Когда говорят, что российская историческая политика 2010-х годов строилась на концепции «навязывания единой точки зрения», — я протестую. Единственные «генеральные» линии, которые я слышал лично, заключались в следующем: «Это должно быть патриотично» и «Это должно быть достоверно». А дальше крутитесь как хотите; с поправкой на личные взгляды отдельных начальников, иногда — весьма специфические (вспомним скандал с доской Маннергейма). Хотя одновременно это давало свободу и для борьбы с ура-патриотизмом. Личный выбор играл всегда большую роль.

Главный принцип государственной исторической политики, который постоянно скрывался за патриотическим инфоцыганством, можно сформулировать так: «Никакой правильной истории у нас нет, мы не особо знаем историю страны и даже побаиваемся ее; мы хотим, чтобы народ любил свою историю, свое государство, никогда не критиковал его и нас, говорящих о прошлом; поэтому мы будем избегать любых конфликтов и противоречий, придумывая нечто патриотическое и выглядящее как консенсус».

Потому поле российской исторической политики и представляет собой не какую-то единую «вертикаль», а сеть из различных учреждений и политических акторов, играющих на этой теме. «Патриотизм», «героические подвиги», «борьба с фальсификаторами» — всё это риторические формулы, смысл которых состоит в том, чтобы прикрыть главное.

Школьные учебники истории — тому подтверждение. Существуют параллельные сюжеты: один про публичную демагогию и политические игры с историей, другой — про бизнес и рынок. Оба по факту имеют совсем малое отношение к третьему — и главному вообще-то сюжету: а как в принципе нужно преподавать отечественную историю школьникам и студентам?

Борьба корпораций

Учебники — один из самых прибыльных сегментов российского книжного рынка. В 2010-е годы на нем действовали два крупнейших игрока: «Просвещение» (фактически государственное издательство) и книжная империя Новикова («Эксмо» и «АСТ»), которая включала такие бренды как «Дрофа», «Российский учебник» и «Вентана-Граф». Были и другие игроки, например, «Русское слово», но их доля была не столь большой.

Борьба за рынок предполагала различные формы конкуренции. Например, у «Просвещения» оказалась куда сильнее рука в Минобразовании (позже — Минпросвещении), чтобы «выбивать» конкурентов из официально утвержденных перечней. Новиковская группа сопротивлялась, развивая дополнительные продукты и пытаясь выходить непосредственно на учителей. Некоторые депутаты постоянно критиковали то один, то другой учебник «за что-то не то на его страницах». Внешне это выглядело как проявление цензуры, внутренне — как часть войны корпораций.

Даже когда президент Путин раскритиковал один учебник за то, что там недостаточно внимания уделено Сталинградской битве, внутри системы это считывалось как часть борьбы кланов. Причем через спичрайтеров удалось вложить в уста президента то, что не имело отношения к заявленной теме: он раскритиковал не учебник, а устаревшую версию учебного пособия для средних специальных учебных заведений (колледжи, ПТУ) по всемирной (!) истории.

Борьба шла на всех фронтах. «Просвещение», например, запустило учебник под редакцией Анатолия Торкунова, ректора МГИМО. Выбор фигуры-тяжеловеса оказался удачным: с одной стороны, учебник приобрел оттенок официальности и даже академичности, с другой — фигура Торкунова мало у кого вызывала автоматическое отторжение. Я лично не слышал ничего хорошего про это пособие от учителей, а когда уже позднее сам взял его в руки, понял, почему: книге свойственны бессвязность, непоследовательность, это куски текстов, не отвечающие критерию ясности. Хотя есть и свои достоинства.

Естественно, конкуренты задумались о том, что им тоже нужен фронтмен. У «Русского слова», например, ими стали Вячеслав Никонов (депутат и внук Молотова) и Сергей Девятов (пресс-секретарь, позднее — советник директора ФСО). А для «Российского учебника» выбрали Владимира Мединского, на тот момент еще министра культуры.

