13 октября 2023 года произошел самый массовый арест российских адвокатов за всю новейшую историю нашей страны.

Политическим репрессиям подверглись защитники политика Алексея Навального: Вадим Кобзев, Игорь Сергунин и Алексей Липцер. В тот же день они были заключены под стражу.

Кроме этого, в аннексированном Крыму был арестован по административной статье адвокат Алексей Ладин, много раз защищавший крымчан, которые подвергаются гонениям со стороны оккупационной администрации РФ. Очень боюсь, что арест является лишь прелюдией к его уголовному преследованию.

Мне часто задают вопросы относительно правовой квалификации тех или иных событий.

Но о правовых квалификациях хорошо размышлять там, где это уместно. А уместно это там, где правовые квалификации возможно эффективно применять в юридической практике.

В идеальной ситуации уголовное преследование представляет собой публичный спор между стороной обвинения и стороной защиты. Этот спор возможен при условии наличия суда как независимого арбитра между сторонами. И прокурор, и адвокат в таком споре выступают «помощниками судьи». Они предлагают судье варианты того или иного исхода дела, основываясь на своем анализе фактов и права.

В этой конструкции очень важно понять, что подлинное правосудие достигается лишь там, где сторонам процесса есть о чём поспорить, и есть тот, кто дает независимую оценку позициям спорщиков. Оно возможно лишь при условии наличия состязания между двумя сторонами — обвинения и защиты, которое должно происходить согласно правилам, прописанным в законе.

Таким образом и судья, и прокурор, и адвокат являются неотъемлемыми частями правосудия. Уберите из этой конструкции хоть один элемент — и спора у вас не выйдет, а следовательно, не выйдет и надлежащего отправления правосудия.

Итак, мы договорились, что все профессиональные участники процесса важны настолько, что без них невозможно отправлять правосудие.

Из этого следует, что их независимость необходимо усилить гарантиями, чтобы они могли выполнять все свои профессиональные обязанности в обстановке, свободной от угроз, препятствий, запугивания или неоправданного вмешательства в их профессиональную деятельность.

Именно поэтому в странах развитых демократий преследование юристов за совершение каких-либо преступлений всегда проходит в обстановке повышенного внимания к соблюдению всех возможных формальных процедур. Тем более, если юриста обвиняют в злоупотреблениях, связанных с исполнением профессиональных обязанностей.

Для внешнего наблюдателя такой процесс должен быть проведен безукоризненно, а результат процесса должен отвечать высочайшим международным стандартам правосудия, поскольку в зависимости от того, кого обвиняют в злоупотреблении, подобные процессы имеют свойство бросать тень на то или иное профессиональное сообщество юристов: судей, адвокатов, прокуроров. То есть бросать тень на правосудие в целом.

Я пишу эти строки с осознанием того, что российский читатель, в том числе имеющий отношение к системе юстиции, скорее всего не воспримет их во всей их полноте.

Такой эффект обусловлен тем, что в России слово «правосудие» уже давно принято брать в кавычки. В демократических странах арест какого-нибудь следователя, прокурора или адвоката — это ЧП федерального масштаба, которое, как правило, сопровождается отставками территориальных и федеральных руководителей министерств. Уголовное преследование судьи — нечто абсолютно запредельное и невообразимое. А в России — это серая обыденность, к которой все привыкли.

Тем не менее, российская ситуация не представляет собой норму. Это ужасная, чудовищная аномалия, и по сути — главное препятствие цивилизованному развитию нашей страны. Препятствие, разумеется, абсолютно рукотворное. Заботливо и кропотливо выстроенное текущим политическим режимом ради контроля и подавления всего общества.

В основе демократии лежит диалог. Когда вы произносите слово «государство» в демократических юрисдикциях, вы подразумеваете различные государственные институты, которые часто конкурируют между собой в условиях плюрализма мнений.

В основе автократии лежит принцип единоначалия, а государство мыслится как воля суверена: коллективного, как Политбюро ЦК КПСС при позднем СССР, или единоличного, как Адольф Гитлер в нацистской Германии.

Из этого следует, что автократии всегда стремятся воспрепятствовать всему, что мешает «партии и правительству» доминировать над обществом как можно более тотальным образом.

Автократия — не место для дискуссии и, тем более, для споров. Особенно в государственных учреждениях, таких как суд. Поэтому в автократиях нет правосудия. Первое, что делает любой автократ, дорвавшийся до власти: он уничтожает независимый суд, который в состоянии выносить юридически обязывающие решения не в пользу государства.

Как только покончено с независимой судебной и законодательной властью, автократ принимается за подавление любого независимого мнения. И это мнение подавляется по любым вопросам, в том числе по вопросам, связанным с применением права.

Всё по классике. Сначала «убиваем» государственные институты, препятствующие узурпации власти, потом сажаем оппозиционных политиков, следом за ними — политических активистов, следом — журналистов, следом — правозащитников.

