X из Ирака

20 декабря 2022 года Латвийское общественное телевидение опубликовало сделанную накануне погранохраной видеозапись. На ней несколько человек несут товарища на импровизированных носилках и проталкивают его в дыру в «колючке», отделяющей Латвию от Беларуси. Вслед за ним проталкивают еще одного, который пришел на своих двоих, и уходят. Сообщалось, что первый в тот же день умер в больнице, а второй впал в кому и лишился ног. Это была первая и пока единственная официально признанная смерть на границе. Вглядываясь в беззвучные черные фигуры на снегу, мы пытались угадать, что на самом деле случилось по ту сторону границы в тот день и как это стало возможно.

За несколько дней до этой смерти, 13 декабря, белорусский Погранкомитет выложил в официальном телеграм-канале видео, на котором задержанный ночью афганец рассказывает, что латвийская [пограничная] полиция на границе избила его кузена до смерти, а его самого тоже побила и вытолкнула в Беларусь. Белорусские пограничники утверждали, что, по словам мужчины, его брат умер в больнице. Мы послали запрос в Государственную погранохрану Латвии с просьбой подтвердить или опровергнуть эту информацию, но ответа не получили. 21 декабря мы обзвонили латгальские больницы и спросили, не умирали ли у них в это время мигранты, доставленные с границы.

Сотрудница реанимации Резекненской больницы, полистав журнал, сообщила, что в эти дни смертей не зафиксировано, зато «вроде бы 19 числа из Индии был человек, который умер, и всего их, говорят, привезли троих, двоих уже перевели в отделение». Возможно, она ошиблась и с числом, и со страной происхождения пациентов. Но мы всё равно решили перепроверить ее слова. Представительница Государственной полиции Ласма Курсите посоветовала с вопросом о возможной смерти индийца обращаться в погранохрану, которая начала уголовное производство. Погранохрана не ответила.

В тот же день мы связались с человеком в Ираке, назовем его Х, который иногда предоставлял волонтерам достоверные сведения о людях на границе. Х бегло говорит по-русски и представляется переводчиком. Незадолго до этого с ним связалась многонациональная группа, которой после многочисленных пушбэков удалось сохранить телефоны, вызвать такси и вернуться в Минск. Они рассказали, что на границе без связи, пищи и крова находятся около 80 человек, среди которых много женщин.

Иранка Мариам

В то время как власти Латвии сообщили только об одной смерти на латвийской территории, телеграм-канал белорусского Погранкомитета периодически оперативно докладывал об умерших выдворенных из Латвии людях и показывал тела. Так, в ночь с 9 на 10 января близ латвийской границы был обнаружен мертвый африканец. Находившиеся при нем товарищи рассказали, что мужчина был при смерти уже на латвийской территории, и показали видео, но, по их словам, латвийские пограничники всё равно выдворили его вместе с группой, и им пришлось нести его. На следующий день, во вторник, Погранкомитет сообщил, что «в начале недели» рядом с дырой в «колючке» был найден еще один погибший мигрант и, судя по следам, тело волокли «с сопредельной территории».

Учитывая отсутствие забора на большом протяжении границы и одинаковый ландшафт — густой лес и болота, мы не могли поверить, что люди умирают только в Беларуси. Неопределенные слухи о погибших с той или другой стороны границы периодически доходили до волонтеров. Сообщалось, к примеру, о двух сирийцах, которые, проведя несколько недель в декабре или начале января на границе, не проснулись утром после ночевки в снегу без костра. Случилось это в Латвии предположительно между 100-м и 150-м пограничными столбами. Имена погибших неизвестны. Группа оставила их в лесу и отправилась дальше. Проверить эти данные, а также, нашли ли тела латвийские службы, которые волонтеры поставили в известность, невозможно.

Одной из первых рассказала о возможных смертях в Латвии иранка Мариам П. Ее сообщение из лагеря для просителей убежища в Муцениеки, возможно, о более чем десятке погибших в Латвии, в середине зимы получили польские волонтеры из группы Hope & Humanity Poland, помогающие онлайн людям, находящимся в Беларуси. Мы связались с Мариам только в начале лета, когда она уже покинула Латвию. Вот что она рассказала:

— Однажды, когда мы были в лагере [для просителей убежища] в Муцениеки, ко мне пришли афганцы и попросили помочь с переводом. Я сказала — да, конечно, потому что я владею курдским, арабским, фарси, голландским и немного английским (распространенный в Афганистане язык дари является диалектом фарси. — Прим. «Новой газеты Балтия»).

