Полтора года полномасштабной войны — достаточный срок для того, чтобы появились книги свидетелей катастрофы, причем с разных сторон фронта. Как выживать, когда на твой дом летят бомбы, нет тепла и света? Это знают авторы из Харькова, Киева и Одессы. «Как не молчать о происходящем?» — решает для себя антивоенная Россия, задавленная катком репрессий. Но основной вопрос, на который приходится так или иначе искать ответ всем свидетелям: как пересобрать себя на новых основаниях в обрушенном мире?
Мария Галина. Возле войны. Одесса. Февраль 2022 — Лютый 2023. Иерусалим: Библиотека МГ, 2023.
Мария Галина — писатель, поэт, критик, лауреат целого веера литературных премий. В январе 2022 года она и ее муж, поэт и переводчик Аркадий Штыпель, в предчувствии большой войны и полном осознании ее неизбежности уехали из обжитой Москвы в Одессу. Жизнь обоих всегда была тесно связана с Украиной, проблем с тем, чтобы где-то остановиться и как-то организовать быт, у них не возникло, как не возникло и тени сомнения в сделанном выборе. «В общем и целом, я потеряла город, в котором жила тридцать лет, квартиру, работу и, кажется, гражданство. Да и хрен с ним».
«Возле войны» — это автодокументальные записки, составленные отчасти из ежедневных записей, которые Мария Галина делала и продолжает делать на своей странице в фейсбуке, отчасти из соображений, которые появились при обработке записей. Книга отражает год войны — от февраля 2022 до февраля 2023 — и делится на триместры, хотя это разделение очень условное: события здесь почти не привязаны к датам. Главное в их водовороте — остаться на своем месте: в городе и доме, где может не быть света и тепла, но есть собака, два кота и вера в то, что темные времена когда-нибудь закончатся.
Памятник основателю Одессы защищен мешками с песком от возможных повреждений в результате обстрела Одессы российскими войсками, Украина, 10 октября 2023 года. Фото: Максим Марусенко / NurPhoto / Getty Images
Жизнь в тылу, так зависящую от новостей на фронте, стабилизирует рутина. Одесситы, беженцы из Николаева, Херсона и других городов ежедневно встречаются друг с другом и делятся новостями «на сетках», то есть там, где плетут маскировочные сети для военных. Ракеты и дроны, летящие на город, взрывы и работа ПВО поначалу всех пугают, а затем становятся повседневным фоном. Походы на рынок, в театр или на литературный вечер — такие же рутинизирующие и одновременно вдохновляющие практики, как чтение хороших новостей с фронтов. Зато экзотикой становится купание в море — приходится это делать урывками, чтобы не заметили полицейские, охраняющие пляжи от отдыхающих.
А море выбрасывает на берег мины и мертвых дельфинов. Редкость теперь и корабли с зерном, выходящие из порта.
Мария Галина цепко фиксирует меняющийся околовоенный быт. «Опять попали «по инфраструктуре», в центре нет ни света, ни воды. У нас — только света. Высотные дома в тяжелые времена оказываются совершенно непригодны для жизни. Как таскать воду на шестнадцатый этаж, когда лифты не ходят? Как готовить еду, если кухня оснащена только электроплитами? В частных домах всётаки определенная автономия, это помогает». Она также коллекционирует наблюдения над человеческой природой. «Всё вдруг вышло наружу. Если были в зачатке глупость и подлость, их стало видно. Если отвага и благородство — тоже. Особенно почемуто отчетливо проявились дураки».
Но главное: автору удается запечатлеть преображение Одессы из вальяжного курортного города, где много архитектуры, юмора и литературной славы, в военный хаб и грозный морской форпост. «Сложившийся в Одессе культ русской литературы (южнорусская школа, Ильф–Петров–Бабель–Катаев–Олеша–Паустовский–Инбер–Ахматова–Кирсанов и примкнувший к ним Маяковский) и жовиального юмора, которые и определяли ее имидж, скорее был вреден, поскольку мешал развиваться на культурном поле тому, что было вне рамок этого культа, и удерживал Одессу в статусе провинциального города, притом неизвестно какой собственно провинции…»
Одесса, как и вся Украина, пытается переосмыслить наследие имперской культуры — и война, то есть ситуация, пока мертвое хватает живое, в одночасье заставляет отказаться от прошлого, ассоциирующегося с врагом. «Горькая шутка. «Откуда вы так хорошо знаете украинский?» — «Очень просто, мы заснули двадцать третьего февраля, а прокинулися двадцять четвертого лютого…»»
В микрорайоне Северная Салтовка Харькова ведется подготовка к сносу жилого дома, получившего наибольшие повреждения в результате обстрела российскими войсками. Фото: Вячеслав Мадиевский / Ukrinform / Future Publishing / Getty Images
Генри Лайон Олди. Вторжение. Харьков: Freedom Letters, 2023.
