Часть вторая: акции оппозиции и «Русский дом»

— Putin — asеsino! Путин — хуйло! — громко скандируют от силы полтора десятка активистов, стоя на обочине одной из центральных улиц Буэнос-Айреса. В руках у них украинские и бело-сине-белые флаги, а также большая растяжка с надписью «No a la Guerra» («Нет войне»).

— Не позорьте нацию, — сквозь зубы цедит мужчина в черном костюме и презрительно отворачивается в сторону.

— Вы — фашист! Поддерживаете фашистов, которые убивают наших детей! — немного истерично отвечает ему женщина с ребенком в коляске и украинским флагом в руках.

Участники российского антивоенного чата в Буэнос-Айресе и примкнувшие к ним украинские активисты пикетируют здание театра Astral, где в этот вечер выступали гости из России — «Хор Турецкого». Его основатель Михаил Турецкий сразу после начала войны в Украине выступил в поддержку «специальной военной операции».

На мероприятие пришло немало россиян и аргентинцев, которые выстраиваются в длинную очередь на вход.

— Ter-ro-ris-tas! Ase-si-nos! — скандируют в их сторону активисты. Ситуация начинает накаляться, потому что очередь в театр и протестующих разделяет лишь тротуар и несколько невозмутимых полицейских, выстроившихся в шеренгу. Кто-то из россиян в очереди делает вид, что ничего не происходит, кто-то закатывает глаза, а некоторые на скандирование «Asesinos!» отвечают: «Отсосинас!»

— Сам ты террорист! — со злостью говорит из очереди женщина средних лет. Когда она отходит в сторонку покурить, я спрашиваю ее об отношении к протестующим.

— Украинцев ненавижу, бандеровцев этих! — отвечает она на русском языке с сильным акцентом: она армянка, но 25 лет живет в Аргентине. — Я постоянно смотрю передачу «60 минут» (пропагандистское ток-шоу Ольги Скабеевой и Евгения Попова. — Прим. авт.) и всё знаю про войну!

— Жополизы Путина! — кричит кто-то из антивоенных активистов по-русски. Это выводит из себя одного из организаторов концерта, который то и дело обнимается с гостями в очереди. Он показывает протестующим средний палец и начинает что-то говорить полицейскому, указывая на пикетчиков.

В ожидании баррикад

Высокий парень, обернутый в бело-сине-белый флаг, больше фотографирует, чем скандирует лозунги. Это один из организаторов пикета Александр Новинский. Когда началась война, он полтора месяца «активно выходил на антивоенные митинги» в Санкт-Петербурге. Там, впрочем, он тоже больше снимал — Новинский по образованию и по профессии кинорежиссер.

К апрелю 2022 года он понял, что «никакого выхлопа [от митингов] не будет», вернулся в родные Великие Луки, заработал денег на съемке музыкальных клипов и документальных фильмов про болезнь Альцгеймера, а когда объявили мобилизацию, уехал из России. Сначала — в Казахстан, потом — в Турцию, и наконец «перебрался в Аргентину просто потому, что здесь можно находиться долгое время, в том числе нелегально, поскольку нет депортационного законодательства».

В России Новинский не был активным оппозиционером — регулярно выходить на митинги стал только после того, как Алексея Навального задержали в 2021 году в аэропорту «Шереметьево»: «С этого момента решил для себя, что молчать больше не стоит». Поэтому прилетев в ноябре 2022 года в Аргентину, Новинский сразу взял быка за рога — пошел в «Русский дом» (российский культурный центр при посольстве РФ в Буэнос-Айресе) со значком с флагом Украины и наклейкой Fuck Putin на рюкзаке. Многих из тех, кого он тогда там встретил, он увидел и в очереди на концерт Хора Турецкого.

Новинский быстро стал одним из основных организаторов политических акций в Аргентине. По его словам, русское антивоенное сообщество в Буэнос-Айресе очень активно и проводит от 2 до 4 мероприятий в месяц.

Периодически активисты сталкиваются с проблемами. «В январе на митинге в поддержку Алексея Навального мы вышли к российскому посольству. Неожиданно туда приехал комиссар Реколеты (богатый район в центре Буэнос-Айреса. — Прим. авт.), который начал запрещать нам скандировать, потребовал отключить колонку, из которой играли антивоенные песни, и снять все баннеры с полицейского забора. Для меня это стало первым тревожным звоночком и мне было удивительно с этим столкнуться в Аргентине», — рассказывает Новинский.

После этого у него еще несколько раз на улице по-тихому срывали с рюкзака наклейку Fuck Putin.

В мае 2023 года противостояние вышло на новый уровень. «В “Русском доме” проходило пропагандистское мероприятие с военными песнями вроде “Катюши”. Мы не хотим молчать и обходить стороной такое событие, поэтому пришли с плакатом “Нет войне”, скандировали что-то вроде “Путин — убийца”, а я, как обычно, делал фотографии», — вспоминает Новинский.

Из «Русского дома» вышел «парнишка с триколором» и ударил Новинского по камере. «У меня объектив стал барахлить, камера рядом с лицом была и попала в губу. Это было на глазах полиции, и мы сразу потребовали его задержать. Но те ответили, что пришли охранять “Русский дом”, и пропустили его обратно», — рассказывает Новинский с обидой. Активисты вызвали наряд полиции, но те внутрь заходить не стали, а долго, но безрезультатно прождали нападавшего у входа в здание.

Через несколько дней Новинский с другими активистами пришел на Бессмертный полк с теми же лозунгами про Путина и войну. На этот раз он получил ногой в живот. «Это было больно, это задело внутренние органы. Мне пришлось в госпиталь обращаться, где я прошел обследование, мне выписали таблетки. Я в полицию обратился и составил фоторобот», — рассказывает Новинский.

По словам активиста, недавно трем участникам антивоенных митингов прислали сообщения, в которых рекомендовали не расслабляться на улице при переходе дороге, а «то могут лицо кислотой залить». Новинского же пригласил на встречу «мужик, который постоянно тусуется в “Русском доме”». «Я пошел, и он очень мягко на меня давил. Это звучало примерно так: “Саша, ты хороший человек, я хочу тебе помочь, тебе не кажется, что у тебя слишком много свободного времени для всех этих активностей политических?”» — рассказывает Новинский.

Он недоволен и полицейскими, которые, по его мнению, с каждым разом становятся «всё менее аккуратными и всё менее вежливыми». «Полиция не бьет ни в коем случае, но ее стало много на всех митингах, и вот сегодня она прямо вплотную к нам стояла», — жалуется Новинский.

— Честно говоря, участие полиции сегодня мне кажется оправданным, потому что люди идут в театр, а вы их оскорбляете. Такая ситуация вполне могла привести к потасовке, — говорю я.

— Но полиция стояла лицом к нам. То есть они охраняли зрителей, а не нас!

— Так люди идут на официальное мероприятие, на которое продаются билеты!

— Возможно, но если полиция следит за нашей активностью, то, наверное, в курсе, что мы совершенно мирные митингующие и никогда ни на кого не нападали! Это на нас нападают. Вот и эта акция была не против зрителей как таковых, а против хора Турецкого, который выступает за войну в Украине.

— А вы вообще пытаетесь переубедить людей с другой позицией? Потому что если кричать пришедшим на концерт людям, что «Путин — убийца», а они — жополизы, это вряд ли изменит их мнение о России и войне, — спрашиваю я Новинского.

— Есть люди в нашем антивоенном движении, которые общаются со сторонниками Путина, чтобы их переубедить, но я не вижу смысла с ними спорить. Я просто хочу таким образом напомнить людям, которые поддерживают Путина, что есть те, кто занимают диаметрально противоположную позицию, но не могут об этом говорить в России, потому что их сразу повезут в спецприемник, — объясняет свою позицию Новинский. — Выходить и доносить свои мысли здесь, находясь за рубежом в безопасности, — необходимо. Мы как будто бы выходим за всех тех, кто находится в России.