Сама логика, разумеется, порочная. Какое отношение министр культуры имеет к вопросам преподавания истории в школе? Или ректор дипломатического вуза? Или парламентский политик? Они сами преподавали в школе? Понимают специфику восприятия информации разными возрастными группами? Знают методику преподавания?

И бизнес, и чиновники одинаково ответственны за это. Один из итогов — политизация темы учебников, которые стали видеться в качестве «официального нарратива», хотя, по-хорошему, это просто учебные пособия с кратким изложением каких-то общих вещей, удобным для совместной работы учителя и ученика.

Причем речь идет не об отдельных учебниках, а именно о линейках: сразу для всех классов, история отечественная и всемирная, с рабочими тетрадями и методическими материалами. Создание такой линейки — долгий коллективный труд, к которому собственно фронтмен прямого отношения не имеет. Как говорится, «предоставьте всё профессионалам».

Требуется время, чтобы пройти все бюрократические процедуры. Когда учебник Мединского вышел в свет, «Просвещение» просто выкупило у группы Новикова его издательскую группу и получило актив, который «Просвещению» был и не особо нужен. Ведь у него есть свои учебники, их авторы, фронтмены и бенефициары (получатели гонораров). Вы удивитесь: в конце 2021 года с учебника «Мединского» XX века чуть не сняли гриф Минпросвещения, обвинив учебник «в непатриотичности». Подковерная борьба, вероятно, была определена и тем, что не всем участникам понравилось, что министр культуры и помощник президента зашел на чужое поле.

В итоге к 2022 году установилась практически монополия на рынке учебной литературы: существует фактически одно издательство (при слабой конкуренции «Русского слова»), которое выступает под разными брендами с различными версиями одинаково-патриотических учебников.

Появление «единого-верного» учебника при сохранении прочих параметров оставалось вопросом времени и умения «уважить» все заинтересованные стороны. В целом, ситуация выгодная. Чиновники могут отчитаться о победе в «борьбе за прошлое», победители в подковерной борьбе — увидеть свои фамилии на обложке, издательство — окончательно утопить конкурентов и заработать на перевыпуске. Естественно, такой учебник должен постоянно обновляться, чтобы можно было заставлять школы и родителей покупать самую свежую версию истории.

История и пропаганда

Полномасштабная агрессия против Украины внесла свои изменения в процесс издания учебников. Летом 2022 года Минпросвещения потребовало убрать из учебников упоминание «Украины», заменив ее на «Малороссию». Исторические образы вообще играют одну из ключевых ролей в Z-пропаганде. Одновременно было увеличено количество часов на историю в непрофильных вузах, а также введен предмет «Основы российской государственности».

Значит, нужно создать виртуальный мир, где такое положение дел будет хоть как-то оправдано. Прошлое России, прочтенное как история государства, развитие его официальных органов, завоевание территорий и утверждение «неизменных культурно-исторических особенностей», — необходимо и полезно. Есть прямая связь между привычкой воспринимать историю Отечества как развитие государственных органов и Z-утверждением: «Раз Екатерина II основала Одессу, то Россия имеет право на этот город».

Естественно, никуда не делась и логика распила ресурсов — госбюджетов, когда в итоге появляются странные продукты вроде учебного пособия по российской государственности от проекта «ДНК России» или «полуофициальных» рекомендаций для курсов истории в непрофильных вузах.

Напоминаю: у российской бюрократии нет «правильной версии» истории (что хорошо), но есть большое желание заниматься симуляциями, которые раздражают преподавателей истории и пугают их всякими «установками свыше». А самоцензура, помноженная на страх, может быть сильнее любой официальной цензуры.

Государство спешит в попытке влиять на умы молодежи. В 2024 году появится уже единый учебник, а пока выпущен один из них — по XX–XXI веку. Участие Мединского как соредактора показывает, что он выиграл свою аппаратную борьбу, однако гордиться особо нечем. Глава про агрессию против Украины — ожидаемый пересказ Z-пропаганды, который транслирует идею «обиды России» на западный мир.

