— Сергей, «наезды» на ваш колледж связывают с тем, что вы отказались пустить к студентам «разговоры о важном». Ваше иноагентство тоже из-за этого?

— Это связано в целом с моей неудобной позицией. Представьте: у вас есть целое поле прекрасных образовательных организаций, вы дали им какую-то ерундовую команду, они взяли под козырек: конечно, как скажете. А есть один, который говорит: это необязательно и мы это делать не будем. И вообще — это негуманистично, неправильно, согласиться на это — значит пойти на сделку с совестью. Естественно, неприятно иметь у себя под боком такое учреждение.

— Может быть, проще было формально согласиться, а проводить эти «разговоры» о каком-нибудь краеведении? Многие так и поступили.

— Мне кажется, это было бы нечестно. Всё равно ведь понятно, какой смысл несут эти «разговоры о важном». Представьте, что вам дали бы задание взять интервью у какого-нибудь неприятного человека, а вы бы его просто выдумали. Это ведь жульничество? И какие ценности я бы тогда транслировал студентам?

— На вас давно жаловались новосибирские активисты. А на что именно?

— Ой, на разное жаловались. Однажды пожаловались, что я рассказал детям сказку «Гадкий утенок».

— Что, простите?

— На Дне открытых дверей я рассказал: вот, мол, такая история, на скотном дворе появляется птенец, все думают, что это утка, только плохая и некрасивая, и начинают ее перевоспитывать. Так работает наша система образования: человек говорит, что он гуманитарий, а ему отвечают, что никакой он не гуманитарий, а плохой инженер, только сам этого не понимает. И начинают его перевоспитывать. На День открытых дверей пришел стукач, а потом написал жалобу: директор «Новоколледжа» сравнивает российское образование со скотным двором.

— И ведь правда… Но вы же не только «вольнодумные мысли внушали юношеству», вы еще и в своих соцсетях обижали колледжи, которые вешают на фасад букву Z, войну называли войной. Зачем вы нарывались?

— Мне кажется, это просто честно. К тому же, называя войну войной, я предвосхитил тренд. Сейчас, мне кажется, уже все так говорят. Разве нет?

— А, так это за вами президент Путин стал повторять, когда назвал войну войной?

— Конечно. Мы-то, люди науки, сразу поняли, что к чему.

— Для вас признание иноагентом — серьезная проблема?

— Да вот не знаю. Я как раз позавтракал, прочитал новости и думаю: что делают простые иноагенты после завтрака?

— Хотите, поделюсь опытом? Как иноагент с иноагентом.

— Мне уже пишут юристы, предлагают помощь. Буду с ними работать.

— Это, видимо, по части оспаривания статуса. Заранее скажу — безнадежно. А жить с этим вы как будете?

— Пока не понимаю. Насколько я понимаю, это прецедент.

Но писали его двоечники, и они не подумали, что человек может быть и учредителем. А как можно ограничить меня в руководстве учреждением? В законе об этом не сказано.

Единственное, я сейчас буду защищать докторскую, так вот я не знаю: ее тоже надо маркировать?

— Видимо, надо. Вы же ее публиковать будете?

— С другой стороны, я уже прочитал, что научная деятельность не относится к политической.

— Но маркировать надо всё. Даже посты в фейсбуке о котах.

— Я пока бегло прочел этот закон, мне кажется, что на научные статьи это не распространяется. Хотя бог его знает.

— Вам что, трудно промаркировать диссертацию?

— Да нетрудно, просто могут попасться особенно тревожные люди. Мне рассказали, что вчера в одном учебном заведении праздновали юбилей одного из идеологов сибирского областничества, произносили высокие слова о свободе. Посмотрим, что они скажут об этом, когда я подам туда диссертацию: продолжат они говорит те же высокие слова или придумают какие-нибудь формальные причины для отказа.

— Что такое областничество?

— Было такое движение в конце XIX — начале ХХ века, писали о Сибири как о колонии. Если коротко, они обосновывали, что Сибирь находится в зависимом состоянии и ей надо дать те же права, как и метрополии. Почитайте, это такие наши местные герои.

— А это часом не сепаратизм по нынешним временам?

— Да, их у нас называют сепаратистами по глупости. На самом деле они только требовали для Сибири тех же прав, что для всей остальной страны. Они не сепаратисты никакие, они требовали единообразного применения законодательства по всей стране.

— Так это еще хуже. А диссертация у вас часом не об этом?

— Диссертация у меня об исторической политике, об исторической памяти, о присоединении Сибири.

— Совсем плохо…

— Это постмодернистская диссертация. Я в ней говорю, что и это — искусственно созданные нарративы, и то — искусственно созданные, и вообще объективной реальности не существует.

— Теперь я понимаю, почему вы рассказывали мне про герб Новосибирской области, на котором я рассмотрела огнедышащих хорьков.

— Это соболя!

— Знающие люди говорят, что куницы.

— Краеведы на этот счет спорят.

— Иноагентский статус налагает запрет на работу с несовершеннолетними. А вы ведь работаете с подростками?

— Я? Да что вы, боже упаси. Никогда. Ни одной пары не веду в своем колледже.

— В апреле — проверки в колледже, теперь — это звание вам лично. Это продолжение борьбы с колледжем или всё-таки адресовано вам уже персонально?

— Бог его знает… Думаю, что лично мне. Для того чтобы закрыть колледж, это слишком сложный путь. Можно сделать гораздо проще, без вот этого всего. Например — найти немаркированную швабру. Для этого достаточно прислать одного санитарного врача, не нужно подключать целое федеральное министерство.

— Один из доносчиков, писавших на вас жалобы весь год, утверждает, что с началом мобилизации вы перепугались и уехали в Казахстан. А зачем, если вы кандидат наук и под мобилизацию не попадаете?

— Так я и не уезжал никуда. Это такую очередную обманку закинули.

— Студенты уже говорят вам что-то о вашем новом статусе?

— Да вот как проснулся — так разгребаю сообщения в вотсапе, в телеграме, во Вконтакте. В основном все поздравляют, пишут слова поддержки. Один новосибирский предприниматель пригласил поужинать в ресторане. Другой спрашивает, что он может сделать для моей семьи. Юристы пишут — предлагают бесплатную помощь.

В соцсетях «Новоколледжа» мы уже разместили пост о том, что никаких формальных ограничений в том, чем я занимаюсь и продолжу заниматься, нет. Даже если говорить о преподавании, то ограничения касаются только преподавания в государственных и муниципальных учреждениях. Я работаю доцентом на 0,2 ставки в педагогическом университете, преподаю менеджмент. Ну, уволят они меня. Зачеты у студентов не приму. Студентов мне жаль. Но в целом — конец учебного года, потеря невеликая.

— Что вы преподавали там? Историю, как и говорили доносчики?

— Нет, я там преподаю менеджмент.

— Как вы будете теперь строить общение с официальными структурами, с госорганами? Иноагенту это труднее, чиновники от него шарахаются.

— Да я и раньше не общался с большим количеством чиновников. Мы занимаем такую позицию, что просто работаем — и работаем. Денег мы у них не просим. Если вообще о чём и просим, так только о том, что нам должны предоставлять в рамках законодательства. Всё наше общение происходит на уровне лицензирования и аккредитации. Наши контакты с государством минимизированы.

— Но как раз госаккредитацию вашему колледжу предстоит получать теперь, после первого года работы. Это будет сложнее?

— Мы подали заявление в пятницу — за несколько часов до объявления Минюста. Но чиновники из областного Минобра до сих пор не были замечены в политической ангажированности. Надеюсь, что они и продолжат вести себя адекватно.