Вряд ли открою секрет, если скажу, что знаменитый писатель-фантаст Олди — не один. На самом деле, их двое — соавторов, работающих под псевдонимом, давно ставшим литературным брендом. Харьковчане Олег Ладыженский и Дмитрий Громов — а именно они и есть Олди — даже жили в одном доме, только на разных этажах. Так было до российского вторжения в Украину.
Книга, посвященная первым месяцам войны (вышедшая одновременно на русском и украинском языках), состоит из дневниковых записей, стихотворений и двух рассказов. Рассказы — фантастические, стихотворения Олега Ладыженского и его отца Семена Ладыженского — лирические, а вот дневник — не совсем обычного формата, поскольку включает записи обоих соавторов, составляя своеобразный диалог: когда одно и то же событие может быть описано с двух разных точек зрения.
Речь идет о Харькове, который с первых же дней войны попадает в осаду. Российская армия пытается прорваться в город или взять его в окружение. Дмитрий Громов, 27 февраля 2022: «Проснулся в начале шестого утра. Впрочем, я часто в это время просыпаюсь. Услышал звуки автоматной перестрелки. Сначала более или менее интенсивной в течение пары минут. Потом стихло. Потом снова начали стрелять, но уже совсем недолго: секунд 30 или меньше. После этого стихло окончательно. Подозреваю, это защитники Харькова обезвреживали российскую ДРГ. Кому-то из ДРГ удалось уйти, но чуть погодя его догнали. Позже из новостей стало ясно, что моя догадка была верной».
Люди проходят мимо уличного рынка, на здании которого изображена гигантская буква «Z» — символа военной пропаганды, 22 августа 2023 года в Смоленске. Фото: Contributor / Getty Images
Харьков находится под постоянным обстрелом: снаряды падают в центр города, разрушая историческую архитектуру (очевидцы утверждают: что не удалось разрушить немцам в годы Второй мировой, то разрушила российская армия). Они летят на жилые дома, убивая, калеча мирных харьковчан, сносят под корень Северную Салтовку. Семьи вынуждены укрываться в подвалах и бомбоубежищах, уплотняться, принимать родственников из более обстреливаемых районов, а также постоянно думать о продуктах, лекарствах, еде для домашних животных…
Война всё резко и бесповоротно изменила: быт, людей, обстоятельства. Однако общим настроением в простреливаемом городе становятся взаимопонимание. Люди делятся информацией, лайфхаками, охотно волонтерят.
Олег Ладыженский, 2 марта 2022: «Опытные люди дали совет: что сделать, чтобы уменьшить риск выбитых окон при взрыве? Надо открыть окно, потом закрыть, но ручку не затягивать. А чтобы окно не открывало сквозняком, придавить его пластиковыми баклажками с водой. Тогда, если что, баклажки упадут на пол, окно откроется, но не разобьется».
Вторжение продолжается. Харьковчане вынуждены уезжать в эвакуацию. В начале марта оба автора с семьями переселяются во Львов, и только там оказываются способны вернуться к полноценной литературной работе.
Книга заканчивается осенью 2022 года, когда, кажется, война уже вот-вот закончится. Дмитрий Громов: «Интернет взрывается долгожданными новостями: большое наступление ВСУ! В нашей родной Харьковской области! Ну наконец-то! Какие фильмы, какие книги?! От фронтовых сводок не оторваться! Читаю их запоем! Фронт прорван, россияне бегут, бросая технику и сдаваясь в плен. Освобождены Балаклея, Купянск, Изюм, Волчанск, множество городков, сел и поселков поменьше — почти вся Харьковская область. На севере области силы ВСУ вышли к границе с Российской Федерацией. На юге, в Херсонской области, у ВСУ тоже есть успехи…»
И кажется, что настало время подумать о возвращении. Олег Ладыженский: «Вернулась в Харьков и моя теща. Нужда заставила — возникли проблемы с квартирой, которые надо было срочно решать. Во двор их дома прилетел снаряд, во всех квартирах взрывной волной выбило все стекла в окнах. Если летом мы сумели решить этот вопрос дистанционно — связались со строителями, и те затянули окна пластиковой пленкой, — то сейчас, когда на пороге зима, самая сложная зима в нашей жизни, пленка уже не годилась…
На следующий день приехал мастер. В течение часа всё сделал.
Бесплатно.
Вот такой он, Харьков».
