Еще каких-то 30 лет назад Донбасский промышленный район, включавший в себя не только Донецкую и Луганскую области, но и Кировоградскую, Запорожскую, Херсонскую, Днепропетровскую области, входил в десятку самых крупных промышленных центров Европы. Потенциал для дальнейшего развития этот центр сохранил и в XXI веке. Но нынешние события в Украине уже отбросили далеко назад развитие этого региона, а теперь речь идет о полном уничтожении того, что создавалось здесь 230 лет.
Много леса и дешевая рабсила
Развитие территорий, на которых в настоящее время расположены Донецкая и Луганская области, началось по историческим меркам совсем недавно: всего около 400 лет назад здесь стали появляться даже не деревни и города, а крупные хутора казаков Запорожской Сечи и войска Донского.
После подписания Брестской унии в 1596 году православных, проживавших в Речи Посполитой (Польша в то время владела почти всей территорией нынешней Западной Украины), стали насильно обращать в католичество. Многие православные устремились на восток, в необжитые степи. Туда же тянулись беглые крепостные из Московского царства, а также разного рода «лихие люди», которым стало неуютно в родных местах.
Среди беглых было много людей, прекрасно владевших оружием, именно они стали катализатором возникновения Запорожской Сечи и войска Донского, превратившихся вскоре в грозную военную силу. Но и развитие казацкого движения не привело к заселению территорий, где через две сотни лет будет расположен крупнейший промышленный район. Дело в том, что в этих степях земля была не столь плодородна, как по правую сторону от Днепра (знаменитое украинское Черноземье), зато изобиловала полезными ископаемыми, пока еще не востребованными.
В 1654 году после ряда поражений войск Богдана Хмельницкого Польша и Московское царство поделили между собой Украину: правобережная Украина оказалась под протекторатом Польши, левобережная — под протекторатом России. Спустя 40 лет Петр I, возвращаясь теми местами из первого азовского похода, услышал разговоры местных о «горючем камне». Внимательно изучив минерал, он записал в дневнике: «Сей минерал если не нам, то потомкам нашим зело полезен будет». Ровно через 25 лет, в 1721 году, император всея Руси вспомнит о «горючем камне» и выдаст рудознатцу Григорию Капустину грамоту, повелевающую разведать залежи каменного угля, что тот и сделал. Но карта Капустина ждала своего часа полтора века.
В XVIII веке сталь и чугун плавили только на древесном угле. Руду смешивали с углем и доводили до плавления. При такой методике каменный уголь давал слишком много примесей (особенно фосфора и серы), которые отрицательно влияли на качество металла. Строительство металлургических заводов на Урале проблему с древесным углем вполне решало (для выплавки одной тонны чугуна нужно не менее трех тонн древесного угля). Леса там было много.
Кроме того, крепостное право позволяло без особых усилий «сдернуть» с насиженных мест пару тысяч крестьян и отправить их на уральские заводы. Добавить туда каторжан — и вопрос с дешевой рабсилой решен.
Но вот доставка железа в центральную Россию и к морским портам занимала очень много времени. В XVIII веке долгая логистика не была проблемой, потому что Россия производила столько железа, что его хватало не только на все российские нужды, но и позволило ей выйти в мировые лидеры по торговле чугуном. В конце XVIII столетия Урал выплавлял 12 миллионов пудов (1 пуд = 16 кг) чугуна в год. Ближайший конкурент, металлургические заводы Англии, плавили 11 миллионов пудов.
Недораскачались
Англия, не имея такого ресурса, как сибирские леса и неограниченный источник древесного угля, весь XVIII век экспериментировала с каменным углем. И добилась-таки успеха. В начале XIX века английские металлургические заводы стали массово переходить на новую технологию плавления чугуна с использованием каменного угля. Новую технологию именовали «горячим литьем», старую — «холодным». Россия, продолжавшая плавить железо по старинке, в короткий срок потеряла лидерство в торговле железом. В 1860 году Россия плавила 18 миллионов пудов чугуна, тогда как Англия, перешедшая на новую технологию, выдавала уже 240 миллионов пудов.
Новый свет — поселок в в Старобешевском районе Донецкой области, 1887 год. Фото: Фонд Донецкого краеведческого музея
В конце XVIII века Российская империя стала испытывать нехватку железа. В 1795 году Екатерина II подписывает указ: «Об устроении литейного завода в Донецком уезде при реке Лугани и об учреждении ломки найденного в той стране каменного угля». Позже вокруг завода вырастет Луганск. На следующий год заработала первая в России угольная шахта в балке Лисичья (ныне город Лисичанск). В 1799 году мастера из Англии на Луганском металлургическом заводе стали проводить экспериментальные плавки чугуна при помощи каменного угля. Но это был единственный завод, где использовалось «горячее литье».