Люди якобы погибли в лесу на границе, и их видели мертвыми, а затем тела увезли в Даугавпилс. Рассказчик — афганец с ампутированными из-за обморожения кистями рук — якобы сам принадлежал к этой группе и провел с ней в лесу без пищи месяц. Он сказал Мариам, что в Латвии есть еще один выживший — он лишился ног и на момент разговора лежал в больнице.

Мы принялись искать любую информацию об этой группе и об этих погибших. Во-первых, попросили саму Мариам связаться с первоисточником. Он не ответил. «Я думаю, он сменил номер и, может быть, уехал из Латвии в другую страну, — написала она нам. — Я поддерживаю связь с афганской семьей с двумя маленькими детьми. Они провели в лесу 60 дней и видели многое, но, к сожалению, не склонны говорить. Каждый, кто был тогда в лагере, теперь в другой стране и сменил номер».

Официальные органы

Конечно, мы обратились во всевозможные официальные органы. Разослали запросы в социальные службы приграничных муниципалитетов, которые, по закону, отвечают за захоронение невостребованных мертвецов. Ответ нам пришел только из одного — Аугшдаугавского, который находится на границе с Литвой. Представитель Кристина Куницка сообщила, что социальной службе не доводилось иметь дело с телами мигрантов третьих стран или доставленными с границы неидентифицированными человеческими останками.

Мы спросили Государственный центр судебно-медицинской экспертизы, куда, по идее, доставляются все неопознанные и невостребованные трупы для обнаружения признаков насильственной смерти, сколько таковых было найдено в четырех приграничных краях. Нам ответили, что вопросы не входят в компетенцию центра и ответить на них невозможно. Нам посоветовали обратиться в полицию.

Мы задали полиции много вопросов об этих десяти и о возможных других мертвецах за весь период чрезвычайного положения, действующего с 10 августа 2021 года и даже ранее. Пресс-секретарь Илзе Юревица ответила: «Мы тщательно проверили имеющуюся в распоряжении Государственной полиции информацию и не можем подтвердить, что в указанный вами период в приграничной зоне Латвии были обнаружены умершие мигранты, за исключением одного случая в декабре 2022 года, информация о котором прозвучала публично и который находился в компетенции Государственной пограничной охраны». В письме содержалась ссылка на официальное сообщение об этом случае на сайте погранохраны.

Сама погранохрана на аналогичные вопросы не ответила.

Иева

Мы решили искать единственного свидетеля всех обстоятельств этой смерти — того из этих двоих афганцев, который выжил. Обратились к Иеве Раубишко из волонтерской организации Grību palīdzēt bēgļiem («Хочу помочь беженцам») в надежде, что она свяжет нас с ним. Иева рассказала нам, что она с соратниками узнала о том, что один уже умер, а другой в полубессознательном состоянии находится в реанимации, из новостей. Сама она с ним не говорила, как и с лечащим врачом и пограничниками, и вообще члены GPB ни разу его не посещали.

— В какой-то момент его нужно было убедить в том, что ампутация необходима, — вспоминает Иева. — Это было под Рождество, примерно 23 или 24 декабря. Мы с группой коллег обсуждали это в Signal. Потом это обсуждение я потеряла из-за поездки на границу, потому что мой телефон изъяли (в рамках уголовного дела о способствовании нелегальному пересечению границы сирийскими беженцами. — Прим. «Новой газеты Балтия»), и я не могу его восстановить. В тот момент он был в сознании. Моя коллега, член правления [GPB], общалась с пограничниками по поводу этих людей. Пыталась добраться до местного, не регионального отделения, найти какого-то человека на месте, с которым у нее был хороший контакт, потому что они вместе решали проблемы украинцев. Она была на связи с этим парнем, с психологом, с его друзьями и знакомыми. Я звонила в ожоговый центр одной из наших главных рижских больниц, специализирующийся также на лечении различных ран, консультировалась, можно ли избежать ампутации. Хотя, конечно, я не знала ситуации. Но там мне сказали, что надо слушать врачей в местной больнице, в конце концов, те тоже могут с ними проконсультироваться. И что, если дело зашло далеко, ампутации уже не избежать.

