Уход звезды популярной медиафраншизы переживается фанатами очень лично — как потеря кого-то из близких. Тем более, если говорить о «Гарри Поттере»: это вселенная, определившая современную поп-культуру вместе со «Звездными войнами» и «Властелином колец», и притом цельная, завершенная, ясная история. Современные претенденты, вроде супергеройских вселенных Marvel или DC, этим похвастаться уже не могут. Да и новые итерации «ГП», «ВК» и «ЗВ» хотя и пытаются «обновить» оригиналы по современным рыночным стандартам, всё как-то у них не выходит, — может, потому что оригиналы и так живее всех живых.

Во всех вышеперечисленных историях есть фигура учителя / наставника героя. В «ЗВ» это Оби Ван и Йода, в «ВК» — Гэндальф, в «ГП», ясное дело, Дамблдор. Искусники сценарного теоретизирования сейчас вспомнят Джозефа Кэмпбелла с его «Тысячеликим героем» (его теория якобы вдохновила Лукаса на написание «Звездных войн», что, кстати, не совсем так). Но реальность мономифа не так важна: важно, что наставники не умирают.

Все они, правда, седые патриархи, аксакалы, мудрые мужчины в годах. При этом добрые, разумные и честные, отнюдь не маскулинные. Архаичные представления о чести и достоинстве, воплощаемые через отмщение и наказание, не встречают у них понимания. Они все — за прощение, понимание и, если не за справедливость, то за милосердие.

Это религиозные фигуры, обладающие всезнанием и всевидением, но не всемогуществом — последним они жертвуют ради того, чтобы главные герои могли обрести себя. Парадоксально, но сыграть такую роль не так уж и сложно: при условии, что исполнитель сам обладает хотя бы некоторыми из этих характеристик.

«Мне вообще не приходится играть, — говорил Гэмбон в интервью 2007 года, — я просто приклеиваю себе бороду и остаюсь собой, это не так сложно. <…> Я просто делаю то, что написано в сценарии. Учу реплики и произношу их — без всякого подтекста. Да вообще, в “Гарри Поттере” нет подтекста — там же есть магия, всё что угодно может случиться».

Обычно это слова в жанре «брюзжание заслуженного актера, которому пришлось играть фэнтези-персонажа»; но если прочитать интервью дальше, то можно узнать, во-первых, что Гэмбон в восторге от своих партнеров по фильму, а во-вторых, что у него и правда Дамблдорово чувство юмора:

Сколько бы Гэмбон ни рассказывал, что для него это всё «просто работа», некролог в New York Times замечает: «В личной жизни он был неуловим: утверждал, что не существует вне своей актерской игры (то есть работы. — Прим. авт.) и что он ненавидит саму идею “популярности”».

Теперь, как видно, над этим любителем подшучивать над другими, подшутила сама жизнь: популярность, которую он получил как исполнитель роли Дамблдора, действительно стерла границу между ним как личностью и как персонажем. Конечно, можно встать на позицию циника (он бы встал) и заявить (он бы заявил), что это всё ерунда, и если бы режиссер / кастинг-директор выбрал кого-то другого, то и «палочки вверх» армия фанатов мальчика-со-шрамом поднимала бы за другого… Но эта позиция будет слегка лукавой. Потому что правы и те, кто считает, что «ГП» из любого исполнителя сделал бы звезду, и те, кто уверен, что именно уникальный актерский ансамбль «ГП», включавший не просто исполнителей, но личностей от Алана Рикмана до Гэри Олдмана, от Рэйфа Файнса до Хелены Бонем Картер, — именно они и сделали «ГП».

Такая «однобокая» память об актере отнюдь не умаляет других его достижений в кино и на сцене. Те, кто знал его в иных ипостасях, запомнят его не только как Дамблдора. Но тем, кому, как и Гарри в свое время, остро нужен совет мудрого, хотя и не всегда понятного, а порой скрытного учителя, который даже смерть встречает с улыбкой, — им не так уж важны интерпретации шекспировского текста, какими бы великолепными они ни были.

Сыграв Дамблдора, Гэмбон получил билет не в профессиональное, а в человеческое бессмертие — и кажется, несмотря на всю свою британскую сдержанность и ирландский скепсис, он это отлично понимал и ценил.