Как я был соавтором Мединского

Мой хороший знакомый из издательства «Русское слово» пригласил написать один параграф про военную историю Первой мировой в учебник «Мединского» (версия 2021 года, а не современная). Я долго отнекивался (понимая, что сама фамилия Мединского вызовет скандал), но затем согласился. Новый опыт, да и основную часть писал известный историк Александр Шубин, которого сложно заподозрить в ура-патриотизме.

Могу свидетельствовать: мне никто не ставил задач, как «писать правильно». Но когда я открыл Историко-культурный стандарт (ИКС) и прочитал, что должен упомянуть, то оказалось, что достаточно написать связный текст по этим рекомендациям — и всё, больше почти добавить не удастся. Мне же, как специалисту по истории Первой мировой, казалось важным подчеркнуть, что мировая война — это война массовых армий, и тем она отличается от предыдущих военных конфликтов. Фактически только эту мысль я и старался протащить на страницы.

Я подготовил первый вариант текста, отправил в издательство, после чего издательский редактор вернул мне текст, превращенный в ура-патриотическую агитку. Возникла большая ссора. Вроде бы «необычность» ситуации заключалась в том, что я на тот момент работал в Российском военно-историческом обществе, и казалось, должен был блюсти «каноны патриотизма», а издательство — частная структура, которая должна сопротивляться идеологическому давлению.

Учебники пишутся не столько авторами, сколько подобными редакторами, упомянутыми мелким шрифтом в выходных данных. Учебный материал — это коллективный процесс, где в итоге надо учесть позиции авторов, различные нормативно-правовые документы, а также желание учителя иметь удобное пособие. С прикладной точки зрения, методическая часть имеет большее значение, нежели сам текст.

Как я понял постфактум, один из ключевых принципов состоял в том, чтобы текст был «взвешенным». Никто не хочет писать неправду, упускать важные факты и так далее. Смысл в другом: на выходе должен получиться некий текст, где всё гладко и не за что уцепиться. Ничего не надо отрицать, но «неприятные моменты» стоит максимально оттенять «приятными». Повествование должно быть связным, понятным, плоским и — наоборот — не должно провоцировать читателя на ненужные мысли или на критику.

Наличие Мединского в качестве ответственного редактора (естественно, формального) вызывало резкую критику в печати, увы, зачастую — «за глаза», реже — за действительно имевшие место глупости. Это контрастировало с тем, что многие мои знакомые учителя истории достаточно хорошо отзывались о запущенной линейке. Всё же ее авторами выступали в массе достаточно сильные историки или методисты (некоторые были известны в качестве людей либеральных взглядов), которые и раньше создавали учебники.

Наибольшую критику вызывал последний раздел учебника про современную Россию (автор — журналист Армен Гаспарян). Однако здесь надо понимать: в массе своей преподавание истории в средней школе ориентировано только на сдачу ЕГЭ. Вопросов по современности там практически нет, а значит, и читать верноподданнические славословия мало кто будет.

Комплексные проблемы

Даже если бы Мединский не значился редактором одной из линеек, если бы и не вышел новый учебник с разделом про «СВО», то ситуация всё равно была бы печальной.

Во-первых, с 2015 года все учебники должны соответствовать «Историко-культурному стандарту» (ИКС), который во многом писался в Академии наук и отражал видение историков (с поправкой на идею патриотизма) относительно того, что должно быть в учебниках. Главный недостаток ИКС: он безумно перегружен, абсолютно не учитывает ни время школьной программы, ни возможности учеников.

Во-вторых, после введения ЕГЭ появился насущный вопрос: если есть единый экзамен, то значит, нужно единое пособие, где ученик может подсмотреть ответы на все вопросы. Вместо единого учебника появился ИКС, который, казалось бы, решает проблему. Создание ЕГЭ — это вопрос деятельности ФИПИ (Федерального института педагогических измерений), а также целой сети экспертов. Это тоже своего рода бизнес и ресурс, который можно распределять или оборачивать прибылями.