Металл, производимый на заводе в Луганске, стоил дорого, но Черноморскому флоту требовались пушки и ядра. А потому чугун из Луганска казной выкупался дороже, чем в Европе стоил «уральский». Впрочем, как уже упоминалось, после перехода англичан на использование каменного угля в литейной отрасли Россия стала стремительно терять свои позиции по экспорту железа. А к 1850 году своего чугуна не стало хватать самим, и его пришлось импортировать.
С «горячим литьем» в России экспериментировали, но массово на него не переходили, что «аукнулось» во время Крымской войны (1853–1856 гг.), выявившей сильное отставание России. В то время как европейские армии вовсю переходили на казнозарядную артиллерию (снаряд подается в казенную, тыльную часть орудия), российская армия всё еще была вооружена дульнозарядными пушками. На море российским парусникам противостояли пароходы с корпусами из бронированного железа.
Перевооружение армии требовало много железа, с производством которого уральские заводы «холодного литья» не справлялись.
Массовый переход заводов на «горячее литье» требовал денег, которых в стране после поражения в Крымской войне было не так уж и много.
Кроме того, ребром встал вопрос о логистике. Требовалось наладить быструю доставку руды к плавильным печам, для чего необходимо было строить железные дороги. Из 11 с лишним миллионов рублей, вырученных в 1869 году за продажу Аляски (сумма сделки составила $7,2 млн: доллар в те времена стоил около 1,5 рублей), 10 млн было потрачено Россией на закупку железнодорожных рельсов, конструкций для железнодорожных мостов и просто железа.
Рискнул и выиграл
Но это была лишь временная мера, и Александр II принимает решение развивать литейное производство в Донбассе. Хотя многие тогда считали, что это ошибка. Разведанные запасы руды в Криворожском железнорудном бассейне показывали, что запасы там не очень большие (позже выяснится, что жилы там всё-таки богатые, но уходят глубоко в землю), а значит, придется завозить руду с Урала. Там уже и заводы имелись, а здесь пришлось бы строить с нуля. В таком случае дешевле было бы доставить уголь на сибирские заводы. Но в итоге решено было развивать именно Донбасс.
Князь Сергей Кочубей. Фото: Wikimedia
Найти желающих наладить новое литейное производство Александр II поручил своему другу, князю Сергею Кочубею (сын канцлера Российской империи при Александре I Виктора Кочубея). Последний увлекался морскими путешествиями и становившимися популярными морскими регатами. На одной из них Кочубей познакомился с британским промышленником и изобретателем Джоном Джеймсом Хьюзом, который заработал состояние на поставках новейших корабельных пушек и брони для английского флота. Ему Кочубей и предложил выкупить права на разработку недр Донбасса. Валлиец Хьюз решил рискнуть и выложил 20 тысяч фунтов стерлингов за концессию: для того времени это были огромные деньги.
Валлиец подошел к налаживанию нового производства с максимальной ответственностью. Распродав свои активы в Англии, он приобрел всё необходимое для завода оборудование, а также завербовал около 300 квалифицированных рабочих, кузнецов и шахтеров. Погрузив людей и станки на восемь пароходов, Хьюз отправился в сторону своего нового бизнеса, где сразу стал строить не просто заводик, а комбинат на восемь доменных печей, который в 1872 году выдал первый чугун. Одновременно со строительством комбината началась разработка сразу нескольких шахт с углем и строительство фабрики по производству железнодорожных рельсов и кирпичного завода. Для рабочих (а большинство приехали с семьями) были построены больница, школа, трактиры и чайные, а еще англиканская церковь. Новый поселок назвали Юзовка (русские переименовали Хьюза в Юза), из которого затем и вырос Донецк.
Вслед за Хьюзом в Донбасс потянулись и другие иностранцы. Американцы и бельгийцы построили в Мариуполе два огромных металлургических производства, которые должны были плавить сталь из чугуна, отлитого в Донбассе. Французы выстроили завод по переработке марганцевой руды, залежи которой обнаружились на территории современной Днепропетровской области и в относительно недалекой Грузии. Немцы вложились в строительство прокатных производств. Стали массово появляться небольшие плавильни. Просуществовали они недолго (их вытеснили более крупные заводы), но свою задачу — рост объемов плавки — выполнили.