Он уверен, что людей, поддерживающих Путина, в Аргентине очень много. «Мне кажется, что перевес здесь всё-таки у людей с антивоенной позицией, но с начала 2023 года сюда прилетело достаточно много тех, кто связаны с госкомпаниями, мелких чиновников областных администраций, которые прилетают, чтобы рожать детей или чтобы не подвергаться мобилизации», — уверен он.

Разочаровавшись в русскоязычном сообществе Буэнос-Айреса, Новинский решил двигаться в Германию (впереди у Новинского знакомство с тамошней диаспорой, где сторонников Путина как минимум не меньше, чем в Аргентине) и с начала 2023 года ждет гуманитарную визу.

— Здесь ты мог бы быть первым парнем на деревне, а там будешь одним из сотен! — возражаю я.

— Мне не хочется заниматься организацией митингов в Аргентине, потому что это далеко. Я принимаю участие в движении «Первым рейсом», и когда резко нужно будет возвращаться в Россию, — условно, как в 1991 году на баррикады, — есть смысл находиться неподалеку от России. К тому же в Германии много антивоенных активистов, журналистов, социологов, политологов, а мне очень хочется вариться в этой тусовке, — объясняет Новинский свою мотивацию отъезда.

До стычек на пикете против «Хора Турецкого» так и не дошло: он закончился, когда последние посетители зашли в театр. Тем не менее, само по себе живое уличное противостояние антивоенных активистов и пропутинской публики удивляет. В Европе акции российской оппозиции почти всегда проходят напротив безмолвных посольств РФ или на фоне безучастно проходящих мимо обывателей.

Остаться рукопожатным

Невозможно себе представить в Евросоюзе и такую картину: вечер буднего дня, «Русский дом» заполняется аргентинцами, которые пришли на показ фильма «Ополченочка». При входе картина с двумя большими флагами — аргентинским и российским. По обе стороны от них Александр III и, кажется, генерал Хосе Сан Мартин. А между полотнищами — руки, выпускающие в небо голубку. В зале на втором этаже выставка, посвященная битве на Курской дуге, — патриотические плакаты сделаны на русском и испанском языках.

Порядка 50 человек расселись по местам. У пожилого мужчины перед собой я вижу в телефоне приложения RT и «РИА Новости», а у части пришедших на одежде или рюкзаках — ленточки с российским флагом. Фильм (это первый кинопродукт самопровозглашенной Луганской народной республики) оказался просто чудовищным с художественной точки зрения и максимально топорным в продвижении нужных идеологических тезисов.

Я рассчитывал, что перед началом фильма будет урок политпросвещения, и не ошибся. Правда, из-за того, что публика состояла исключительно из аргентинцев, лекцию о предпосылках войны читали только на испанском языке. Сотрудник «Русского дома» тихим голосом рассказывал что-то про Украину; ухо то и дело улавливало знакомые слова — Янукович, Евромайдан, Крым, Николаев, Запорожье.

Директор «Русского дома» Ольга Муратова, услышав, что я из «Новой газеты», от интервью отказалась, предложив написать официальный запрос в «Россотрудничество», но пять минут мне всё-таки уделила. На вопрос о низком качестве кинопродукта Муратова промолчала: видимо, согласиться не позволила должность, а поспорить — совесть.

Мероприятия с актуальной повесткой, по ее словам, проходят здесь нечасто. Чаще в «Русском доме» бывают концерты русской музыки или лекции о русской литературе. По словам преподавателя испанского языка Ивана Афонина, давно живущего в Буэнос-Айресе, сообщество вокруг «Русского дома» — это примерно тысяча человек, в основном посольские работники, их родственники и люди, приехавшие в Аргентину еще в 90-е годы.

Афонин вспоминает, что когда пять лет назад приехал в Аргентину, местное русскоязычное сообщество состояло примерно пополам из «тех, кто понимал, что происходит в России, и тех, кто ничего не понимал», и в группах в фейсбуке «стояла ругань». Сейчас, по его мнению, около 80% россиян в Аргентине — против войны и политического режима в России. С ним согласен и основатель RuArgentina Кирилл Маковеев, который делает этот вывод на основании статистики своего телеграм-канала: «В нём 9000 действующих пользователей и 1200 заблокированных, а блокирую я за поддержку действующей российской власти и войны, за гомофобию, трансфобию и расизм. После каждой новости про очередную акцию протеста вскрывается какое-то количество недавно добавившихся людей, которые сразу получают бан».

— Это круто! Получается, что сюда приезжают люди, с которыми реально комфортно общаться, можно особенно не бояться, не подбирать слова, и даже ругаться особо не с кем, — говорит Афонин.

Впрочем, переехавшие в Аргентину недавно со старожилами не согласны. Юристка Эльвира, которая в Буэнос-Айресе занялась лепкой пельменей, уверена, что большинство приехали сюда «пересидеть мобилизацию». «Понятно, что есть 10–15% нормальных, образованных и антивоенных, но если честно, на мой взгляд, пропорция ничем не отличается от России. И там, и тут: 50% тех, кому “тише едешь, дальше будешь”, а оставшиеся — “за”. Правда, здесь это в основном те, кто давно тут живет», — рассуждает она.

— Вы когда пельмени продаете, не спрашиваете людей об их взглядах? — спрашиваю я Эльвиру.

— Иногда хочется, но как это сделать? Мне пишут: «Будьте добры, два килограмма пельменей», а я в ответ: «Чей Крым?»

— За антивоенный пост в фейсбуке — скидка 10%!

— Боюсь, что я так всех клиентов растеряю. Мама мне и так перед интервью сказала, что после него я стану в Буэнос-Айресе нерукопожатной, и никто заказывать ничего не будет, — шутит Эльвира.

Бывшая ведущая «Нашего радио» Екатерина Есенина за год на курсах испанского языка встретила много соотечественников. «Большинству политика — по барабану.

Я знаю директоров по маркетингу в одной крупной медиакомпании, которые убежали сюда от мобилизации, и ребята до сих пор убеждены, что Навального не травили, что это была инсценировка», — рассказывает она.

Но даже те, кто не поддерживает войну, ходят на акции протеста неактивно. «Ребята из протестного чата — молодцы, но сложно найти мотивацию, чтобы в этом участвовать. Последний раз, когда я был на акции перед посольством России, было семь человек, и не очень понятно, в чём важность. Если в том, чтобы увидеть, что вокруг тебя люди такие же, как я, то это мне и так ясно», — объясняет Афонин.

Другой «Русский дом»

Именно он пытается создать в Буэнос-Айресе противовес «Русскому дому». По словам Афонина, мысли о создании в Аргентине русскоязычного НКО ходили давно, но не хватало человека, который «возьмет на себя ответственность». «Мы обсуждали это еще давно с узким кругом адекватных людей из старой гвардии русскоговорящей эмиграции, но тогда всё сошло на нет, а сейчас появился человек, который нашел юриста, готового заняться регистрацией Ассоциации русскоговорящих иммигрантов Аргентины», — рассказывает Афонин.

По его мнению, с Ассоциацией станет возможно формальное объединение русскоговорящих в рамках «здоровой инициативы». «Хочется перестать избегать русскоговорящих на улице. Хочется, чтобы было понятно, что русскоговорящие в Аргентине — это не “Русский дом” и не посольство, а современная структура с адекватными взглядами на мир, где не воспринимают Путина как спасителя», — объясняет Афонин.