Украинский паспорт у мемориала, установленного возле жилого дома, поврежденного в результате обстрела российскими войсками в микрорайоне Северная Салтовка Харькова. Фото: Вячеслав Мадиевский / Ukrinform / Future Publishing / Getty Images
Андрей Краснящих. Бог +/-. Харьков: Freedom Letters, 2023.
И снова Харьков под прицелом. И снова опыт выживания в городе под бомбами и история эвакуации. Автодокументальные рассказы и писателя, лауреата «Русской премии», а также преподавателя Харьковского национального университета, специалиста по творчеству Джойса Андрея Краснящих — такое же свидетельство очевидца первых дней войны, осады Харькова, как и дневники Олди.
Обстоятельства здесь те же самые: ежедневные обстрелы, перебои с электричеством и интернетом, холод в квартирах, моментально сломавшаяся мирная жизнь. «На пятый день научились различать наши зенитки. Уже не прячемся, когда они лупят». «Уже легли, прилетело по нашему району — по танковому училищу. Горело всю ночь: из окна было видно. Слышно, как громыхают склады. Самолеты летели низко, мы видели, они сделали три захода. Взрыв ощутили тоже, дом содрогнулся. Наутро узнали, что, кроме танкового, разбомбили и летное. Оно возле нашего с дочерью и женой дома — откуда мы ушли». «Всё разгромлено около дома, где мы живем, откуда перебрались к родителям. Университетский спорткомплекс, студенческие общежития, магазины, дома…»
При этом записки Краснящих в большей мере, чем у Олди, наполнены людьми: знакомыми, коллегами, студентами, просто прохожими и встречными, а также разговорами и настроениями, наполняющими город. «16 марта. "Как у вас дела? Вы в Харькове?" — "Да, я в Харькове. Всё как обычно, бомбят, но мы уже привыкли"».
«Я во Львовской области, в Червонограде, родители в Германии, останутся там, потому что дома уже нет, но главное, что все живы».
«Вырвалась с Горизонта. Колонны танков у моего подъезда, и танки в Дробицком яру». «Что мне ставить в ведомости студенту, который погиб? «Не з’явився»? Я не могу этого сделать».
Через месяц автор и его семья уезжают в эвакуацию. Полтава совсем не похожа на Харьков. Здесь всё другое. Здесь почти мирная жизнь. Здесь меняются бытовые привычки. Но Харьков так просто не отпускает: «Я не справляюсь с чувством вины за брошенный дом. Каждый раз, когда прилетает рядом с ним, меня пробирает, что бросил его». «Харькова, в котором я жил и вырос, где родилась моя дочь и росла, уже нет. Его обязательно восстановят. Он станет красивым. К власти придут новые люди, показавшие себя на войне. Они не будут воровать. У них будет чувство вкуса. Харьков расцветет. Это будет другой Харьков».
Автор пристально всматривается в самого себя, пытаясь отрефлексировать внутреннюю пересборку и постепенно превращаясь из харьковчанина в полтавчанина, из преподавателя университета в нежно любящего отца. Он осваивает новый для себя «телеграфный» стиль, напоминающий новостные сводки. И чем дальше, тем больше он отказывается от привычной харьковской русскости. «Какими мы выйдем из войны? С запасом фонариков, батареек и пауэрбанков на всю жизнь. С аэрофобией, клаустрофобией и русофобией тоже на всю жизнь».
Вид с высоты птичьего полета на город Купянск с беспилотника, пострадавший от обстрела с российских позиций, 2 ноября 2023 г. Город находится примерно в 10 километрах от линии фронта. Фото: Костя Либеров / Libkos / Getty Images
Наташа Влащенко, Евгений Городецкий. На нуле. Киев: Друкарьский двiр Олега Федорова, 2023.
Одна из функций автодокументальной литературы — психотерапевтическая. Книга писем киевской журналистки и писательницы Наташи Влащенко и германского предпринимателя украинского происхождения Евгения Городецкого — попытка принятия происходящего. Наташа: «Через два месяца после начала войны мой врач, милая элегантная женщина, уехавшая на некоторое время в Лондон, сказала мне: «Наташа, вам надо начать пить антидепрессанты…» К тому времени я почти перестала спать».
Спустя полтора года отчаяния и боли, состояния «на нуле» Наташа находит силы написать книгу: «Писалось по-разному: в командировочных отелях, под бомбежкой, в минуты радости и горя. Я начала свою часть этой книги в день, когда у моего товарища погиб на фронте сын — ребенок, не доживший до 22-летия неделю».