Коллега хлопотала, чтобы с парнем поговорили через хорошего переводчика, который бы присутствовал лично в больнице. А потом, уже в этом году, Иева спросила, пыталась ли та выяснить, чем дело закончилось, и обнаружила, что она не знает.

и находился в реанимации. Но это произошло не после ампутации, как я думала, а еще до нее. И только поэтому ампутацию вообще смогли провести — потому что его состояние было оценено как угрожающее жизни.

GPB не раз пыталась выяснить дальнейшую судьбу выжившего. Организация рассылала по инстанциям официальные запросы по поводу обоих — и мертвого, и живого. Например, когда с ней связались журналисты ВВС, искавшие в том числе контакта «с парнем, перенесшим ампутацию в резекненской больнице».

— Нам не сообщили ни имен, ничего, из-за закона о защите [персональных] данных, — продолжает Иева. — Это вообще очень удачное для них оправдание. Например, вот у нас письмо от 21 декабря. Мы пишем в Министерство внутренних дел, миграционную службу и погранохрану: «Отвечая на запросы родственников, наша организация просит вас сообщить нам имена афганских граждан, которые были перемещены через границу 19 декабря и отвезены в Резекненскую больницу, где один из них впоследствии умер. Мы хотим выяснить, не числятся ли эти люди среди лиц, длительно считающихся пропавшими, список которых ведет наша организация».

GPB также спрашивала об афганце, предположительно умершем в латвийской больнице после избиения полицией, о котором 13 декабря доложил белорусский Погранкомитет. Мы спрашиваем у Иевы, сообщалось ли об этой смерти в Латвии официально.

— Не будьте наивными! — восклицает она.

Сириец Абдулла Ахмед Ибрахим, согласно телеграм-каналу [Погранкомитета Беларуси], был найден без сознания в десятых числах декабря рядом с границей после того, как пересек границу Латвии и был вытолкнут. Мы попросили юриста [белорусской правозащитной организации] Human Constanta поискать этого человека в больницах, и тот нашел его в одной из них в критическом состоянии. Мы запросили у погранохраны, у миграционной службы дополнительную информацию об этом человеке, хотели узнать, за какое время он мог дойти до такого состояния, будучи выдворяемым регулярно. Нет, они, конечно, ответили. Что не имеют права раскрывать эту информацию организации «Хочу помочь беженцам», согласно закону о защите персональных данных.

Хамза, который выжил

— Да, это были мы — те пятнадцать человек, которые пропали, — признается Ханзала Хамад, которого его соотечественники зовут уменьшительно-ласкательно Хамза, — точнее, нас тогда было шестнадцать.

Его контакты мы, наконец, заполучили через афганца, разыскивающего брата, который был в той же группе и пропал в начале декабря близ латвийской границы на белорусской территории. Хамзе 24 года, у него стильная стрижка, за которую талибы на его родине наказывают молодых людей. Он может объясниться по-английски, но предпочитает пользоваться помощью друга, переводчика-синхрониста Малика. Мы нашли Хамзу в одном из рижских центров социальной опеки. Молодой человек потерял обе ноги до колена и передвигался в инвалидной коляске. Спустя восемь месяцев после катастрофы его правая ампутированная конечность всё еще немного кровоточила. Но уже были готовы протезы. Деньги на них, пять с половиной тысяч евро, собрала небогатая афганская община. Латвийское государство не поучаствовало ни центом.

Ханзала бежал из Кабула в августе 2022-го, воспользовавшись услугами афганского «агента». Он оставил дома жену с маленькой дочерью и мать. С российской визой в паспорте сел на самолет в Москву, затем, пересекая границу за границей, превратился в нелегала.

— В Москву я прилетел один, — рассказывает Хамза. — Там нашел товарищей, которые имели дело с тем же контрабандистом и с которыми мы на машинах за двое суток добрались до Минска [в конце ноября]. Это были не знакомые между собой люди, они разговаривали на разных языках. Только контрабандист — партнер нашего агента и я были из Афганистана. Агент переписывался с нами с трех телефонов, он не уточнял маршрут, но пообещал, что мы будем в Германии через три дня.

По приезду людей поселили в каком-то частном жилье. Выходить на улицу не разрешалось. Хамза с товарищами провел взаперти четыре ночи — ждали, пока контрабандист приготовит машины. Наконец, за ними приехали. Кажется, машин было шесть или семь — Хамза не помнит точно. В пяти сидел, собственно, живой товар, в остальных — члены семьи контрабандиста. Отправились в путь ранним вечером.