По его словам, у еще формально не созданной Ассоциации уже есть конкретные достижения — помощь около 200 людям в получении вида на жительство в Аргентине. Одним из оснований для этого здесь является получение образования, в том числе в средней школе. «Мы взаимодействуем с Департаментом образования города Буэнос-Айрес. Тут есть школы для взрослых, где человек, который раньше не доучился в школе, может пойти и сделать это. Нужно ему это для аттестата о среднем образовании, без которого он не может поступить в институт», — рассказывает Афонин.

— Ну а чего? Давайте попробуем взаимодействовать. Посмотрим, как ваши русскоговорящие справятся в наших школах, — сказали Афонину в департаменте.

Ассоциация помогает с переводом, так как многие потенциальные ученики не говорят на испанском (хотя обучение идет на этом языке), а учителя в школах — на русском.

Мне кажется странным, что места в школах, созданных, надо полагать, для местных со сложным детством, занимают русские, которым обучение нужно исключительно для легализации.

— Разве это не уловка? Зачем вообще это нужно аргентинским чиновникам?

— Это действительно момент довольно сложный. Я не знаю, почему они согласились, но там есть немало свободных мест, и может быть, так они поддерживают существование этих школ. Но это ничему не противоречит: у них учатся, например, боливийцы, которые в своей стране не закончили школу, — отвечает Афонин.

Он напоминает, что легализовать российский аттестат в Аргентине непросто, а многие по каким-то причинам просто не могут привезти его в Буэнос-Айрес.

«Образование в Аргентине, согласно Конституции, бесплатное для всех, и государству вообще-то полезно, чтобы люди находились в легальном статусе, полезно, чтобы они интегрировались в среду и знали язык, чтобы они получали образование и становились специалистами в своих областях в Аргентине, — рассуждает Афонин, — Мне не кажется, что здесь есть насилие системы, и мы всех предупреждаем, что надо будет учиться, потому что школа по закону должна оповестить миграционную службу, если ученик не ходит на уроки или не справляется».

Пока Ассоциация сконцентрировалась на школьном проекте — над ним работают четыре волонтера, которые обзванивают людей и помогают устроиться в школу; но сам Афонин мечтает о большем. «Хочется, чтобы появилось помещение, желательно — здание, на котором будет написано “Ассоциация русскоговорящих иммигрантов”, чтобы там была юридическая поддержка, чтобы там можно было хорошо провести время на выставках или концертах, чтобы туда могли обратиться бизнесмены и получить помощь, потому что тут довольно забюрократизированная среда, и на официальную структуру реагируют лучше», — рассказывает он.

Афонин хотел бы, чтобы русскоговорящая диаспора «не только брала, но и отдавала взамен». «Было бы классно, чтобы мы привнесли свой вклад и стали такой же частью местной жизни, как армянская или украинская диаспоры.

Например, найти в Аргентине официальную работу даже преподавателем русского или английского языка практически невозможно. Для этого нужно заново учиться в местном университете. То же самое касается и врачей.

«Может быть, с помощью департамента образования получится устроить людей на работу в школы по специальностям, которые тут востребованы. Не у всех есть дистанционное преподавание, как у меня, не все — айтишники. Если сможем помочь, будет круто», — говорит Афонин.

Он уверен, что у «Русского дома» нет перспектив «стать в нынешней ситуации центром притяжения для русскоговорящей эмиграции»:

— Я буду рад поспособствовать тому, чтобы таким центром притяжения стала Ассоциация. А если Россия вдруг когда-нибудь станет здоровым государством, то наша некоммерческая организация вполне может слиться с новыми адекватными государственными структурами. Я фантазирую, но мне кажется, что это может произойти.

Впрочем, к концу осени энтузиазм Афонина поугас. По его словам, миграционная служба начала отказывать в предоставлении резиденции по учебе в старшей школе, иногда обосновывая это тем, что при оформлении заявки был указан более высокий уровень образования, а иногда ничем не обосновывая. «Параллельно стали приходить отказы с предписанием покинуть страну и по другим видам резиденции, и Ассоциация, не обладающая пока обширными юридическими ресурсами, тут не может помочь», — с грустью говорит Афонин.

Да и сама регистрация юрлица Ассоциации занимает намного больше времени, чем планировалось. «Это сковывает работу и несколько фрустрирует. Перспективы скорого завершения процесса туманны, — признает Афонин. — Тем не менее, мы не опускаем рук и продолжаем искать пути к развитию».

Живи и радуйся

Главной проблемой Буэнос-Айреса считается безопасность — у каждого русского эмигранта найдется (обычно чужая) история об ограблении. Летом в СМИ активно обсуждали как минимум три громких убийства: расчлененное тело криптобизнесмена нашли в чемодане, мужчину зарезали ножом в самом центре города, девочка шла утром в школу, мотоциклисты сорвали с нее рюкзак, она упала и умерла.

Впрочем, если не гулять по ночам в безлюдных парках и в неблагополучных районах на юге города со светящимся телефоном в руке, то вряд ли с вами что-то произойдет. Вот и Кирилл Маковеев спорит с тем, что Буэнос-Айрес — небезопасен: «Думаю, что мы где-то на уровне Прибалтики по числу убийств на душу населения. Проблема безопасности преувеличена. Ограбление может быть, но тебя точно не убьют. У меня за восемь с половиной лет, что я здесь живу, один раз украли из сумки кошелек, и всё». Правда, он сам признается, что не пользуется телефоном не только в общественном транспорте, но и в такси всегда поднимает окно, чтобы его не выхватили на светофоре.

Кому в Аргентине живется безопаснее, чем в России, даже несмотря на достаточно высокий уровень преступности, так это представителям сексуальных меньшинств. «Аргентина терпима абсолютно ко всем, тут с большим трудом можно себе представить, что кого-то так или иначе притесняют или дискриминируют», — уверяет меня переехавший сюда музыкант Дмитрий Спирин.

20 августа на площади Мая (там расположен президентский дворец) несколько десятков россиян собрались на акцию «Путин-убийца». Из героев этой статьи туда пришли немногие: кроме одного из организаторов акции Новинского, были еще Спирин и переехавшие в Аргентину из Петрозаводска Анна и Анастасия Домини.

Они начали жить вместе еще в России, там же завели детей: по плану каждая из них должна была родить по одному ребенку от анонимного донора.

В Карелии их жизнь складывалась непросто. «Чтобы нас кто-то избивал или преследовал, такого не было. — говорит Анна. — Но приходилось всё время молчать или говорить, что мы одинокие мамы, — чем по сути предавать свою семью. Мне, конечно, от этого было очень нехорошо, но как-то я с этим мирилась».

Еще раньше, когда Анна работала неврологом в детской больнице, ее девушка (не Анастасия) как-то зашла за ней на работу, что очень не понравилось заведующей. «До этого я всегда была на хорошем счету, она рассказывала, какой я замечательный доктор; с тех пор она стала меня откровенно выживать с работы», — говорит она.

Эти истории, по словам Анны, она вспоминала на интервью для подачи на статус беженца в Аргентине.

А мы ведь этому уже значения не придавали — настолько нас загнали в угол. Сидели, помалкивали», — продолжает она.

— Как юриста меня беспокоило, что у нас не может быть совместной собственности или совместного ухода за детьми, потому что я никто для детей, рожденных Анной, и наоборот. Невозможно никуда пойти, чтобы тебе не задавали вопросы, невозможно ни о чём ни с кем поговорить, ни с врачами, ни в детском саду, чтобы не подвергнуть себя опасности, — говорит Анастасия. — Не хотелось проверять, честно говоря, будут реальные проблемы или нет? На кого ты нарвешься в этот раз?

Напрягаться Анна с Анастасией стали, когда другие матери начали уводить с детской площадки детей, если понимали, что они — семья. «Смотря на нас недобро, они говорили: «Пойдем отсюда, не разговаривай с ними»», — вспоминает Анастасия.

