Иногда трудно отделаться от мысли, что мы проживаем ремейк фильма Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу». Там был американский доктор немецкого происхождения, восторгавшийся началу ядерной войны и рекомендовавший правительству уйти в подземные убежища, где на каждого мужчину будет по десять женщин для размножения и «улучшения» человеческой расы. Чем ближе был рукотворный апокалипсис, тем легче Стрейнджлав вскидывал руку в нацистском приветствии.
Сергей Караганов — доктор исторических наук, создатель и научрук факультета ВШЭ, любимый эксперт МИДа — кастинг на роль полубезумного кровожадного ученого прошел успешно. На днях он опубликовал статью под заголовком: «Тяжкое, но необходимое решение. Применение ядерного оружия может уберечь человечество от глобальной катастрофы». Содержание текста полностью соответствует его названию.
Караганов менее известен широкой публике, чем иной «доктор Зло», гуру евразийского эзотерического людоедства Александр Дугин. Но в узких кругах он куда более уважаем и влиятелен. Процитирую политолога Владимира Гельмана: «…взгляды [Караганова] на глубокий и необратимый упадок Запада и необходимость жесткого силового оппонирования оному со стороны России безусловно доминируют в российском истеблишменте. Школа Караганова <…> сегодня является mainstream российской внешнеполитической мысли. Ее отца-основателя по масштабам своего сегодняшнего интеллектуального влияния в соответствующих кругах надо сравнивать, конечно же, не с Дугиным, а c Карлом Хаусхофером образца второй половины 1930-х годов. <…>
Я смотрю на отечественных международников со стороны, и мне кажется, что взгляды, существенно отличающиеся от карагановских, в этом сообществе откровенно маргинальны».
Наука о международных отношениях, коей формально принадлежит Караганов, является субдисциплиной «большой» политологии. И если в мировой науке это действительно академическое и вполне легитимное поле исследований, то в России, как точно и важно отмечает Гельман, «школа Караганова» вытеснила и заместила собой почти всю международную политологию здорового человека.
Отечественные международники
В чем идейные основания российской науки о международных отношениях? Я бы сказал, на треть — это болезнь «геополитики», еще на треть — конспирология в духе «либерального тоталитаризма», «управляемого хаоса» и «Арабскую весну устроили ЦРУ», и еще на треть — вульгарно понятный американский неореализм. Говоря кратко, «государства-нации» рассматриваются как главные и неизменные субъекты мировой политики, а «национальные интересы» объективны и зависят от геостратегического положения страны. Государства находятся в постоянной борьбе друг с другом за «безопасность». Силовое противостояние — естественное состояние. Это противостояние может идти как военными, так и иными средствами: экономическими, культурными, информационными и так далее. Очень удобная оптика, которая позволяет подвести теоретическую базу под любые нарушения «международных правил».
Данная школа «теории международных отношений» всегда была популярна в России (наверное, потому что наиболее проста, понятна и приятна великодержавникам), но после присоединения Крыма в 2014 году и вовсе стала чуть ли не единственной используемой. За более сложные оптики уже грозили уголовные дела.
Владимир Путин и Сергей Караганов во время встречи президента с политологами в Кремле, сентябрь 2006 года. Фото: EPA / SERGEI ZHUKOV ITAR-TASS POOL
Ролевыми моделями и вдохновителями Караганова и Ко (и всего того, что во всех российских ВУЗах — от ВШЭ, МГИМО и МГУ до региональных — преподают под видом науки о международных отношениях) являются Киссинджер, Хантингтон и Бжезинский. Все они — интеллектуалы, все они (были) влиятельны, и все они как ученые конвенционально считаются «реалистами». Они не «прятались» за иллюзиями «международного права» и бессмысленных «международных организаций» вроде ООН, а видели объективную реальность: где интересы безопасности США и России, скажем, находятся в «непреодолимом» противоречии.
Хотя, разумеется, это поверхностное понимание данных авторов. Если бы российские международники прочли у Бжезинского, например, не только «Шахматную доску» про геополитику, а еще и «Выбор: глобальное господство или глобальное лидерство», они бы знали, что он как раз выступает против силового доминирования и «имперской» политики, и поддерживает поиск долгосрочных компромиссов (институтов международного сотрудничества).
Фактически, то, что в России называется «наукой о международных отношениях», за последние десять с лишним лет стало специальной сектой. Даже на факультетах, где еще есть нормальная политология и преподаватели хотя бы пытаются сохранять связи с зарубежными коллегами и передавать студентам реальные знания, политологи между собой рекомендуют особо не слушать и не воспринимать всерьез «коллег»-международников.