— Мы ехали три часа, пока нас не нас высадили посреди леса, — рассказывает Хамза. — Агент, который оставался на связи в ватсапе, дал нам двух проводников. Мы двигались и останавливались по их сигналу, пока ночью нас не поймали белорусские пограничники. Шел снег. Было начало декабря. Мы страшно испугались. Вся моя надежда была на то, что агент обещал доставить нас в безопасное место. Мы верили ему, ведь мы ему платили (половину суммы контрабандист получает по прибытию «клиента» в Европу. — Прим. «Новой газеты Балтия»).

Белорусы посадили группу в снег до утра. А потом отпустили, и она попыталась пересечь границу Латвии — просто потому, что «агент» прислал в ватсап такой маршрут, на конце которого их должна была ждать машина. Наткнулись на заграждение. Проводники приподняли проволоку. Их поймали латвийские пограничники, отвезли в участок, сняли отпечатки пальцев, забрали все вещи, телефоны, документы, с которых сняли копии. Утром вернули вещи, разделили на группы, развезли на разные участки границы, в самые глухие места, чтобы спрятать от белорусов, и заставили перейти границу. Люди очень устали и хотели одного — вернуться обратно в Минск, «хотели хоть немного отдохнуть».

Ночью Хамза разжег костер. (Или это произошло позже? В его сбивчивом рассказе невозможно восстановить хронологию. Ему явно мучительно вспоминать всё, что произошло в лесу.)

Подошел другой, схватил за дуло и отвел его. Хамза считает, что тот спас ему жизнь. Они побежали. У них не было иного выбора, кроме как пытаться снова пересечь границу.

— Это повторялось много раз, днем и ночью, — вспоминает юноша. — Мы долго шли, пытаясь добраться до места, откуда можно уехать в Минск, белорусы ловили нас, паковали в машины, отвозили к латвийской границе. Иногда они стреляли вслед, спускали собак. Требовали, чтобы мы пытались перелезть через забор. Латыши не пускали. В первые дни у нас еще были телефоны и в них заданное направление. Потом белорусы вынули из них сим-карты. Следующий раз, обнаружив у нас телефоны без связи, сломали и их, чтобы мы уже наверняка не смогли ими больше воспользоваться. Мы шли по колено в снегу. Но обувь на нас была не зимняя, она не прикрывала ноги до колен. А когда нас выкинули из Латвии, мы шли по пояс в воде — наверное, в метр глубиной. Там везде была вода, и ты не знал, куда ступить, потому что всё было покрыто снегом, который проваливался под ногами. Когда мы выбрались оттуда, мы были совершенно мокрыми. Однажды мы заблудились и застряли в ледяной воде на четыре часа.

Их было шестеро. Еда, взятая с собой, кончилась дня через три. Они мерзли, пробовали жечь костры, но белорусы не разрешали. Затем встретили в лесу десять человек из тех 36, с которыми начинали путь: группа смогла вернуться в Минск и решила предпринять еще одну попытку пересечь границу, но была снова выдворена. У этих людей были телефоны. Они связались с контрабандистом и умоляли прислать такси, потому что иначе умрут. Машины прибыли. Им пришлось заплатить по 100 долларов с человека только за то, чтобы вернуться в Минск. Они проехали примерно с километр, но пограничники их заметили, остановили, выкинули из салонов, забрали все вещи и деньги.

— Мы умоляли их отпустить нас в Минск, объясняли, что мы умираем, — говорит Хамза. — Нам сказали, что наша жизнь для них стоит меньше, чем собачья. Они посадили нас в свои машины и отвезли обратно. Так прошло 19 дней. За это время я припоминаю только одну ночь, когда я спал — всего часа три. Для сна не было ни места, ни времени. Нас ловила то одна, то другая погранохрана, мы постоянно были в движении. Меня мучали сильные боли, на 19-й день я не чувствовал своего тела и особенно ног, вообще не чувствовал себя. И я просто упал в снег.

Ханзала потерял сознание и очнулся только в больнице. Первым делом попытался связаться с семьей. Но пришел доктор и сказал, что с ногами плохо, их придется ампутировать. Хамза не соглашался, требовал начать лечение. Затем впал в кому — примерно на месяц.