Можно сколько угодно требовать менять ИКС или содержание учебника, но с практической точки зрения значимо другое: что будет на ЕГЭ. Неоднократно мои идеалистические представления: «А давайте создадим какое-нибудь учебное пособие, которые бы учило мыслить историю России не как историю государства?», — разбивалось о следующее: «Учителю надо только то, что поможет на ЕГЭ».

Надо признать: политические дискуссии вокруг этого учебника, каким бы ужасным он ни был, все же не связаны напрямую с подготовкой в ЕГЭ. Откройте один из вариантов экзамена образца 2023 года. Там выяснится, что вы должны знать многое про завоевание Россией различных территорий, вспомнить о том, что Рокоссовский командовал 2-м Белорусским фронтом, а в самом конце рассказать, что такого общего было в истории русских княжеств и болгарских государств XIII–XV веков, что помешало им выстоять перед внешней угрозой. Вопросов про СВО там пока нет.

История страны — не история государства

В России десятки тысяч учителей и методистов, которых убеждены, что история нашей страны — это история государства. И такой подход родился далеко не сегодня, но активно укрепляется, в том числе и через ЕГЭ.

Безусловно, высшая и средняя школа — это разная специфика. В первом случае лично я всегда делал акцент на выработку навыков понятийного мышления, вычленения причинно-следственных связей и умения мыслить процессами. Грубо говоря, я требовал забыть фразу: «Российское государство основано в 862 / 882 году», а развивал умение отвечать на вопросы: «Что такое государство (как понятие)? Почему на данной территории оно не появлялось раньше IX века? По каким причинам оно стало формироваться? На основании чего мы можем сказать, что на определенный момент государственность уже существует?»

Имеет значение не знание фактов, а сам стиль гуманитарного мышления. Для школы, например, таковым могло бы быть понимание: что значит быть гражданином? Как в разные эпохи шло соотнесение по линии человек — общество — государство? Какие социальные формы были раньше и почему они менялись? Как культурные изменения влияют на политику / экономику, и наоборот? И самое главное: как в разные эпохи человек ставился перед различным выбором и как он в этих случаях реагировал?

В случае с разделом про нацистские преступления, например, важно было задать вопросы о поведении человека в эпоху войны и тоталитарной системы. Допустим, «вы из небогатой немецкой семьи, в вашем городе убили евреев, а их имущество распределяют. Вы возьмете от них детскую коляску, которая вам очень нужна?» Или: «Вы советский военнопленный, который из-за ошибок командования попал в плен. У вас два выбора: умереть от голода или пойти в коллаборационисты, убивая невинных людей. Ваш выбор?» Или: «Вы живете в оккупированной белорусской деревне. В гетто убивали евреев, и одна семья бежала. Вы знаете, что за укрывательство вас самих убьют немцы. Ваш выбор?»

У подобных вопросов нет правильных ответов, но смысл в том, чтобы исторический материал заставлял осмыслять разные грани по линии «человек — общество — государство», вырабатывая привычку к самостоятельной аргументации. Естественно, уровень вопросов в зависимости от возраста учеников будет разным. Равным образом, умение «читать» памятники архитектуры, картины или иконы важнее, нежели заучивание справочной информации.

Я не думаю, что одинок в таких размышлениях. Мой опыт общения с учителями истории показывает, что немало тех, кто разделяет рефлексивное видение истории и понимает, что воспитываемый стиль мышления важнее фактуры. Что задача учителя не в том, чтобы натаскивать на ЕГЭ и служить проводником «государственной линии» (которая к тому же и не сформулирована толком).

Однако верно и другое. На политическом уровне немало тех, кто обоснованно видит в таком подходе угрозу российскому авторитаризму и чувствует, что это «сеет смуту» в умах молодого поколения.

А многим вообще не до этого. Если историческое образование — это вопрос денег и статусов, то зачем менять систему? Тем более, если вы понимаете правила игры и научились на этом зарабатывать.