Белорусский режим держал паузу, как моэмовская Джулия Ламберт. Сначала 21 апреля прокурор потребовала десять лет лишения свободы для Романа Протасевича, несмотря на деятельное раскаяние и многочисленные государственные телеэфиры с рассказами Романа о том, какая это мерзкая субстанция — белорусская оппозиция. Через две недели, 3 мая, был оглашен приговор — восемь лет лишения свободы. Но из зала суда Протасевич ушел самостоятельно, а вовсе не под конвоем. Суд постановил меру пресечения оставить прежней — домашний арест.
Спустя 10 дней приговор вступил в силу — осужденный его не обжаловал. Но и тогда Протасевича под стражу не взяли. В суде сказали, что это — в порядке исполнения. То есть пока бумаги подготовят, пока в департамент исполнения наказаний перешлют… — в общем, спешить некуда.
Спустя еще десять дней, 22 мая, Лукашенко помиловал Протасевича. Многозначительная пауза — от требования десяти лет до помилования — длилась месяц.
За этот месяц многие копья были сломаны в дискуссиях на тему «посадят или не посадят». За пределами Беларуси чаще утверждали, что, скорее всего, посадят, а внутри — черта с два посадят, раз после приговора своими ногами ушел домой. И оказались правы. Изнутри, из ада, в котором Беларусь находится уже тысячу дней, виднее. Не могли его посадить, это очевидно.
После помилования и искренней публичной благодарности Романа Протасевича «стране и лично президенту» многие подумали, что это сигнал для сидящих в СИЗО, потенциальных политзаключенных (аресты в Беларуси продолжаются) и тех, кто успел уехать, но хочет вернуться: вот вам путеводная звезда, вот направление движения, вот модель поведения. Нужно сотрудничать, каяться, признавать вину — и будете на свободе. Вон как Роман радуется: делится с госСМИ планами пойти в тренажерный зал, выбраться на природу, отдохнуть и двигаться дальше. Так, да не так.
Активное сотрудничество со следствием, досудебное соглашение, раскаяние и признание вины — всё это уже было и есть. И никому еще не помогло. У силовиков есть целый телеграм-канал с покаянными видео задержанных белорусов, и никто из них потом на свободу не вышел — за исключением нескольких испуганных девушек, которые, устав ждать, когда им выломают дверь за лайк, репост или фотографию с марша трехлетней давности, сами приходят в ГУБОПиК, чтобы записать такое видео. Добровольцев действительно отпускают. А вот тех, за кем пришли, — нет. Их используют для пропаганды: «Смотрите, змагары (этим термином пропагандисты обозначают оппозиционно настроенных граждан Беларуси. — Прим. ред.), мы и за вами придем, никто не уйдет от ответственности», — и спокойно отправляют в тюрьмы.
А что до сотрудничества, то достаточно вспомнить историю с заговором против Лукашенко, когда литературовед Александр Федута, юрист с американским гражданством Юрий Зенкович и лидер партии БНФ Григорий Костусев в зуме планировали переворот с помощью военных. Сколько такого обсуждалось в зуме и мессенджерах — не сосчитать. Но именно к этой группе силовики внедрили оперативника под видом высокопоставленного военнослужащего. После нескольких встреч всех задержали, прихватив заодно дальнобойщика, подвозившего однажды Зенковича, и его белорусскую помощницу, и обвинили в заговоре с целью захвата власти. Так вот, Юрий Зенкович немедленно признал вину и заключил сделку со следствием. На суде обвинитель подтвердил, что все условия сделки Зенковичем выполнены.
В итоге Федута и Костусев были приговорены к десяти годам лишения свободы, а Зенкович — к 11. «Насотрудничал», в общем, на лишний год по сравнению с теми, кто вину не признал.
Так что путь на волю один — не сотрудничать, а подличать. На свободу отпустят только в том случае, если ты станешь одним из них. Роман с задачей справился. Его многочисленные интервью пропагандистам — от белорусских до Придыбайло с RT — не о том, как он создавал контент телеграм-канала NEXTA, который в августе 2020 года был одним из самых популярных в мире, а о том, кто в белорусской оппозиции сколько пьет и с кем спит, кто нюхает кокаин и кто снимает дорогие квартиры. Роман рассказывал об этом с радостью и даже некоторой похотью. Он наслаждался подробностями, которыми делился в эфирах. Именно за это — за грязь, за ушаты дерьма на головы своих недавних соратников, за право пропаганды говорить «посмотрите на них, они еще гаже нас!» — Роман Протасевич и получил не только помилование, но и два года спокойной комфортной жизни якобы под следствием, которая официально называлась «домашним арестом». Поверьте, от домашнего ареста там было примерно столько же, сколько мяса в советской колбасе.
Я сама провела под домашним арестом почти четыре месяца и хорошо знаю, что это такое. Это два офицера в квартире круглосуточно, это запрет любых контактов, включая переписку (в СИЗО разрешены письма и прогулки, а под домашним арестом — нет), и даже запрет подходить к окнам — вдруг «маляву» в окно бросишь. Это изоляция похлеще тюремной, только дома. А Протасевич, находясь якобы под домашним арестом, спокойно устроился на работу в провластную организацию «Системная правозащита», завел собственный телеграм-канал и женился, о чем сообщил через три дня после того, как взяли под стражу по приговору в шесть лет лишения свободы его девушку Софию Сапегу, с которой они вместе летели на злополучном рейсе Ryanair Афины-Вильнюс.
С Соней, написал Протасевич, у них всё закончилось, но ей чертовски повезло, потому что она получила всего шесть лет, а могла все 12. А вы, белорусы, писал Роман, вместо хейта в мой адрес лучше напишите письмо Соне, она нуждается в поддержке. Кстати, о Соне: она признала вину и выполнила все условия сделки со следствием. Она просто не лила по телевизору грязь. И теперь отбывает срок в гомельской колонии №4. (В апреле стало известно, что Софья согласилась на экстрадицию в Россию — прим.ред.)
Софья Сапега. Фото из соцсетей
Вот что рассказывала проекту «Палітвязынка» («Политзаключенная») женщина, которая сидела с Сапегой в одной колонии: «София находится в “пресс-отряде”. В нем творится беспредел со стороны осужденных: там могут быть и избиения, и различные пакости в виде подброса чего-то, есть воровство. Софа стойко выносила все издевательства. Стойко и молча. Она старалась всё переводить на юмор, а пакости воспринимать как детскую шалость. Она никогда никому не жаловалась — всё держала в себе, этим и заслужила уважение среди осужденных. Одна женщина, а она в отряде одна из самых вредных, обмолвилась, что обязана Софе, потому что та ее как-то прикрыла. Софе выносили взыскание и лишали свидания за то, что она угостила кого-то из соседнего отряда. Сапега очень образованная девушка. По ней видно, что она много путешествовала, она смогла найти даже общий язык там со многими. Но ей очень нелегко. У нее бывает тяжелое нервное состояние».
Роман пойдет в тренажерный зал, а София — в цех шить форму для силовиков. Роман поедет на пару дней на природу, а Софию из развлечений ждет разве что политинформация. Роман будет обсуждать с женой планы на будущее, а София — мечтать, чтобы ее перевели в российскую колонию (потому что белорусская еще хуже). И ничего не изменить. Просто Роман Протасевич сделал свой выбор и теперь свободен. Осуждать его даже у нас, бывших политзаключенных, права нет. А презирать — есть.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».