— Мы не знали, что они дальше будут делать. У нас же небольшой город, мы жили в маленьком спальном районе. То есть мы были очень заметны, — говорит Анна.

Да и сами дети, от которых Анна и Анастасия ничего не скрывали и не рассказывали вымышленных историй про папу или крестную, начали задавать вопросы: «Почему вы рассказываете, что бывают такие, как вы, а мы никого не видим?», или же радостно кричали на площадках, что у них две мамы.

Об эмиграции в семье впервые задумались, еще когда только начали встречаться в начале 2010-х годов: «Поглядывали в сторону Европы, но это было в воздушных планах». Идею отложили «в долгий ящик», но всё-таки держали в уме.

— Когда начались все эти разговоры про поправки в Конституцию и Семейный кодекс, стало совершенно очевидно, что ситуация закручивается откровенно плохо.

Решающий разговор в семье состоялся в 2020 году, когда отравили Навального. «Я как сейчас помню сказала Ане: “Если Навальный не смог за себя постоять, то мы не сможем и подавно”. И это стало финальной точкой, когда мы стали шевелиться активно», — вспоминает Анастасия.

Анна и Анастасия составили список из 20 стран, расписали их плюсы и минусы по пунктам: способ легализации отношений, отношение к ЛГБТ и вообще к правам человека. Поскольку уже тогда пара всерьез опасалась войны между США и Россией, то европейские страны, которые находятся «на линии огня», не рассматривали. 11 января 2022 года Анна и Анастасия с детьми прилетели в Аргентину.

Для Анны это было очень непростое решение. В Петрозаводске она была не последним человеком: заведовала отделением в поликлинике и руководила детским ковидным центром. «Я была довольно известна в городе и республике, мне нравилась моя работа, да и финансово всё было довольно стабильно», — говорит она. Плюс дома у нее осталась больная мама.

— Это было для меня очень тяжело, но я сама с собой поговорила и решила, что нужно это решение принимать, потому что потом может быть просто поздно, — говорит Анна.

В Аргентине супругам не просто нравится — они до сих пор не могут поверить, что вообще можно жить, вообще не скрываясь. «Здесь абсолютно никому нет дела, с кем ты живешь, как ты живешь. Если ты не нарушаешь закон, не нарушаешь чужие границы, то и твои никто не нарушит. Это очень большой контраст с Россией, где абсолютно каждый знает, как тебе надо жить, каждый сочтет своей обязанностью — не то что правом — тебе об этом сообщить. Здесь уважение к личным границам семьи и личности, в том числе детей, потрясает. Мы до сих пор удивляемся, что это всё реально! — говорит Анастасия.

В 2010 году Аргентина первой из стран Латинской Америки (и десятой в мире) узаконила однополые браки. Анна и Анастасия подались здесь на убежище и в марте 2022 года поженились.

Конечно, в Аргентине не всё идеально, признают супруги. Если к инфляции и спящим на улицах беднякам Анна и Анастасия привыкли быстро, то с работой тяжелее: работать врачом-педиатром Анне в аргентинской клинике нельзя. Для этого нужно сначала сдать экзамены на испанском языке.

— Анна дауншифтинг переживала очень-очень тяжело, — говорит Анастасия.

— Я думала, что в профессии уже не буду, искала удаленную работу, — признается Анна.

Но всё изменилось вскоре после начала войны. Когда пара приехала сюда в январе 2022 года, русских здесь практически не было, но потом они поехали массово. «Я начинала с детского массажа — это одно из любимых моих хобби, которое переросло в работу. Мне как неврологу это вдвойне приятно и понятно, — рассказывает Анна. — Естественно, когда я видела патологию у ребенка, то говорила о ней родителям, а те удивлялись: “Ой, а вы доктор? Это так здорово, что есть русскоговорящий”».

По словам Анны и Анастасии, в Аргентине появилось очень большое и постоянно растущее коммюнити ЛГБТ-персон из России. «Наша семья была в том году первой ласточкой, но сейчас сообщество прирастает как снежный ком», — говорит Анастасия. Хотя многие, по ее словам, остаются в России и говорят: «А чего вы уехали? У вас проблемы были? Да бросьте! Мы живем нормально, просто не надо трепаться на всех углах».

Именно в Буэнос-Айресе Анна и Анастасия впервые попали и на гей-парад, и на акцию протеста. «В России мы никогда никуда не ходили, потому что были дети, мы просто боялись», — объясняет Анна.

— Я прекрасно понимаю, что эти акции направлены не на то, чтобы быстрее остановить войну, и не на то, чтобы свергнуть Путина быстрее, а на то, чтобы, во-первых, больше рассказать местному населению о том, что происходит. В Аргентине люди очень далеки во всех смыслах от России и от Украины. Во-вторых, чтобы поддержать тех, кто не может выйти в России. А в-третьих, чтобы когда наши дети спросят нас, «где мы были восемь лет», мы могли ответить, что говорили вслух о том, чего быть не должно вообще ни в каком виде, — объясняет Анастасия.

На холодильнике у Анны и Анастасии висит магнитик из Карелии, но сильно по родине они не тоскуют. В «прекрасную Россию будущего» они вернуться готовы, но сомневаются, что она наступит на их веку:

— Мы же не отказываемся и не вычеркиваем полностью Россию из своей жизни, из своего прошлого. Россия — прекрасная страна. Но здесь у нас еще даже вида на жительство нет, а мы уже сейчас более люди, чем были в России, имея гражданство, — резюмирует Анастасия.

Пенсия для панка

Бывший уже лидер группы «Тараканы!» Дмитрий Спирин на нашу встречу опоздал. Сказал: ездил в магазин, продавщица делала всё очень медленно (как это принято в Аргентине), потом такси встало в пробку.

— А что ты покупал-то? — спрашиваю я, делая первый глоток холодного пива.

— Изголовье для кровати! Здесь практически нет магазинов в духе Ikea, поэтому приходится сидеть на миллиарде интернет-барахолок. Кровати тут покупаются в раздельном режиме: в одном магазине — матрас, в другом — основание. Но этого мало, потому что нужно еще изголовье. Но оказалось, мы купили такую широкую кровать, что такого изголовья нихуя нигде нет, — обстоятельно отвечает Спирин. — Нашлось оно у единственной женщины бог знает где. И вот пришлось туда ехать, чтобы понять на месте, что эта двухметровая хуйня в такси не влезет!

— И при этом ты в Аргентину переехал с концами, то есть сложности с поиском изголовья тебя не пугают?

— Нет. Вообще страна, в которой всерьез обсуждаемой проблемой может стать изголовье для кровати, выглядит более симпатично, чем страна, где политическому оппоненту существующей власти дают 19 лет, — говорит Спирин (имея в виду последний на сегодняшний день приговор Алексею Навальному).

Мы виделись со Спириным до этого поздней весной 2022 года в Будапеште, а летом в Риге на его акустическом концерте. С тех пор он успел завязать с музыкальной карьерой и неожиданно для меня оказался в Аргентине.

На другой континент Спирина с супругой привели соображения сугубо прагматические. В Венгрии, по его словам, «весомых железобетонных оснований для того, чтобы гарантированно обновлять карточку ВНЖ» у него не было. Сначала он собирался получить украинское гражданство («у меня батя украинец, живет там»), но не вышло.

— Мы решили, что нам нужна страна, где мы сможем получить гражданство, чтобы больше вообще уже не переживать из-за ВНЖ и отношения к нам со стороны стран ЕС в будущем.

Переехав в Аргентину, он продолжает вести хронику войны в своем инстаграме, хотя с прошлой весны Meta уже несколько раз удаляла его аккаунт. Спирин не сдается и каждый раз заводит новый: «Я, что называется, не могу молчать. И даже находясь настолько далеко от полей сражений, насколько только можно придумать, я хочу и должен быть чем-то полезен».