Когда снова пришел в сознание, ноги болели, зудели, он попытался нащупать их и обнаружил, что ног нет. Хамза возмущен тем, что ему сделали операцию без его разрешения.

— Со мной обращались, как с преступником, — вспоминает он. — В больнице постоянно присутствовал офицер полиции. Мне привязывали обе руки к кровати. Иногда, когда я делал что-то не так, например, ронял что-то, потому что рука у меня тоже повреждена, или просто ворочался, меня даже били. Рядом с моей кроватью находилась кнопка звонка. Если мне что-то было нужно, я должен был нажать на кнопку, чтобы ко мне подошли. Поскольку я звонил, они отодвинули кровать от кнопки и привязали мне руки к поручням, чтобы я не мог дотянуться.

Хамза смог подать прошение об убежище, только когда его перевели в центр социального ухода. Ему предоставили международную защиту на год.

Но мне сказали, что я могу здесь оставаться только до середины сентября, а потом я должен выселиться отсюда, потому что я не беженец, у меня альтернативный статус. Говорят: «Кто будет платить нам, если ты здесь останешься?» Я просил перевести меня в лагерь, там есть другие афганцы, есть люди, которые могут меня понять и помочь мне. Но мне сказали, что я не могу туда переехать. Я просто не знаю, куда мне идти.

Когда материал уже был готов, Хамза усилиями волонтеров переселился в отель. Это временное решение: бюрократическая машина работает с большим скрипом. Вместе с ним в социальном центре жил молодой марокканец, которому отняли пальцы ног и части стоп. Что-то пошло не так после операции, юношу мучают боли, и врачи не разрешают ему вставать с инвалидного кресла. Миграционная служба отказала ему в убежище, но пока в суде рассматривается его апелляция, он может оставаться в доме престарелых. Оттуда, как рассказали нам сотрудники, уже депортировали одну иранскую супружескую пару.

Что произошло со спутниками Хамзы, которые остались по ту сторону забора? Молодой человек узнал позже, что кому-то удалось вернуться в Беларусь на такси. Некоторые умерли, и их так и оставили лежать в лесу. Найти их потом не смогли — во-первых, потому что их засыпало снегом. А во-вторых, никому не разрешали вернуться за ними. Хамад слышал, что, когда через четыре месяца люди попытались пробраться в Латвию, они их нашли в лесу. Он не уточнял, сколько и кого.

— Случайные люди, случайные тела. Был один человек по имени Ибрагим, его опознали. Мы просто звали его Ибрагимом, никто не знал его полного имени, кто он и откуда. Насколько я понимаю, семья забрала его с границы, его останки были отправлены в Афганистан.

Малик и его база данных

— Я слышал много историй беженцев, потому что перевожу им, и все эти истории примерно одинаковые, — говорит Малик. — Но этот парень попал в большую беду. Он потерял ноги, и это на всю жизнь. Когда я узнал о нем впервые, я плакал. Даже моя девушка заплакала, когда увидела его в [торговом центре] Domina. Мы возили его туда, чтобы купить обувь [для протезов].

Малик — тоже беженец из Афганистана. Но, в отличие от Хамзы, его миновал ад «зеленой границы». Его вывезли из Афганистана два года назад, когда страну заняли талибы.

Малик — профессиональный синхронист. Он переводит на английский со всех языков Афганистана и немного с арабского и хинди. Его услуги востребованы в крупном переводческом агентстве Восточной Европы. У Малика русская девушка, и он уже бегло говорит по-русски. Малик помогает не только своим, но также волонтерит в пункте приема украинских беженцев на автовокзале — возит их из Риги в Вильнюс и обратно на своей машине.

— Если ты даешь свой номер одному человеку, он передает его другому, типа, слушай, этот парень помог мне, кажется, он в этом городе, свяжись с ним, — рассказывает Малик, листая фотографии в телефоне. — И, когда это началось, это было как ночной кошмар. Мне звонили безостановочно круглые сутки, днем и ночью. Я говорил им, мол, ребята, я не работаю в миграционной службе! Но если я могу помочь найти человека, я, конечно, помогу.

Малик видел копии паспортов пропавших без вести, посылал их своим друзьям, связывался с больницами. Ему стали присылать изображения трупов.

