На мостовой в Тель-Авиве лежит листовка, на ней изображен новый министр национальной безопасности Израиля Итамар Бен-Гвир. Выглядит он игриво: губы в ярко-красной помаде, на веках — розовые тени.

Аналогичные плакаты с лидерами других партий, входящих в правительство, держат кучкующиеся рядом молодые люди, а их товарищи размахивают радужными флагами.

— Тут написано «Чего зассал?», или, говоря по-русски, «Чего ты боишься?», — переводит мне текст с листовки известный израильский адвокат Алекс Шмерлинг.

Вместе с ним и его супругой мы пришли на митинг израильской оппозиции: в Тель-Авиве и Иерусалиме с начала 2023 года каждую неделю выходят десятки тысяч протестующих.

Шмерлинг поднимает картинку с земли и с одобрением ее рассматривает. На спине у него наклейка: «Мы сохраняем верность Декларации независимости». Такую же он прикрепил на спину своей жене. Вокруг нас море израильских флагов, то и дело кто-то скандирует: «Де-мо-кра-тия».

— Все эти люди не просто так пришли с флагами, они патриоты, все служили в армии и преданы стране, — объясняет Шмерлинг.

Людей очень много, по ушам бьет оглушительная музыка, у части митингующих в руках плакаты, высмеивающие нынешних членов правительства: вот премьер Биньямин Нетаньяху с короной на голове (нам не нужен царь), вот идеолог сионизма Теодор Герцль с капающими из глаз большими слезами (такого беспредела тот и представить не мог).

Всё это до боли похоже на «болотный протест» 2011 года в Москве, но есть одно отличие: полицейских заборов и шеренг «космонавтов» не видно, только кое-где на возвышениях стоят автоматчики (но в Израиле это нормально: тут служат все, и на улице часто встречаются обнимающие девушек парни в штатском с автоматами за спиной).

Митинг продолжается недолго, и на выходе с него я останавливаю колоритную немолодую пару: он — высокий, в толстовке с надписью Crime minister на спине, она — с рюкзаком, на котором громадный принт с листиком конопли.

— Нетаньяху пытается избежать тюрьмы, и можно ожидать чего угодно от такого человека. Мы не доверяем политикам и должны помочь Верховному суду как нашей единственной защите, — объясняет Пинхас. Он обещает бороться до конца: ходить на митинги и бастовать, «чтобы остановить экономику».

— Это долгий путь, но мы не сдадимся, — обещает он.

На первый взгляд повод для столь массового и длительного протеста кажется несерьезным: юридическая реформа, а именно изменение состава комиссии, назначающей судей, разрешение Кнессету преодолевать вето Верховного суда простым большинством депутатов и отмена понятия «приемлемость», на основании которого судьи могут отменять решения исполнительной власти. Но противникам Нетаньяху не до шуток.

Слишком много справедливости

— Мы находимся на пороге настоящего государственного переворота, — объясняет Шмерлинг, с которым мы встретились поговорить перед митингом в Тель-Авиве. — Процесс утраты демократических завоеваний и переход в гибридный режим становится неминуемым.

По словам адвоката, к уничтожению демократии в Израиле обязательно приведет именно объявленная правительством судебная реформа.

— Понятие «гибридного режима» изобрела не [российский политолог] Екатерина Шульман, но она очень хорошо формулирует в своих лекциях, что это такое. Длительная несменяемость власти, постепенное подпадание под контроль правительства СМИ и нарушение принципа верховенства закона и равенства всех перед ним — эти первые признаки гибридного режима появились в Израиле, — рассказывает Шмерлинг.

Он мог бы читать лекции не хуже Шульман: во всяком случае, о судебной реформе он увлеченно рассказывает 40 минут.

Адвокат напоминает, что для нормального функционирования любой демократии нужна система сдержек и противовесов, и обычно исполнительную власть ограничивает законодательная. Но в Израиле (как и в других парламентских республиках) с этим есть проблема.