— А этим не сложнее заниматься отсюда? Здесь на войну всем всё равно, а в Будапеште всё-таки и украинцев больше, и флаги кое-где встречаются, да и сама Украина — через границу.

— Отсутствие флагов и видимой поддержки здесь компенсирует то, что можно быть практически уверенным в том: любой русский, которого ты встретил здесь, — это оппозиционщик или антивоенщик, который или уехал из страны, или как минимум озаботился тем, чтобы у его ребенка был аргентинский паспорт, — отвечает Спирин.

Плюс он использует свой политический аккаунт не только для перепоста новостей с фронта или из России, но и для того, чтобы высказываться о музыке. «Например, о том, что происходит сейчас на российской панк-сцене в связи с поддержкой ею войны через участие в Z-фестивалях и коллаборацию с “зетчиками”. Потихонечку из-за океана вякаю на бывших коллег!» — не без самоиронии говорит Спирин.

Подобных коллаборантов экс-лидер «Тараканов» сильно недолюбливает. Когда он придумал организовывать в Аргентине концерты русскоязычных музыкантов, то сразу решил:

Этим принципиальным решением круг потенциальных гастролеров сразу сузился, признает Спирин. Почти к нулю этот круг свела идея приглашать только артистов, живущих в США. В итоге Спирин остановился на двух музыкантах: Максиме Покровском из «Ногу Свело!» и Василии Обломове. Он думал еще о группах «Браво» и «Ноль», но выяснилось, что Фёдор Чистяков переехал в Грузию, а вся группа «Браво», кроме солиста Евгения Хавтана, живет в России.

На этом моменте я отчаиваюсь ждать, пока официантка принесет пепельницу (хотя в Аргентине можно курить на верандах, приносить пепельницы тут не принято), и спрашиваю разрешения Спирина покурить.

— Покури, мне лично насрать!

— Еще бы, ты же панк! — отвечаю я.

— Я панк и мне похуй, — усмехается Спирин. — Кидай бычок, куда хочешь. Ну то есть я не такой панк, чтобы в своем доме не поставить перед тобой пепельницу, но что касается кафе, то это их собственное дело.

Концерт «Ногу Свело!» в июле 2023 года стал не только дебютом Спирина как музыкального промоутера, но и вообще первым концертом актуальной русскоязычной группы в столице Аргентины. «До этого рок-группа с российскими корнями на территории Аргентины не выступала! Тут имелся только балет либо “Хор Турецкого”», — хвастается Спирин.

Он рассчитывал, что русскоязычных меломанов, разделяющих антивоенную позицию Спирина и артистов, которых он привозит, в Буэнос-Айресе достаточно, но просчитался. «Оба концерта прошли без сучка, без задоринки — провели мы их замечательно. Я с позиции артиста могу сказать, что будь я на сцене, то был бы доволен тем, как организатор выполняет взятые на себя обязательства, как была проведена рекламная кампания и какой клуб был выбран для концерта. И тем, какие дополнительные кайфы вроде экскурсий на меня упали, — тоже», — рассказывает Спирин.

Однако, говорит музыкант без особого разочарования в голосе, «с финансовой точки зрения оба концерта не оправдали надежд, и инвестор решил от этой практики в дальнейшем отказаться». По его словам, для того «чтобы выйти в ноль и с большим оптимизмом смотреть в будущее», не хватило 30 проданных билетов на «Ногу Свело!» (всего их купили 300 человек при очень высокой для Буэнос-Айресе цене в 60 долларов США) и 20 — на Обломова.

Камнем преткновения стали авиабилеты: «Бюджет концерта составлял около 15 тысяч долларов, из которых 9700 стоили билеты на самолет из Нью-Йорка и обратно, а всё остальное огромное количество других затрат уложилось в 5 000 долларов. Сиди мы где-нибудь посередине Европы, всё то же самое дало бы нам серьезный плюс, и это было бы большим стимулом продолжать».

Но Спирин не был бы панком, если бы стал отчаиваться. «Это была здоровская мысль и классно, что мы реализовали эти концерты. Я 30 лет был на рок-сцене, хоть и по другую сторону баррикад, но понимаю, как всё устроено. Я не знаю ни одного промоутера, который бы, начав работать на новом рынке в новых реалиях, с неизученной аудиторией и в другой понятийной системе, сразу начал бы зарабатывать», — говорит он.

После расставания с инвестором Спирин уже нашел другого человека, который, возможно, захочет «поиграть в те же самые игры» и привезти какого-нибудь симпатичного ему артиста.

Так, в сентябре 2023 года в Буэнос-Айресе состоялся концерт Oxxxymiron.

Кроме того, Спирин рассчитывает на Глеба Гребенщикова и Петра Шевчука — «достойных сыновей своих знаменитых отцов». «Я имею возможность здесь, не отходя от кассы на местности, насесть на одного и второго, чтобы они немножечко долбили мозг своим предкам о том, как тут хорошо, какая здесь отзывчивая публика, а заодно можно познакомиться поближе с внучатами», — шутит он.

Вообще-то изначально инвестор хотел вложиться в концерт самого Спирина, но у того в Аргентине совсем пропало «желание заниматься музыкантской деятельностью».

— Я занимаюсь ничем, и здесь пока есть такая возможность. Мне удалось заработать небольшую сумму за 30 лет работы на музыкальной сцене в России. Последние два-три года существования группы «Тараканы» я мечтал о том, что когда-нибудь прекращу карьеру и окажусь в каком-то ненапряжном месте, где будет недорого жить, будет в основном тепло, весело и радостно, местное население будет говорить на простом для изучения языке, а не на венгерском. И я это себе наванговал, — говорит действительно выглядящий счастливым Спирин.

Беспокоит его только одно: что из-за войны он не может вычеркнуть из своей жизни Российскую Федерацию, ее политическое руководство и людей, которые разделяют взгляд властей на мир. «Я бы вычеркнул Россию из своего ежедневного информационного поля нахуй и стал бы жить исключительно здесь и сейчас в охуительной стране Аргентине, но, к сожалению, Российская Федерация нам покоя не дает, она нас всё время теребит», — говорит Спирин и уходит пешком домой из кафе с пакетом еды для своей жены.

Повторить путь армян

«Это как приехать в Тулу со своим самоваром, — признает Владимир Усин, который на момент нашего разговора возглавлял первую русскоязычную футбольную команду в Аргентине AFC Atlantico Pirates.

Он прилетел в Аргентину в декабре 2022 года и в выпуске «Редакции» про эту страну увидел русских мужиков, играющих в Буэнос-Айресе в футбол. С тех пор Усин начал «вынашивать» идею вывести их на новый уровень: как минимум, постоянно тренироваться и участвовать в любительских турнирах. Примером для русскоязычной команды Усин видит «Депортиво Армения» — команду армянской диаспоры, которая существует в Аргентине с 1962 года и сейчас играет в третьем дивизионе аргентинского чемпионата. AFC Atlantico Pirates до этого пока далеко: они ни шатко ни валко выступают в любительских турнирах.

Но Усин не переживает — у него есть амбициозная цель: «Я очень люблю свою культуру и людей моей национальности, русскоговорящих людей, исходя из того, что эти люди дали всему мировому сообществу, мировой культуре и науке. Я являюсь большим патриотом. Поэтому когда я вижу, как китайцы, армяне и другие формируют огромные комьюнити по всему миру, мне хочется так же».

Он, кажется, искренне переживает, что русские нигде не могут создать дружную диаспору. «Даже здесь я обращал внимание на то, что люди, когда слышат родную речь, не стремятся подойти и улыбнуться, а больше настроены на то, чтобы интегрироваться внутрь чужой культуры», — рассуждает Усин.