Район юзовского металлургического завода, на втором плане дом Юза, 1888 год. Фото: Фонд Донецкого краеведческого музея
Благодаря иностранцам всего за 25 лет производство чугуна в России выросло в восемь раз, такой же рост показала угольная промышленность, производство железа и стали выросло в семь раз. Но для российской экономики все эти цифры мало что значили. Как в 1902 году подсчитал русский экономист Павел Оль, доля иностранного капитала в горнодобывающей промышленности составляла 91%, а в обработке металла — 42%. Несмотря на то что к 1913 году Российская империя по объемам выплавки стали занимала четвертое место (США плавили в шесть раз больше, немцы — в три, англичане — в два), львиная доля русской металлургии принадлежала иностранцам. А это значит, что для собственных нужд Россия закупала металл по европейским ценам, экономя лишь на доставке. Да и существенная часть налогов уходила в те страны, чьи фирмы орудовали в Донецком промышленном районе.
Уголь всему голова
После 1917 года все предприятия были национализированы. С 1920 года, еще до окончания гражданской войны, на Донбассе начинается восстановление добывающей отрасли. Взятый Советским Союзом курс на индустриализацию требовал очень много угля. На нем плавили металл, работало большинство электростанций, топились котельные в городах, ездили паровозы и ходили пароходы. Уголь в те времена значил даже больше, чем в настоящее время нефть. Но на шахтах было некому работать, и Совнарком принимает решение часть полков Красной армии перевести в народное хозяйство, сформировав трудовые армии. Донецкая трудовая армия просуществовала всего год, но за это время успела частично восстановить угледобычу.
Следующие полтора десятка лет Донбасс наращивал темпы добычи угля, приближаясь к дореволюционным показателям. А в 1935 году произошел резкий рывок, получивший название «стахановское движение». Оно распространилось на другие сферы промышленности — даже в местах лишения свободы стали появляться свои «стахановцы», но нигде оно не показывало таких результатов, как в угледобыче. Но и этого Советской России хватило, чтобы сделать очередной мощный промышленный рывок, сердцем и знаменем которого по-прежнему оставался Донбасс.
Утраченная монополия на сердце
Несмотря на то что в СССР было обнаружено еще несколько месторождений угля (Кузнецкий — Кузбасс, Подмосковный, растянувшийся на несколько областей Центральной России, Воркутинский в Коми АССР), Донбасс продолжал оставаться основным поставщиком угля в стране. В первую очередь потому, что здесь сохранились квалифицированные кадры, и потому, что их всегда можно было пополнить рабочими из густонаселенных центральных районов. Именно малочисленность населения мешала стремительному развитию Кузбасса и Воркутинского бассейна.
Шахтёрский посёлок, 1912 год. Фото: Фонд Донецкого краеведческого музея
Только благодаря донецкому углю большевикам удалось реализовать план ГОЭЛРО, позволив в том числе переделать крестьянскую страну в страну индустриальную. План по глобальной электрификации России был разработан еще при царском режиме, большевики его лишь подработали. Согласно этому плану, гидроэлектростанции должны были строиться не по одиночке, а комплексами, расположенными в непосредственной близости от промышленных районов. Для донбасского центра таким комплексом стала ДнепроГЭС.
Вообще же, электростанций должно было быть девять, но этот каскад так и не был достроен. Каховская ГЭС, плотина которой была разрушена 6 июня 2023 года, была последней в этом каскаде.
Начиная с 1921 года новые производства появлялись в Донбассе почти каждый год. В 1922 году организован металлургический трест «Югосталь», в 24-м литейные производства в Мариуполе объединены в единый завод. В том же году вступил в строй Енакиевский коксохимический завод. В 1928 году такой же завод заработал в Горловке, через год на Макеевском металлургическом заводе запущена крупнейшая в СССР доменная печь. В 1930 году первую продукцию выдали Мариупольский новотрубный завод и завод «Укрцинк», в следующем году закончена реконструкция завода «Автостекло» и введена в строй Зуевская ГРЭС. В 1932-м начинается строительство четырехколейной железной дороги Москва — Донбасс, а шахтер Изотов поднимает на гора 600 тонн угля за смену. В 33-м заработала «Азовсталь», в 34-м — Новокраматорский машиностроительный завод, в 35-м — Мариупольский коксохимический. В 39-м году население Донецкой области перевалило отметку в 3 млн человек. Таким образом, Донецкий промышленный район стал не только самым густонаселенным регионом страны, но и по составу являл собой яркий пример «пролетарского региона»: 90% — городское население.