— Наше правительство — это элита законодательной власти, ведь большинство в Кнессете формирует кабинет, а значит, у того, по определению, всегда есть большинство мандатов. В той же Англии многие депутаты избираются от территориальных округов, а весь наш парламент — это партийные функционеры, которые выбраны по спискам и ни от кого не зависят кроме руководства своих партий, — говорит Шмерлинг.

Поэтому все 70 лет существования государства Израиль единственным органом, который, по словам адвоката, «не позволял правительствам скатываться в абсолютный произвол», был Верховный суд. В Израиле он исполняет не только функцию последней апелляционной инстанции (как в других странах), но еще является Высшим судом справедливости (на иврите — БАГАЦ). Согласно предложенной реформе, Кнессет сможет преодолевать вето Высшего суда справедливости простым большинством голосов.

— Любой гражданин Израиля (или организация) может подать в БАГАЦ общественный иск, в котором потребовать отменить не только касающиеся его самого, но и вообще любые решения любых органов исполнительной власти (в том числе и Кнессета), если оно представляется неправомерным или неверным, просто не лезет ни в какие ворота, — объясняет Шмерлинг.

Это называется принципом «неприемлемости», вокруг которого, по словам адвоката, и «крутится весь сыр-бор». Нынешний министр юстиции Израиля Ярив Левин хочет лишить суд права принимать решения на основании этого принципа.

— Это означает свести полномочия Верховного суда и вообще судебной власти если не к нулю, то сократить их на 90%, потому что тогда суд сможет вмешиваться в административные решения, только если они приняты неуполномоченным органом. Право суда [вмешиваться в решения властей] не должно даже подлежать обсуждению! — настаивает Шмерлинг.

Еще авторы реформы хотят изменить порядок назначения судей Верховного суда. На сегодняшний день в нем заседают три судьи, четыре политика (два министра и два депутата Кнессета) и два представителя коллегии адвокатов.

— Реформа предполагает резко увеличить число политиков: будет четыре депутата и четыре министра в этой комиссии, а вместо двух адвокатов, которые действовали исходя из сугубо профессиональных соображений, появятся два представителя общественности, которых будет назначать министр юстиции, — негодует Шмерлинг. — Политики, во-первых, смогут продвинуть в судьи лояльных и склонных поддерживать их людей, а во-вторых, любой судья, который заинтересован в карьерном росте, должен будет принимать выгодные и удобные политикам решения.

Адвокат приводит пример: если в мировом суде будут рассматривать гражданско-правовой спор по границе между участками обычного гражданина и партийного функционера, то судья будет понимать, что если он завтра из мирового суда захочет перебраться в окружной, то его карьерный рост может быть остановлен только потому, что он наступил на ногу не тому функционеру. «Это неминуемо будет так», — утверждает Шмерлинг.

Наконец, по словам адвоката, «есть и еще одна очень важная деталь, на первый взгляд, третьестепенная». Сейчас председателем Верховного суда в Израиле становится самый возрастной член суда, что исключает конкуренцию между остальными.

— Они собираются ограничить срок полномочий председателя Верховного суда и сделать так, чтобы члены суда боролись за место председателя. Сейчас же никто из судей не стремится завоевать симпатию политиков, потому что заранее понятно, кто будет председателем, — говорит Шмерлинг.

Вечный Биби

Вторым признаком гибридного режима Шмерлинг называет несменяемость власти. Тут всё очевидно: впервые премьером Израиля Нетаньяху (или, как его еще называют, Биби) стал в 1996 году. Хотя первый период его правления продлился всего три года, в 2009 году он вернулся уже надолго. Однако в 2019 году у Нетаньяху начались проблемы: ему после очередных выборов не удалось сформировать правящую коалицию, и в течение следующих двух лет израильтяне еще трижды приходили на избирательные участки.

Дело в том, что давние соратники Нетаньяху — правая партия «Наш дом Израиль» давнего коалиционного партнера Нетаньяху Авигдора Либермана, центристы Яир Лапид и Нафтали Беннет отказались с ним блокироваться. Силы двух сторон были практически равны, и никто не мог получить в Кнессете необходимый для формирования коалиции 61 мандат.