Посмотрев сюжет «Редакции», он пришел к футболистам и предложил создать клуб. «Я сказал им, что у меня есть определенная квалификация: понимание структуры работы профессионального футбольного клуба. Что первоначальная наша задача будет — создать единство посредством прекрасного футбола, который в Аргентине — из каждого утюга.

Квалификация у Усина, склонного к пафосным речам, действительно, имеется. В 19 лет он закончил играть в футбол из-за травмы, но устроился на работу в академию ФК «Ростов», где за 15 лет дошел до должности старшего тренера-методиста. Потом он проходил у Валерия Карпина в том же «Ростове» стажировку для тренерской лицензии УЕФА, после чего стал спортивным менеджером и ассистентом главного тренера знаменитой в прошлом ростовской команды СКА.

В начале сезона, в котором владельцем СКА стал артист Баста, команда играла плохо, и главный тренер покинул клуб. На его место поставили Усина, так как необходимая лицензия во всём штабе была только у него. «Пока я исполнял обязанности, из четырех игр мы три выиграли, а одну сыграли вничью. Я был очень доволен этой работой, и по многим отзывам игра была качественная. Я люблю романтический футбол на мяче, в атаку, в создание, а не в отсиживание в обороне», — говорит он.

После перерыва на коронавирус дела пошли хуже, и Усина уволили, но он еще поработал главным тренером в других клубах Второй лиги: «Чайке» и «Кубань-холдинге».

— Даже вторая российская лига — это куда серьезнее любительского футбола в Аргентине! — удивляюсь я.

— Говорить, что это шаг назад, нельзя. По моим амбициям я бы с удовольствием и национальную команду какой-нибудь страны тренировал, но на сегодняшний день благодарен и за ту возможность, которая у меня есть с этими ребятами, — отвечает Усин. — Из России у меня сейчас нет предложений, но, тем не менее, я нахожусь в столице футбольного мира. А что такое, при всём уважении, вторая российская лига?

Он приводит в пример местную команду «Ривер Плейт», на один матч которого, по его оценке, приходит больше болельщиков, чем на весь тур российской премьер-лиги, вместе взятой.

«Тяжело передать невероятную волну энергии, которая есть здесь на стадионах. После каждого матча — этих песнопений и страсти — несколько дней находишься в приподнятом порыве, который сродни чему-то эйфорическому! Да тут даже на матчи третьего дивизиона народу ходит больше, чем в России на премьер-лигу», — говорит Усин, и я с ним согласен: сам был в Буэнос-Айресе на матче команды из четвертой лиги, где было куда многолюднее, громче и веселее, чем на матчах, скажем, московского «Торпедо».

AFC Atlantico активно играет в местных турнирах, и Усина поражает, с какой страстью здесь сражаются даже на любительском уровне. «Я не видел в России такого на аналогичном уровне: все просто приходят для аппетита побегать. Здесь же отдаются футболу целиком и полностью. Вот здесь, — говорит он и показывает рукой на поле перед нами, — играли отцы лет по 60.

Несмотря на это, русской команде иногда удается в Аргентине побеждать. Называется она Atlantico, потому что игроки «решили не фокусироваться на символах русского государства», объясняет Усин. «Мы подумали: “А что объединяет всех здесь собравшихся?” Мы же все пересекли Атлантику и решили, что такое название и каждому из нас подходит, и в то же время никаким образом не политизированное и не заденет ничьи чувства», — говорит он.

— Вы в начале разговора говорили, что патриот. А почему вы вообще оказались здесь?

— Я человек, который всю жизнь свою провел в футболе, Здесь, наверное, больше всего людей, которые так же, как я, любят футбол. Мне захотелось учиться, в своей профессии узнавать что-то новое, — отвечает Усин.

Сейчас он учит испанский, чтобы «как можно больше интегрироваться в местную культуру», и надеется потом «оставить тут частичку себя», поработав с какой-нибудь местной командой.

— С событиями, произошедшими в России, ваш отъезд не связан?

— Мне не нравится то, что происходит сейчас в моей стране, — отвечает после паузы Усин. — Я человек мира. Что может быть хуже войны? Мне тяжело это представить. В XXI веке, когда прогресс идет в геометрической прогрессии, мы не успеваем моргнуть, как мир меняется. Возвращаться в страшное, мерзкое и ужасное прошлое для меня — это, естественно, боль.

Усин говорит, что война повлияла на его решение уехать, но не стала главной причиной. При этом раньше он жил и работал в Ростове — во время мятежа Пригожина танки стояли в двух кварталах от его дома. «Мой дедушка родом из Донецка, и я очень часто бывал в этом прекрасном городе. Мы ездили на “Донбасс-арену” и восхищались играми Лиги чемпионов с участием “Арсенала” и “Барселоны”, на Чемпионат Европы. У меня не вяжется в голове, каким образом в этом месте случилось самое плохое, что возможно в мире!» — говорит он.

На вопрос о том, надолго ли задержится в Аргентине, Усин отвечает, что «решил препоручить свою жизнь Всевышнему».

— А в Россию, если будет хорошее предложение, вернетесь?

— Сложно говорить гипотетически, но если поступит — буду думать, — отвечает он.

Второе дыхание

Актриса московского «Электротеатра Станиславского» Александра Полоник приехала в Аргентину в сентябре 2022 года, потому что поняла: ждать изменений в лучшую сторону больше не стоит. С мужем, который работал на телеканале «Москва-24», они решили рожать в Буэнос-Айресе.

— Я родилась в Москве, я люблю Москву и Россию, и я не думала, что у меня когда-нибудь будет острая необходимость в двойном гражданстве. Я всегда была привязана к театру, но тут подумала, что с животом всё равно не смогу на сцену выходить, и какое-то время спокойно можно пожить где-то еще, — рассказывает Полоник.

«Электротеатр», в отличие от других модных театров, — ЦИМ или «Гоголь-центра» — продолжает работу в Москве. Репертуар, по словам Полоник, практически не изменился, хотя спектакли с Юлией Ауг, конечно, отменили. По мнению актрисы, худрук театра Борис Юхананов принципиально не вмешивается в политику и высказывается в искусстве на важные темы исключительно в метафорической форме.

В феврале 2022 года для Полоник «рухнул мир» и «наступил кромешный ад». «Было жутко, и была мысль о том, что нужно сохранить театр как наш дом, при этом не уронив себя и не пострадав. Мы всеми силами старались удержать его живым и открытым. Первое время [после начала войны] это был остров, где ты мог хотя бы чуть-чуть дышать», — говорит актриса.

— Деятелей искусства всегда критиковали за то, что они избегают политических высказываний, — напоминаю я.

— Если человек говорит, что он вне политики, это не значит, что он поддерживает политическую позицию власти. Возможно, таким образом он сохраняет голос художника, который на самом деле громче всех говорит об этом, — урезонивает меня Полоник.

— Разве это не то же самое, что оркестр на борту «Титаника»?

— Так это нужно для тех, кто на «Титанике» плывет. Не все могут уехать: семьи, дети, ипотеки, другие причины, — отвечает Полоник и вспоминает, как на следующий день после войны в «Электротеатре» давали спектакль «Сон в летнюю ночь». — Нам казалось, что всё нужно отменить и что играть вообще невозможно. Но когда мы вышли на сцену, каждое слово звучало по-другому, воздух звенел, и для нас это было как глоток воздуха, благодаря которому можно было как-то жить дальше!

В Аргентине актриса нашла себя не сразу. «Когда мы только приехали, я на время стала правой рукой мужа и всё время монтировала видео для его минифильма “Один день в Буэнос-Айресе”. Это интересный, но кропотливый труд, который к тому же приковывал к дому, — рассказывает Полоник. — Я думала тогда: “Боже мой, мне уже 40 лет, только что родился ребенок, моя карьера остановилась, здесь непонятные перспективы”».