— Это были очень пугающие фото, — признается переводчик. — Одно тело даже не было похоже на тело беженца или человека, который недавно пытался перебраться через забор.

Я увидел и сразу удалил из телефона. Но другие тела выглядели так, словно люди заснули. Они умерли на глазах у товарищей. Провели в снегу долгое время и просто не могли двигаться. Я спросил, мол, ребята, почему вы не помогли им. Люди мне ответили: «Мы были так напуганы! Даже не знали, доживем ли до утра. Нам было очень трудно выживать, мы еле двигались сами. Разве мы могли тащить еще и их на своих плечах?»

Малик показывает фото паспорта мужчины, который нам уже знаком. Это пропавший брат нашего источника. Его близкие рассылают его всем, кто дает хоть намек на надежду. А вот следующее фото: этот парень мертв, хотя выглядит как живой. Он принадлежал к группе тридцати шести. Никто не знал, кто он и откуда. У него не было с собой документов. Он умер у забора. Вот еще один.

— Я думаю, это на белорусской территории рядом с границей, — комментирует Малик. — Он был среди тех, кто пытался вернуться в Беларусь от латвийской границы. Это фото сделала другая группа беженцев, которой недавно удалось попасть в Латвию.

Этот паспорт мы тоже уже видели. Это Абдул Рашид, человек, который прибыл в Латвию вместе с Хамзой.

— Он был в порядке, когда его повезли в больницу, — уверяет Малик.

Тут обнаруживается удивительный для нас факт: в резекненской больнице умер не тот, кого товарищи внесли в Латвию, а тот, кто вошел сам.

— Хамад был без сознания, — объясняет Малик. — Абдул Рашид не мог говорить, но реагировал, когда к нему обращались. Мне рассказали об этом люди, которые протолкнули их за заграждение: «Эй, эти двое умирают, если вы их берете, забирайте, если нет — их смерть на вашей совести». Кстати, они здесь, в Муцениеки, вы можете с ними поговорить.

— Его прислал парень, которого послали в больницу, чтобы удостовериться, что это он и что с ним всё в порядке, — рассказывает Малик. — И тут он появляется с новостью, что нет, Рашид мертв. Мы ему не поверили: «Как это возможно? Ты можешь его сфотографировать?» Сравнили с паспортом — да, это он. Мы послали его семье, о боже мой… Потом мы собирали деньги, чтобы отправить его в Москву, а оттуда — в Афганистан. Забирали тело из больницы, везли в аэропорт, летели с ним напрямую в Москву, и оттуда мы были уже уверены, что отследим тело. Потом узнали, что его доставили семье.

Малик утверждает, что из 36 без вести пропали десятеро. Несколько афганцев из этой группы попали в Латвию позже и до сих пор находятся в лагере для искателей убежища в Муцениеки. Мы попросили Малика договориться с ними об интервью, но все отказались контактировать с прессой, «потому что ни один из них не видит в этом выгоды».

Абдул Рашид, который умер в Латвии

Афганская редакция немецкой вещательной корпорации Deutsche Welle 14 января опубликовала в фейсбуке репортаж о похоронах Абдула Рашида Мухлиса, «афганца, отправившегося из России в Европу нелегальным путем». Его брат Шакур рассказал DW, что Абдул Рашид был вынужден покинуть страну из-за плохой экономической ситуации и доверить себя контрабандистам.

— Он повидал много проблем в пути, — рассказывает Шакур

Его друг Фархад рассказал, что Абдул Рашид отправился в путь почти два месяца назад, и торговцы людьми бросили его и еще 35 человек на полпути.

— За этот период мы потеряли с ним связь примерно на шесть дней, — продолжает Фархад. — Потом они позвонили нам и сказали, что контрабандисты едут за ними, потому что они застряли. Когда они находили контрабандиста, он говорил, что сейчас придет, но на самом деле он лгал.

Еще через десять дней, по словам Фархада, распространилась новость о том, что 36 человек из афганского города Хост были переправлены в Европу, но состояние здоровья Абдула Рашида было не очень хорошим, поэтому пограничники перевели его в клинику, и через два дня он скончался в больнице.

У мужчины на родине остались дочь и сын. Дядя Абдула Рашида, Саддам Хусейн Дарма, рассказывает, что это обычный миграционный путь для афганской молодежи: легально доезжая до России, они затем незаконно отправляются в другие страны, и большинство из них гибнет, как его племянник.