америке, намекая на войну, которую вызовет создание Израиля.

Главой из шпионского романа выглядит ее встреча с королем Трансиордании Абдаллой за считанные дни до провозглашения государства. В традиционном арабском платье и парандже Голда со своим спутником — евреем, говорящим по-арабски, — отправляется в Амман, по дороге меняя машины. В назначенном месте их ждет человек, который должен провести тайных гостей в королевский дворец. Главное при этом — не вызвать подозрений у иорданских легионеров…

Встреча прошла в лучших традициях восточного этикета. Впрочем, иорданский монарх был вполне искренне расположен к евреям, но… выступить против воинствующей позиции Арабской лиги не посмел. Разочарованная нерешительностью короля, Голда Меир подытожила: «Значит, будет война, и мы победим». Абдалла лишь согласился, что евреи вынуждены исполнить свой долг, и добавил с грустью, что события должны идти своим чередом.

Этот хрестоматийный, вошедший во все учебники по истории Израиля эпизод оценивается сегодня далеко не однозначно. Но все споры о том, уместно ли было отправлять женщину, пусть и занимающую ответственный пост, на переговоры к традиционному арабскому монарху, нисколько не умаляют личного мужества Меир.

Ревность Сталина и смена фамилии

Популярность Голды за «железным занавесом», и не только среди евреев (вспомните хотя бы «вот место Голды Меир мы прохлопали…» у Высоцкого), началась с ее краткого, но яркого пребывания в должности первого посла в СССР. Размноженная в тысячах экземпляров (и воспроизведенная даже на банкноте в 10 шекелей) любительская фотография, сделанная в Рош ха-Шана (еврейский Новый год. — Прим. ред.) 1948 года, когда пятидесятитысячная толпа советских евреев криками «наша Голда» восторженно приветствовала посла Израиля в московской синагоге, ходила по рукам еще десятилетия спустя. И это несмотря на вышедшую накануне в «Правде» статью-предупреждение Ильи Эренбурга о том, что государство Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, где нет «еврейского вопроса»…

Едва начавшись, советско-израильский медовый месяц оборвался очень резко и болезненно жестоко. Еврейский театр, газета «Эйникайт» (печатный орган Еврейского антифашистского комитета. — Прим. ред.) и издательство «Дер Эмес» (специализировалось на публикации книг на идиш. — Прим. ред.) были закрыты буквально через считанные недели после публичного выражения любви к послу государства, которое «не имело никакого отношения к евреям Советского Союза». Последовавшая за этим кампания по борьбе с космополитами окончательно развеяла малейшие иллюзии в отношении сталинского подхода к национальному вопросу. Способствовало ли этому поведение израильского посла — вопрос спорный, хотя известна сталинская ремарка по поводу активности Голды: «Умные люди прислали глупую женщину». Приревновал?

Впрочем, к началу 1949-го экс-посол уже вернулась в Израиль, чтобы занять в первом правительстве страны пост министра труда. Начиналось время тотальной карточной системы и строгого нормирования продуктов: 75 граммов мяса в месяц на человека, 8 граммов вермишели в день, 17 граммов риса, 20 граммов крупы… Правда, министры еврейского государства, в отличие от коллег в стране победившего социализма, часами проводили в очередях за несколькими картофелинами, тремя яйцами и мороженой рыбой. Для идеалистки Меир, приехавшей в начале 1920-х из благополучных Штатов в заброшенную Палестину, более тридцати лет не пользовавшейся косметикой и никогда не имевшей больше двух платьев одновременно, это было естественно и соответствовало понятиям о равенстве и эгалитаризме.

В 1956-м она становится министром иностранных дел. Предварительно, по просьбе Бен-Гуриона, сменив наконец «диаспорную» фамилию Меерсон на ивритскую Меир — госчиновникам предписывалось тогда гебраизировать, то есть адаптировать к ивриту свои ФИО.

На конец 1950-х приходится бурное развитие отношений Израиля с тропической Африкой, в судьбе которой Меир виделись параллели с многострадальной судьбой еврейского народа. Именно тогда в Израиль хлынули студенты из только что освободившихся колоний, а отныне — полноправных членов ООН, благосклонных к еврейскому государству. В свою очередь израильские врачи, агрономы, инженеры потянулись в Гану, Верхнюю Вольту, Эфиопию…

Три процента популярности и «железная бабушка»

Шестидневную войну Голда встретила в почетной должности секретаря правящей партии МАПАЙ, казалось, последней в карьере этой уже немолодой и не очень здоровой женщины. Но в феврале 1969-го от сердечного приступа умирает глава правительства Леви Эшколь. Главные претенденты на кресло премьера — национальный герой, сверхпопулярный Моше Даян и заместитель главы кабинета Игал Аллон. Оба — достаточно молоды, амбициозны и готовы к соперничеству.