К тому же ее музыкальный коллектив остался в России, а найти в музыке людей, с которыми у тебя будет полное «вкусовое совпадение», жалуется Полоник, очень сложно.

Тем не менее, актриса вырвалась из монтажной и сделала вместе с Варварой Шмыковой и двумя другими актрисами читку пьесы «Монологи вагины». Репетировали все четверо вместе с родившимися в Аргентине младенцами, а оба показа прошли с аншлагами. «Независимому режиссеру (Полоник закончила мастерскую индивидуальной режиссуры. — Прим. авт.) собрать четырех хороших актрис, у которых есть время, очень сложно. В Москве это было бы просто нереально», — говорит она.

Еще Полоник организует в «пространстве с французским флером» в Реколете чтение пьес по ролям за чашкой чая. «В основном мы выбираем русские пьесы, например, Ксении Драгунской, и это какой-то особый аромат ностальгии по хорошим временам. Такая эмигрантская тема», — объясняет она. Еще она планирует поставить пьесу «Бог резни» и сделать мастер-класс по музыке для младенцев по системе Монтессори.

В августе в одном из баров Буэнос-Айреса у Полоник прошел сольный концерт, на который собрался полный зал друзей и знакомых. «Я на удивление быстро нашла здесь свою аудиторию.

Она мечтает когда-нибудь переехать во Францию (в первые месяцы войны она даже начала учить французский язык), но думает оставаться в Аргентине, пока идет война: «Нам с мужем здесь нравится сообщество. Здесь легко дышится и интересно, это вдохновляет».

— Не жалеете, что уехали?

— Сложный вопрос, — говорит Полоник и задумывается. — Я, конечно, очень переживала за свою актерскую карьеру. Хотя не могу сказать, что она у меня била ключом в России, но всё-таки многое было сделано. Меня спрашивали, не хочу ли я вернуться, но я поняла, что здесь у меня никаких границ нет, и я могу сама организовать и театр, и съемки. Мне здесь не менее интересно, чем в Москве, где я за рамки своего театра не выходила. В Буэнос-Айресе у меня открылось второе дыхание, случился прорыв в моей творческой карьере, чему я, естественно, не могу не радоваться.

Такая профессия

Полоник — не единственная российская актриса, оказавшаяся после начала войны в Аргентине. Актер Сергей Рудзевич очутился здесь, как он говорит с усмешкой, «по стечению обстоятельств»: «Я не могу сказать, что мы от чего-то или от кого-то бежали. Идея поехать в Буэнос-Айрес возникла еще в октябре 2021 года, когда подруга жены позвала нас рожать в Америку, чтобы увидеться, а я нашел в интернете про Аргентину».

— До этого момента мы про страну знали, что здесь есть танго, мальбек и стейки, — вмешивается в разговор его жена, режиссер Елена Яковлева.

О переезде в Аргентину Рудзевич особенно не распространяется: «На моих работах знают, что я в Аргентине родил ребенка и живу, но когда я несколько раз написал что-то безобидное про местный музей в социальных сетях, то получил от своих подписчиков комментарии: “Стране нужны люди, а вы там ходите по музеям и прохлаждаетесь?”»

— Типа воевать надо? — уточняю я.

— Желательно, да. Конечно, я понимаю, что страна меня вырастила, дала образование. Но я нормально отработал 20 с лишним лет. Я тоже что-то дал этой стране, поэтому считаю, что теперь могу и где-то еще пожить, — говорит Рудзевич.

— Вообще есть ощущение, что мы просто путешествуем по миру. Нет чувства особенной оторванности от дома или мыслей, что мы уехали навсегда, — говорит Яковлева, а ее муж уточняет: он не считает, что они никогда не вернутся в Россию.

Это и неудивительно, ведь Рудзевич продолжает сниматься в сериалах на родине. «Вот поеду на, стыдно сказать, четыре съемочных дня. Отобью билеты туда-обратно. Это даже не заработать, а смотаться в ноль, просто потому, что я связан договором, и я не хочу и не могу подводить людей», — объясняет Рудзевич.

За четыре дня, по словам супругов, сейчас успевают снять до 80 сцен. «При условии цейтнота можно снять крупные и общие планы, а потом того актера, которого легко достать, доснять в любое удобное время. Или можно использовать дублеров, — объясняет Яковлева. — Просто у нас работа только очная. Я сама отказалась с начала года от проектов восьми, но из-за того, что не могу оставить ребенка».

— А не работать в России вы не думали? — спрашиваю я.

— Я не очень верю, что что-то изменится от того, что я лично перестану там работать.

— Ничего не изменится, — соглашаюсь.

— Поэтому почему я должен переставать там работать? У меня такая профессия. Я работаю не только в кино, я работаю и в театре, и у меня есть возможность в спектаклях пусть не прямо, но косвенно высказывать свою точку зрения, — Рудзевич отвечает с раздражением.

Я спрашиваю у актера о том, что меня давно беспокоит: о том, что сниматься во время войны в развлекательных сериалах — это по сути значит помогать россиянам жить в иллюзии, что ничего особенного не происходит.

— А там действительно всё, как и было: мирно, спокойно, тихо. Нигде никаких раненых, по улицам гробы не возят. Ну, иногда висят таблички «Слава героям России»! Но почему не сниматься в развлекательном сериале? — Рудзевич явно не ожидал такого вопроса.

Я задал его и Полоник. «У меня не было предложений пока, а если бы были, то, может, и съездила бы. Для меня это очень сложный вопрос. Меня немножко шокирует, когда мои друзья говорят: у них ощущение, что ничего в России не происходит, — ответила она. — Но с другой стороны, у меня огромный вопрос: “Что, кроме, простите, желания исчезнуть одному человеку, можно еще сделать, чтобы эту машину смерти остановить?” Пока я делаю, что могу: бесконечно переживаю за тех людей, которые страдают или от высказываний, или от прямого воздействия [войны]».

Полоник считает, что нужно бороться с происходящим с помощью творчества, а не контрпропаганды, которой с начала войны занимается Спирин. «Я не поклонник дока и распространения негативной информации, которая сама по себе является маятником негатива. Это всё плодится, увеличивается центробежная энергия агрессии, войны, слез, боли и плача. Мне хочется быть созидательным источником», — отвечает она.

Сейчас и Рудзевич с Яковлевой, и Полоник размышляют над созданием в Буэнос-Айресе русского театра. Первые уже присматривались к помещениям. «Есть зал на 500 мест, который нам нравится, но нужен зал на 100–200 человек. Ты же хочешь, чтобы люди пришли на спектакль не один раз, а в течение нескольких месяцев несколько раз. И, конечно, нет смысла делать это только на русскую публику, нужно делать и для аргентинцев», — говорит Яковлева.

Полоник же считает, что прошедшие читки «Монологов вагины» — это уже театр. У него даже есть название — Medialunas Teatro (medialunas — это очень популярные в Аргентине маленькие сладкие круассаны). «Я ученица своего мастера, и для нас абсолютно неважна привязка к конкретному месту. Я фанатка театра из ничего. И хотя Борис Юрьевич любит делать грандиозные проекты, создавать другие реальности, но прежде всего в этой другой реальности есть чудо, которое создает актер-личность. Поэтому я считаю, что театр уже создан», — говорит Полоник.

Новых культурных развлечений на русском языке ждут и местные старожилы. Любовь, которая живет здесь с 90-х года и управляет магазином с уголком русских продуктов, говорит, что раньше сюда «очень редко кто-то приезжал». «За всё время у нас ансамбль “Березка” был — это балет, спектакля два было, когда Калягин приезжал.