Навальный или другой политзэк пишет письма из тюрьмы? Это проявление свободного мнения, которое необходимо заткнуть. Критикуете войну против Украины и бесчинства в отношении мирного населения? Это проявление свободного мнения — заткнуть. Распространяетесь по теме репрессий против крымчан? Опять свободное мнение, не совпадающее с мнением партии, — заткнуть.

Правозащитники всегда идут у автократов на десерт.

Арест наших коллег означает, что время десерта пришло, поскольку все предыдущие блюда давно приготовлены и съедены.

И это всего лишь начало. Дальше будет больше.

Итак, за решеткой находятся четверо профессиональных адвокатов-правозащитников. Невиновность всех четверых абсолютно очевидна любому профессиональному юристу. Политический мотив преследования можно усмотреть хотя бы и из того, что все четверо арестованы одновременно, напоказ. К тому же все четверо работали по политическим делам, и именно это лежит в основе их преследования. К троим из них применена самая жесткая мера пресечения — содержание под стражей, явно не соразмерная обстоятельствам произошедшего. Четвертый арестован в административном порядке на длительный срок.

Натренированному глазу такой расклад говорит о том, что судьба как минимум троих уже предрешена, поскольку в отношении них со стороны власти уже состоялось политическое решение. Задача «суда» и «следствия» состоит лишь в том, чтобы спрятать это политическое решение за витиеватыми формулировками обвинения и приговора.

Всё то, о чём я пишу, понимают не только правозащитники с опытом многолетней работы по политическим делам. Это понимает абсолютно каждый член Совета ФПА и соответствующих адвокатских палат субъектов федерации.

В том числе это понимает и президент ФПА Светлана Володина, и председатель комиссии Совета ФПА по защите прав адвокатов Генри Резник, которые от имени ФПА выпустили официальное заявление по поводу призывов адвокатов к забастовкам. В этом заявлении они сообщили, что «успешность защиты обеспечивается профессионализмом и ответственностью, а не демагогическим шумом».

Они прекрасные профессионалы, особенно Резник. И именно по этой самой причине они отдают себе отчет в том, что профессионализм не стоит и ломаного гроша там, где его невозможно применить на практике. Можно быть искусным ювелиром или гравером.

Они очень хорошо понимают, что никакие профессионалы мира не в состоянии конвенциональными средствами отменить или изменить политическое решение, уже состоявшееся в отношении Кобзева, Сергунина и Липцера. Иными словами, уважаемые коллеги из ФПА пускают людям пыль в глаза. Увы.

Говорят они это для того, чтобы сохранить свой статус-кво. Остаться при своих. Показать власти свою лояльность. Своим заявлением они сообщают Кремлю: мы готовы и дальше позволять власти творить с коллегами то, что власть делала с ними уже несколько лет (пускай и в меньших масштабах).

Мне бесконечно жаль говорить это. Но я обязан был произнести эти слова вслух.

В ФПА постоянно подчеркивается независимость адвокатской профессии. В приведенном мною заявлении ФПА эта «независимость» проявлена в полной мере. Во всяком случае, для тех, кто умеет читать между строк.

Необходимо помнить о том, что антиправовые практики, применяемые против политических оппонентов власти, имеют свойство перекочевывать в обычные общеуголовные дела.

Поэтому,

Если сейчас не дать этому решительный отпор, то завтра неугодные отдельным следователям адвокаты обвиняемых по таким общеуголовным статьям как, например, «организация преступного сообщества и участия в нём», которую часто вменяют в довесок к мошенничеству в крупном и особо крупном размере, сами сядут на скамью подсудимых по аналогичным обвинениям. И это только один пример.

Единственный способ, который, возможно, поможет исправить сложившуюся ситуацию и предотвратить новые преследования адвокатов, состоит в объявлении всеобщей адвокатской забастовки.

Адвокатская забастовка представляет собой временный отказ всех адвокатов от участия в уголовных делах, в первую очередь по назначению органов следствия и суда. Забастовка адвокатов не позволит суду и следственным органам проводить судебные заседания и осуществлять следственные действия до тех пор, пока адвокаты бастуют.

Адвокатская забастовка, таким образом, очень сильно ударит по судебной и следственной статистике, в результате чего власти будут вынуждены пойти на переговоры с адвокатским сообществом.

Просим мы немного: всего лишь соблюсти закон и отпустить наших коллег из-под стражи, поскольку эта мера применена к ним незаконно.

Сегодня — в отсутствие независимого суда — роль адвоката в уголовном процессе сведена к минимуму. Но не к нулю.

Однако если сегодня мы не проявим общую решимость и солидарность с репрессированными коллегами, не поддержим решение об адвокатской забастовке, то мы очень скоро превратимся в мебель для залов судебных заседаний.