Письма, которыми как бы обмениваются Наташа и Женя в июне‒июле 2023 года, разбиты по темам: «О страхах», «О сострадании», «О предательстве», «О смене кумиров и ориентиров», «О разрушении отношений во время войны», «О личной истории», «О будущем» и т. д. Однако объединяет их опыт напряженного переживания травмы войны — потому как, что бы ни обсуждали заочные собеседники, всё сводится к войне и существованию в ее контекстах.
Обстоятельства у соавторов разные. У Наташи — эвакуация из Киева, жизнь во Львове и Варшаве, у Евгения — многолетняя жизнь в Европе, волонтерство, помощь украинцам и ВСУ. У обоих престарелые родители, которые сначала соглашаются эвакуироваться, но потом очень быстро возвращаются в родной Житомир. Наташина мама в конце концов не выдерживает стресса и умирает.
Сквозь письма проходит тема сломанной жизни, подчас требующей от самых простых людей героизма.
«Иногда прошлое спасает. Как, например, спасло Риту Сичкарь, которая, просидев четыре недели в подвале с детьми и бывшим мужем, выехала из Гостомеля на его машине. Вернее, он их вывез».
«Борис Тодуров не покинул своих больных. В самые страшные дни осады и бомбежек Киева, в подвале Института сердца он оперировал».
«Мой товарищ с первого дня войны ушел добровольцем на фронт. Я слал ему посылки, старался помочь. 5 января мы переписывались. На следующий день он погиб в Бахмуте. 38 лет. Трое детей».
Оба автора пытаются рационализировать свои мысли и ощущения и, судорожно обращаясь то к прошлому, то к настоящему, то к будущему, не успевают за происходящим. Собственно поэтому на выходе получилась интроспективная и даже интимная книга. Как пишет Евгений, «война вскрыла огромное количество проблем у каждого из нас, в наших семьях, у нашей Родины. Она поставила перед нами массу вопросов, на которые мы должны дать сами себе ответы. И никто не сможет нам помочь в этом». Не случайно каждое свое письмо он заканчивает стихами — такие же концовки мы видели в дневниковых записях Олега Ладыженского. Стихи дают возможность высказать иррациональное, то, что сложно и подчас невозможно сформулировать в прозе.
И важное замечание: издательство Freedom Letters, конечно, не выпускало книги Олди и Краснящих в Харькове, хотя и заявило этот город в выходных сведениях, но вот книга Влащенко и Городецкого точно вышла в Киеве, где продолжают работать издательства.
Вид на Часов Яр Донецкой области, 5 ноября 2023 г. В городе остается около 1000 мирных жителей. Фото: Костя Либеров / Libkos / Getty Images
*** *******. У фашистов мало краски. Горький: Freedom Letters, 2023.
Ну а что в России? Только ли заговор молчания и культура доносов? Если обратиться к книге, автор которой решил остаться неизвестным, скрывшись за псевдонимом из типографических звездочек, то окажется, что в России есть сопротивление. Да, оно не в силах остановить государственную агрессию и работу военной машины, но является ключевой составляющей общественной жизни, замкнутой на войну.
«У фашистов мало краски» — документальное исследование, автор которого задается вопросом, насколько антивоенные идеи массовы в России. «Казалось бы, разбирая сотни историй, я должен был идти к мысли (или иллюзии), что едва ли не весь народ в едином порыве… — но только удалялся от нее, вернее, от адекватного представления о масштабах», — предуведомляет он. Однако книга, кажется, дает ответ. Она репрезентует настоящую хронику борьбы разрозненного гражданского общества с государством, развязавшим агрессивную войну с соседним государством и со своим народом. В фокусе внимания автора многое: от антивоенных митингов в первые дни войны до акций Саши Скочиленко и Феминистского антивоенного сопротивления, от коллективных писем против войны до низовой борьбы с z-символикой, от стихийного выступления Марины Овсянниковой в прямом эфире программы «Время» до антивоенного стрит-арта. Штрафы, задержания, увольнения с работы и отчисления из вузов, административные и уголовные дела — ничто из этого не в состоянии заглушить низового движения, которое всякий раз принимает новые формы.
Автор работает с открытыми источниками, берет интервью у Дарьи Серенко и других участников протестов, но не менее важна для него личная история сопротивления, начавшаяся с митингов 2011 года и продолженная во времени — вплоть до осени 2022 года (протесты против мобилизации) и июня 2023 года (сложные эмоции, связанные с мятежом Пригожина). «Эта книга в какой-то степени стала мне терапией», — признается он.
Его книга отнюдь не оправдывает Россию, не делает из агрессора жертву, но дает довольно широкое представление об истинном положении дел в российском обществе, в целом довольно печальном и страшном. И в то же время отвечает на вопрос, «как люди в условиях полной цензуры и диктата военной идеологии, вопреки всему, стараются сохранить себя».
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».