Во время Отечественной войны Донбасс был оккупирован, в сентябре 1943 года освобожден. А уже в декабре заработало 129 больших и около 800 мелких и средних шахт, вслед за которыми начали работу и плавильные печи. Но война всё-таки нанесла ощутимый удар по Донбассу: он перестал быть единственным и неповторимым. В результате эвакуаций и депортаций были заселены ранее безлюдные районы, давшие рабочую силу для развития Кузбасса, Воркуты, Экибастуза. Многие промышленные предприятия, ранее «жившие» в Донецком промышленном районе, поменяли «прописку» и остались в местах эвакуации. Были построены новые сталелитейные гиганты. После перехода железнодорожного транспорта на электротягу, кораблей — на дизельные двигатели, а некоторых электростанций — на мазут и газ, значение угля в экономике сильно снизилось. Да и добывать его в Донбассе становилось сложнее: верхний слой был снят, и за углем нужно было уходить всё больше вглубь.
Жители освобождённого города Сталино (Донецка) читают «Окна ТАСС». Сентябрь 1943. Фото: В.Н. Иванов
Ни о каком развитии речи не идет
Но Донбасс всё равно оставался мощным промышленным регионом не только из-за угольных пластов и залежей руды (в том числе и урановой, которую нашли уже после войны и до сих пор те рудники не исчерпаны), но и по ряду других причин. В первую очередь из-за удобства логистики. В довоенное время в Донбасс были проложены километры рельсовых дорог, позволяющих бесперебойно снабжать металлургические производства рудой, а порт в Мариуполе способен был пропускать через себя миллионы тонн экспортных товаров.
Важную роль сыграло отсутствие дефицита электроэнергии. Вместе с тепловыми электростанциями ДнепроГЭС полностью закрывала энергетическую составляющую промышленного региона. Так что серьезный промышленный потенциал Донбасс сохранял даже после распада Советского Союза, став главным донором для всей украинской экономики. Несмотря на то что начиная с 1992 года показатели производства стали и добычи угля неуклонно снижались, в 2005 году Донбасс обеспечивал Украине более 40% валютных поступлений и закрывал десятую часть бюджета.
После приватизации предприятий Донбасса новые собственники за основную модель ведения бизнеса взяли постулат «вложить поменьше, получить побольше». И хотя стальные сплавы, легированная сталь, нержавеющая сталь и прочие производные из чугуна стоили намного дороже, новоиспеченные олигархи предпочитали торговать именно чугуном. Выплавить проще, затрат меньше, никаких новшеств не требуется, а продается неплохо. Вот и пошел чугун на Запад, на европейские литейные заводы, где из него лили сталь, а литейные производства Донбасса останавливались. Угольные шахты считались рентабельными, если приносили не менее 50% прибыли при нулевых вложениях. Как только выяснялось, что для дальнейшего использования шахты в нее надо вложить какие-то деньги (к примеру, существенно укрепить наспех зафиксированные проходы), собственник просто закрывал шахту.
В 2014 году ситуация опять изменилась. Предприятия, попавшие в руки ДНР и ЛНР, были национализированы. Руководство сепаратистских республик заявило, что берет курс на возрождение и обновление сталелитейного производства. Однако в следующие шесть лет в списке товаров из Донбасса, поступающих в Европу подпольными путями, первые строчки по-прежнему занимали чугун и уголь-сырец.
Так как чугун плавился из российской руды, обходившейся дончанам практически бесплатно, подобная торговля была выгодной.
Попытки что-то изменить были предприняты лишь в 2020 году: предприятия непризнанных республик были переданы Южному горно-металлургическому комплексу (ЮГМК), принадлежащему российскому олигарху Евгению Юрченко. Через месяц бизнесмен заявил, что намерен модернизировать большинство переданных ему во владение заводов. К концу того же года сумма инвестиций превысила 10 млрд рублей (около $170 млн), а суммарный тоннаж экспортируемой продукции вырос на 8%. В 2022 году Юрченко намерен был вложить в модернизацию еще около 20 млрд рублей, а экспорт повысить минимум на 20%, но с 24 февраля едва ожившие заводы снова опустели.
Сергей Калугин, инженер, стаж — 40 лет
— Предприятия Донбасса уже никогда не смогут выйти на даже советский уровень. Даже если абстрагироваться от того, что многие предприятия разрушаются от непосредственно боевых действий, станкам вреден долгий простой. Оборудование, которое не работает, гораздо быстрее приходит в негодность, нежели то, которое постоянно эксплуатируется. Во время работы постоянно меняют какие-то детали, там поджимают, тут подкручивают, здесь подваривают. И станки или прокатные станы пусть и старые, но обновляются и продолжают работать. А если они долгое время стояли впустую, то при попытке запустить их по новой выдадут массу неполадок. И чем дольше будет простаивать оборудование, тем сложнее будет его реанимировать.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».