Это не значит, разумеется, что нормальных специалистов нет вообще. Взгляды, отличные от карагановских, и вообще на удивление адекватные высказывал, например, Андрей Кортунов, на февраль 2022 года — директор МИДовского think tank РСМД. Но скепсиса по отношению к войне ему не простили.
Всё решает сила
При этом, как замечает Гельман, «в отличие от того же Дугина, который, вероятно, искренне верит в свои идеи, — неважно, как их воспринимать, — Караганов, похоже, относится к ним не более чем инструментально. <…> В начале 2010-х Караганов выступал апологетом десталинизации и люстрации, <…> в 2000-е с ехидными многозначительными усмешками комментировал зигзаги советской внешней политики в сериале Парфёнова «Намедни», в 1990-е председательствовал на совместных форумах с ныне бичуемыми им западниками. <…>
Если после поражения нацизма Хаусхофер совершил самоубийство, то Караганов запросто способен пережить и своих последователей, и своих критиков, в очередной раз совершить интеллектуальный разворот».
Разбирать интеллектуальную эволюцию Караганова — задача не очень интересная: менять или корректировать свои взгляды и убеждения — в общем, признак нормальности человека. Ясно, что Караганов — не ученый, а публицист, и его аудитория — не коллеги, а «власть имущие», советником и доверенным лицом которых он всегда пытался и пытается быть. Карта реваншизма и «реальной политики» для этой цели подходит безупречно: «Россия либо великая держава, и вы разговариваете с ней на равных, либо отвалите и не обижайтесь, мы заставим себя уважать». Траектория его взглядов изменялась в полном соответствии с траекторией взглядов у команды, руководящей страной, — и в этом тоже нет ничего особенного.
Сергей Караганов в Музее истории ГУЛАГа, 2012 год. Фото: Wikimedia
Важное другое. Изменялся контекст, но идеологическое основание «школы Караганова» — учение о том, что в мировой политике всё решает сила, и где даже культура видится как инструмент влияния сверхдержав, так называемая (и тоже трактуемая вульгарно) «softpower», — оставалось прежним. Это не цельная система убеждений, а скорее мировоззрение — реваншистское, примитивное и антинаучное.
Но это мировоззрение воспитало целое поколение бюрократов, дипломатов, бизнесменов, менеджеров — выпускников тех самых «лучших ВУЗов» России. «Политические элиты», которые, даже не особо интересуясь проблемами международных договоров о вооружении, в том числе ядерном, фоново — от учителей в школах до политологов с телеэкранов и профессоров в лекционных залах — годами слушали эти бредни. Результатом стала подверженность элит собственной же пропаганде — удивительный феномен, когда «рассказы для народа» из шоу Владимира Соловьёва принимают на веру те же люди, кто это шоу и заказывает.
Такая лженаука может быть опасной для общества. Теория социального отбора (еще называемая социальным дарвинизмом) 100 с лишним лет назад стала обоснованием для фашизма и евгеники, что в итоге привело к концлагерям и Холокосту. Теория «реализма» в международных отношениях, апологетика «безопасности» и «баланса сил» с академической точки зрения уже давно ушла в прошлое.
Но как зомби-идея, способная оправдать даже самые безумные внешнеполитические шаги, она продолжает жить и здравствовать.
И здесь мы должны, наоборот, Караганова поблагодарить. В его свежем тексте нет ничего ни оригинального, ни шокирующего. Мысль, что ради недопущения полномасштабной ядерной войны необходимо всерьез продемонстрировать готовность к суицидальному ответу, восходит и к идее «деэскалации через эскалацию», и к «теории безумца» президента Никсона времен Вьетнамской войны.
Другие тезисы, вроде «изучив историю американской ядерной стратегии, я знаю, что после обретения СССР убедительной способности к ответному ядерному удару Вашингтон не рассматривал всерьез <…> возможность применения ядерного оружия по советской территории», являются попросту ложными.
Но подкупает — и даже вызывает уважение — честность, с которой Караганов ясно, прямо, без экивоков обосновывает необходимость массового убийства «ради будущего человечества». И урок здесь не только в том, что идеолог и вдохновитель военного преступления может рассматриваться как его соучастник. Урок еще и в том, что, если пять раз сказать «национальные интересы» и «баланс сил», на шестой раз вдруг обязательно вырвется: «Мой фюрер, даешь ядерный удар!»
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».