Две версии

Волнения начались в городе Нантер, где и произошло убийство Наэля М. Случившееся попало на камеры и быстро распространилось через онлайн-платформы TikTok и Snapchat, за что алгоритмы последних уже были обвинены Макроном в нагнетании социального напряжения

Из записей видео и предварительного расследования следует, что полиция решила остановить машину, за рулем которой сидел Наэль М, но тот попробовал оторваться от погони. Догнав его в пробке, правоохранители стали задерживать подростка и начали досмотр, но Наэль нажал на газ и снова попытался спастись бегством. В этот момент произошел выстрел почти в упор.

Позднее в соцсетях также распространилась версия якобы от одного из пассажиров Наэля М., который утверждал, что полиция начала избивать водителя-подростка, из-за чего у того сорвалась с тормоза нога, автомобиль тронулся, и полицейский нажал на курок. Подтвердить эту версию достоверно пока не удалось.

После Ниццы

В отличие, например, от США, применение оружия полицией во Франции строго регламентировано и допускается только в тех случаях, когда речь идет об угрозе жизни.

Однако именно в части контроля на дорогах полномочия правоохранителей недавно были расширены — после террористического акта в Ницце в 2016 году. Тогда грузовик, управляемый террористом, прорвался в пешеходную зону и успел убить 86 человек, прежде чем полицейские смогли застрелить водителя. Теперь любое транспортное средство, совершающее опасные маневры, может быть остановлено полицией имеющимися в наличии средствами, включая применение оружия.

Наэль М. родился и вырос во Франции в семье выходцев из Алжира, учился в лицее и подрабатывал курьером. У него не было арестов или судимости, но, по внутренним базам данных полиции, имелись похожие случаи отказа от досмотра машины. На основании этой характеристики и записей с камер наблюдения трудно сказать, насколько в действительности автомобиль под управлением Наэля совершал или собирался совершить опасные маневры.

Тем не менее, смерть семнадцатилетнего юноши в подобных обстоятельствах не могла не спровоцировать острую реакцию той части французского общества, которая принадлежит к потомкам эмигрантов из бывших французских колоний. Уже в первый вечер волнения проходили под лозунгами «правосудие для Ноэля» или «полиция убивает». География протестов постоянно расширялась, охватив в первую очередь все крупные города Франции, где есть кварталы с компактным проживанием граждан из среды недавних мигрантов, имеющих свои счеты с силами правопорядка.

BLM только внешне

Для современных западных стран переходящие в беспорядки протесты, которые часто возникают на почве этнической дискриминации, достаточно распространены. Однако во Франции у подобных волнений есть специфика.

С одной стороны, у происходящего сейчас есть много визуально общего с США, где смерть Джорджа Флойда при задержании полицией в 2020 году спровоцировала подъем движения BLM. Однако такое сходство — скорее внешнее.

Два века рабства и один век сегрегации в США составляют тяжелое наследие для людей разных рас в Америке. До сих пор живы те, кто помнит раздельные школы и автобусы в 1960-х годах в южных штатах США. На территории европейской Франции рабства не было никогда, что, впрочем, не мешало французским колонизаторам торговать африканскими невольниками или использовать их труд. Только после 1848 года эти практики были запрещены, но это не остановило эксплуатацию Парижем своих колоний в течение еще около ста лет. Тем не менее, когда в 1917 году войска США прибыли во Францию, чернокожие американские солдаты были очень удивлены, что они могут не только заходить в любые кафе, но даже располагаться рядом с белыми женщинами.

С другой стороны, беспорядки такого уровня не происходят у европейских соседей Франции, например, в Германии, даже несмотря на наличие у последней большой турецкой диаспоры. При всей важности социальных аспектов интеграции мигрантов в любой стране, именно Франция является крупнейшей европейской колониальной империей, масштаб которой не может сравниться ни с одной страной ЕС.

Если у приезжих из Турции или Пакистана нет исторических претензий к немцам, то в Алжире до сих пор хорошо помнят жестокую войну за независимость с Францией, которая окончилась всего 61 год назад. Многие выходцы из бывших колоний привезли с собой исторические обиды на Францию, которые не смягчились с течением времени. В некоторых случаях к этому добавляется фактор радикального ислама, который плохо вяжется с принципами республиканского устройства. Так появляются группы неблагополучной молодежи, которая родилась и выросла во Франции, но мало чем в ней дорожит и готова при случае сломать и поджечь то, что подвернется под руку.

Поколения провалившейся интеграции

Экономический бум 1960-х и 1970-х годов во Франции сопровождался притоком рабочей силы из бывших французских колоний. Многие из этих людей освоились на новом месте, не вернулись обратно и обзавелись семьей и скромным жильем в кварталах массовой застройки. Именно их дети и внуки сегодня стали движущей силой протестов.

Поэтому очевидно, что проблемы с интеграцией во Франции появились не вчера, и миграционная политика, проводимая Францией в течение многих десятилетий, себя не оправдала. Инструменты инклюзии и социализации мигрантов: школы, программы по развитию муниципальных территорий, в том числе кварталов сосредоточенного проживания мигрантов, пропаганда республиканских ценностей национального единства, — не особо сработали. И ситуация усугубляется с приходом новых поколений.

Глава МВД Франции Жеральд Дарманен сообщил, что средний возраст задержанных на протестах в последнюю неделю — 17 лет. Мэры, подвергшиеся агрессии, с грустью говорят не столько о личных переживаниях, сколько о разрушениях муниципалитетов, школ, автобусных станций, составлявших общее достояние.

Но для поколения молодых погромщиков ни мэры, ни учителя, ни родители не являются авторитетом. Сдерживающим институтом могла бы стать полиция, но сегодня ей доверяет только чуть больше половины французов, хотя еще 8 лет назад показатели превышали 70%.

Низкое доверие полиции усугубляется ощущением безнаказанности, которое может обоснованно появиться у молодых погромщиков.

Сегодня несовершеннолетний правонарушитель, пойманный при поджоге машины, скорее всего, отделается легким испугом. Принимая во внимание его возраст и ограниченные возможности исправительной системы, суд назначит условное наказание и отпустит его домой. Штраф за сожженную машину родители не смогут оплатить из-за тяжелого материального положения.

«Потерянные территории»

Протесты и подобная реакция на них подпитывают, прежде всего, настроения электората ультраправых партий. Например, пришедший на смену Ле Пен лидер партии «Национальное собрание» Жордан Барделла требует срочных мер по наведению порядка и обращает внимание на ненормальность ситуации: «Те территории, в развитие которых вложено больше всего бюджетного финансирования, стали самыми криминогенными».

Сцены разбитых витрин и грабежей магазинов во многих французских городах демонстрируют, что группы бунтующих подростков ищут скорее не справедливости, а добычи. После объявленного ареста полицейского, совершившего убийство, новых политических требований протестующими выдвинуто не было. В сущности, к седьмому дню волнений Франция имеет дело не с политическим протестом, а с разгулом уличной преступности, с которой не могут справиться даже 45 000 полицейских, мобилизованных правительством для наведения порядка.

Можно предположить, что в ближайшие дни волнения пойдут на спад, но сложный комплекс социальных проблем, лежащий в основе беспорядков, не исчезнет. Международный опыт показывает, что ключевая проблема интеграции мигрантов не решается инвестициями только в инфраструктуру, но требует сочетания образовательных, юридических, гражданских и других усилий. Косметическими мерами проблему своих «потерянных территорий» Франция не решит.