На самом деле для создания полноценного русского театра в Аргентине пока просто нет достаточного количества публики. Поэтому Рудзевич и Яковлева занимаются организацией интеллектуальной бар-викторины «Квизми». «Наши друзья организовали этот квиз еще шесть лет назад. Мы периодически ходили играть в Москве, а с этими событиями все разъехались, и нам предложили сделать игру в Буэнос-Айресе. Им приятно, что их квиз есть на другом континенте, а для нас это хорошее подспорье», — рассказывает Яковлева.

Пока супруги искали подходящее помещение, столкнулись с классическими проблемами ведения бизнеса в Аргентине. «Мы тогда только начинали. Не могли найти место — зашли в один бар, а там дедушка радостный говорит: “Здрасьте, заходите”. Мы посмотрели — всё устраивает. Говорим хозяину, сколько нас будет человек, что все они будут сидеть на протяжении трех часов, играть, расслабляться, отдыхать, и сделают примерно такую выручку. А он отвечает: “Ой, нет, я тут по вечерам с друзьями пою на сцене. Мне не надо так много людей. Мы тут собираемся, и нам хорошо”. Аргентинцам не нужно дополнительных людей и денег», — смеется Яковлева.

— Первое время очень многие вещи раздражали, но сейчас, наверное, мы уже поймали «транкило» (подробнее про это понятие — в первой части репортажа. — Прим. авт.). Оказывается, можно пожить в свое удовольствие, необязательно куда-то бежать и сниматься параллельно в 150 сериалах, переживать, чтобы тебя не забыли, — вступает в разговор Рудзевич. — Или, может, я просто состарился?

— Тебе уже хочется кресло-качалку? — спрашивает мужа Яковлева и смеется.

Не боец

Играет в «Квизми» в Буэнос-Айресе и Екатерина Есенина, ведущая, знакомая многим по эфиру «Нашего радио». Она приехала в Буэнос-Айрес с мужем и двумя детьми после объявления мобилизации: «Муж-то ладно, но детей жалко». Аргентину выбрала, потому что здесь «всем всё равно, русская ты или аргентинка», а в Европе ей показалось, что «русский паспорт — это приговор».

Муж Есениной работал в одном крупном российском банке и расставаться с работой очень не хотел, но в итоге уступил жене. «Кто-то должен был подняться и сказать, что пора. Хотя сейчас один день просыпаешься и понимаешь, что ты всё сделал правильно, а второй день кажется, что [в Москве] же люди живут, твои люди, твои друзья, там кайфово, там было здорово», — описывает свои сложные ощущения от переезда Есенина.

— Мы оба потеряли работу и долгое время жили здесь просто накоплениями. Тебе кажется, что ты много всего умеешь и что работу ты найдешь легко, но кому на самом деле нужен русскоязычный радийщик в Аргентине? — смеется Есенина. Ее муж занимался в банке IT-архитектурой, поэтому как программист удаленную работу себе нашел. «Но доходы, конечно, упали в разы, чего уж там говорить, — говорит она, — Зато мы здесь можем болтать, о чём хотим».

Есенина ходила на все протестные митинги в России с 2011 года. «Когда Навальный прилетел, потом, когда война началась, и 21 сентября я сначала сходила на Арбат, потом взяла консультацию по переезду в Аргентину», — рассказывает Есенина. Правда, на митинги она ходила «без криков», а в фейсбуке и сейчас о войне не пишет: «Я же не боец, я трус».

До отъезда в Аргентину Есенина и вовсе работала на «Москва FM» — радио, собственником которого была и остается мэрия Москвы. «В холдинге на телевидении после 24 февраля прозвучал боевой клич. Ведущие надели одежды, которые намекали на то, что у нас мирная жизнь закончилась, но радио это не практически не коснулось.

На мой вопрос о том, не считает ли Есенина себя бывшим пропагандистом, она отвечает так: «Наши ребята очень хорошо отрабатывали мобилизацию — что можно делать, что нужно делать, очень много было сюжетов про релокацию. Говорить о том, что в тот момент “Москва FM” была рупором пропаганды, конечно, нельзя. Я и в Аргентине — не одна из нашего холдинга, и люди совершенно не считают, что имели все эти годы какое-то отношение к пропаганде».

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что, наверное, частично имели, но это скорее усыпление разума, когда мы рассказываем про похорошевшую Москву, а она ведь и правда похорошела! Если пожить в Аргентине, то быстро понимаешь, как удобно жить в Москве с ее цифровизацией. Мне нравилось образование — у нас была отличная школа, — говорит она и вспоминает, как на ее эфиры приходили чиновники из европейских городов, приезжавшие на московский Urban Forum.

— Это время ушло, и, наверное, его не будет еще очень долго, — говорит она с грустью.

— Рассказать о том, что в Москве хорошо, а о том, что плохо, не рассказывать, — это же и есть пропаганда. Про митинги же вы там не рассказывали?

— Ну ты же понимаешь, что нет. Но «Медуза», если вдруг что-то хорошее происходит в России, об этом тоже не рассказывает. Это тогда тоже пропаганда, — бросается она в атаку. Я объясняю Есениной, что журналистика в первую очередь должна рассказывать о проблемах, а о достижениях государство само доложит на том же «Москва FM». Но, кажется, ее мои слова не убеждают.

Понятно, что работу на радио в Аргентине Есениной не найти, но и свой стрим по примеру «Радио Аргентина» она не запустила: «Для этого надо быть боевой, шустрой и с горящими глазами, а я немножечко подбитая приехала. И в принципе, если человек восемь лет работает на одном месте и периодически задает себе вопросы, что он здесь делает, и всё равно продолжает работать, то, наверное, это говорит что-то о человеке. Я, к сожалению, очень много времени живу по инерции. Мне и уехать было тяжело, потому что я жила по инерции, и мне там было хорошо».

Но зато переехав, Есенина наконец начала реализовывать свою мечту. «Я на самом деле всегда — после окончания журфака — хотела заниматься журналистскими расследованиями. Но потом на одной радиостанции поработала, на второй радиостанции поработала. И везде такой приятный коллектив, а [в расследованиях] нужно начинать с нуля, и ты такая думаешь: “Ну нет, ну еще немножко поработаю тут”», — говорит она.

Чтобы практиковаться в текстах, Есенина завела блог про свои приключения в Аргентине и пошла учиться в школу расследователей издания «Полигон». Диплом писала про музыкантов с «Нашего радио»: «Я недели две ковырялись с тем, кто что где и когда говорил, и любопытно, что очень многие уже потерли свои антивоенные посты, — даже некоторые уехавшие музыканты».

В Аргентине на митинги Есенина, как и многие приехавшие сюда россияне, не ходит: «Когда я выходила в Москве 24 февраля, то мне казалось, что если нас будет много, это будет иметь смысл. А какой смысл от того, что я запощу украинский флаг или выйду с ним здесь на митинг, я не очень понимаю. Перед всеми своими украинскими родственниками я повинилась, и мы общаемся нормально».

— Я могу поучаствовать в волонтерских проектах, но как изменить существующий режим в России? Что я могу сделать? Обратно в Россию я не хочу — выходить на улицу бессмысленно. В России пока, несмотря даже на курс доллара, вполне себе люди живут.

— А перспективы какие? — спрашиваю я.

— У меня никаких. Я в России думала уже в сторону гортензий и дачки, но здесь тоже гортензии колосятся, лучше даже, чем в России, — с грустью отвечает Есенина. — Я постепенно учусь жить сегодняшним днем.

— А вернешься?

— В прекрасную Россию будущего сразу же вернусь.

— А какая она должна быть?

— Без Путина как минимум, — уверенно, без всяких пауз, отвечает она.