«Временно» растянулось на пять лет, а убежденной социалистке Голде суждено было стать одним из главных ястребов за всю историю Израиля. Ее внешнеполитическое кредо укладывается в строки популярной песни тех лет «Весь мир против нас». Так, она отказывает экс-президенту Всемирной сионистской организации Нахуму Гольдману в праве представлять Израиль на переговорах с президентом Египта Насером. Возмущенные этим 70 выпускников школ в коллективном письме обвиняют премьера в «упущенном шансе к достижению мира» и отказываются выполнять свой армейский долг под лозунгом «выбора нет». Случай для тогдашнего Израиля, где армия еще была одной из «священных коров», экстраординарный.

В 1971-м Голда решительно отвергает одобренный даже «ястребом» Даяном мирный план посланника ООН Гуннара Яринга, предполагавший отступление Израиля с Синайского полуострова. План, который, возможно, предотвратил бы кровопролитную войну Судного дня — черная тень ее омрачала Голде последние годы жизни. План, который с небольшими изменениями был принят премьер-министром Бегином за основу заключенного спустя семь лет Кемп-Дэвидского договора.

«“Железная бабушка” после всего пережитого ее народом относилась с большим недоверием к доброжелательным советам», — заметил как-то коллега Голды по Социнтерну канцлер ФРГ Вилли Брандт. И, несмотря на это, мир уважал ее. Возможно, за эту ее непреклонность и, по словам самой Голды, неготовность превратиться в глиняных голубков, чтобы заслужить симпатии мирового сообщества.

В социальной сфере успехи премьера тоже были отнюдь не блестящи. И если приметы той эпохи — запрет на гастроли «Битлз» и «трусы Голды» (неудобное трико для девушек-солдаток) — давно превратились в добродушный фольклор, то о сефардском движении протеста этого не скажешь. «Неприятные парни», — это всё, что смогла выдавить из себя глава правительства после встречи с лидерами «Черных пантер» — молодежью из бедных «восточных» кварталов, где ненависть к ашкеназскому истеблишменту стала приобретать наследственные черты. Масла в огонь межобщинной напряженности подлили и льготы новым репатриантам из Советского Союза, которые в начале 1970-х стали прибывать в Израиль: льготы, которые государство просто не могло позволить себе в 1950-е для вновь прибывших из арабских стран.

Выигранная и проигранная война одновременно

Все эти проблемы и вольные или невольные просчеты отошли на второй план по сравнению с грандиозными ошибками, приведшими к войне Судного дня. Эйфория, вызванная блестящей победой в Шестидневной войне, самоуверенность и шапкозакидательские настроения привели к огромным потерям 6–8 октября 1973 года. А ведь за неделю до этого окружавшие Голду именитые военачальники в один голос утверждали, что совместное нападение Египта и Сирии маловероятно.

Задним числом Голда признавалась, что должна была «прислушаться к голосу своего сердца и объявить мобилизацию». «Мне предстоит прожить с этим ужасным знанием всю оставшуюся жизнь», — сказала она потом. А в те дни 75-летняя женщина не покидала резиденцию более чем на час и спала четыре часа в сутки, иногда прямо на своем рабочем столе. Только твердость Голды удержала Моше Даяна от телевыступления перед нацией, где тот собирался поведать народу чудовищную правду о положении на фронтах. Та война (как и все остальные) окончилась для Израиля победой. Но слишком дорогой победой, к которой как нельзя лучше подходит меировский афоризм: «У нас было секретное оружие — отсутствие альтернативы».

Возможно, ей простили бы и это, но слишком уж циничными выглядели выводы государственной комиссии, расследовавшей причины неготовности Израиля к войне. Свалив всю ответственность на армейское командование, правительство рассчитывало выйти сухим из воды, и это переполнило чашу общественного терпения. Голда подает в отставку, и ее знаменитая «политическая», а на самом деле вполне реальная кухня, где она, в жарких спорах, выпивая до двадцати чашек кофе в день и выкуривая по две пачки сигарет, принимала важнейшие решения, становится частью истории.

По иронии судьбы уход этой женщины завершил эпоху отцов-основателей. Преемники Голды, будь то ее любимец Ицхак Рабин или презираемый ею Менахем Бегин, принадлежали уже к другому поколению. «Пожилая дама», как называл ее Бегин, умерла за два дня до официального вручения ему, бывшему «террористу» Бегину (в свое время он возглавлял подпольную военизированную организацию ЭЦЕЛЬ. — Прим. ред.) и президенту Египта Садату Нобелевской премии мира. Накануне, узнав о намерениях нобелевского комитета, Голда не могла сдержать раздражения, едко заметив, что миротворцам больше подошел бы «Оскар». Вырвать этот мир у нее, приказывавшую будить себя в любое время ночи, получив сообщение о гибели израильского солдата на Суэцком канале, ее, повторявшую: она никогда не простит арабам того, что «они заставили стрелять наших сыновей в их сыновей», ее, с трибуны ООН заявлявшую, что «Израиль протягивает руку мира своим соседям»… И ее родная партия пошла за этим демагогом?! Мир и впрямь перевернулся.

Но даже в этом новом мире кое-что осталось. Память о беззаветной преданности стране, материнском тепле к ее сынам — и страстной вере в их правоту. Память о женщине по имени Голда...