— А какие были перспективы? Идти на пятые выборы подряд? Нетаньяху как раз всё время шел на выборы, пока не дошел до своих мандатов. Мы сказали, что откладываем в сторону все наши идеологические разногласия, — вспоминает депутат вошедшей в коалицию правой партии «Наш Дом Израиль» Евгений Сова.

— Можно было продолжать эти постоянные хождения на выборы, но Лапид и Беннет смогли сломать парадигму с помощью арабской партии РААМ. А это было табу! Но нелюбовь к Нетаньяху — всё, что их объединяло, — говорит экс-депутат Кнессета, журналист и эксперт по Ближнему Востоку Ксения Светлова. — Этой ненависти оказалось мало, и через год коалиция развалилась.

Перед новыми выборами баланс сил практически не изменился, но Нетаньяху, по словам Светловой, «консолидировал абсолютно все свои силы, а второй лагерь сделать этого не смог».

— Странная коалиция против Биби расслабилась, она не вела серьезную кампанию. Политики не смогли сделать так, чтобы МЕРЕЦ, одна из старинных израильских партий — она похожа по убеждениям на «Яблоко», — прошла избирательный барьер. Голоса ушли в урну, и то же самое голосование 50 на 50 дало совсем другой результат: коалиция Биби получила 64 голоса в Кнессете, — говорит Максим Кац, российский политтехнолог и политик, после начала войны в Украине вернувшийся в Израиль, где он жил в детстве.

В новую правящую коалицию с Нетаньяху вошли все, кто еще готов был с ним объединяться: две ультраортодоксальные партии (ШАС и «Яхадут ха-Тора») и национал-религиозная коалиция «Ха-Цийонут ха-Датит». Получилось самое правое в истории Израиля правительство.

— Раньше в правительстве Нетаньяху всегда были люди, которые стояли, как бетонная стена, на пути между ним и попыткой изменения чего-либо в судебной системе, — рассуждает Светлова. — А сейчас там партнеры, которым наплевать, или они, наоборот, крайне заинтересованы в переменах.

Яйца премьера

Мотором реформы стали министр юстиции Ярив Левин и глава юридической комиссии Кнессета Симха Ротман. Они много лет добивались ее проведения, обвиняя суд в политизированности и настаивая, что судьи, которых в отличие от депутатов никто не выбирал, не должны вмешиваться в решения законодательной власти, то есть фактически идти против воли народа.

— Да, есть опросы общественного мнения, которые показывают, что доверие израильтян к Верховному суду падает. Но получается как? Политики приходят и говорят: «Знаете, израильтяне перестали верить в судебную систему, там есть проблемы, поэтому нам нужно ее поправить и подчинить политикам еще больше». Но ведь израильтяне гораздо меньше верят в Кнессет, правительство и в какую-либо из политических партий, чем в суд, — возмущается Светлова.

Раньше сторонникам реформы не удавалось убедить в необходимости этих изменений премьера Нетаньяху. Всё начало меняться в 2016 году, когда против премьер-министра выдвинули обвинения по нескольким уголовным статьям, в том числе за получение взятки, мошенничество и обман общественного доверия. По словам Светловой, только тогда и начались публичные разговоры о судебной реформе.

— Сейчас в Интернете ходит ролик 2012 года, в котором Нетаньяху рассказывает, какая у нас прекрасная судебная система, что есть незначительные проблемы, но в целом это наша гордость и краса, — говорит она.

— Нетаньяху, по большому счету, всегда был либералом и до самого последнего времени достаточно внятно и жестко стоял на защите израильской правовой системы, поскольку он понимал, что это бриллиант в короне еврейского народа, — рассуждает Шмерлинг. — Но он страшно обиделся на полицию, на прокуратуру и на суд за то, что его взяли за яйца.

— Когда писали законы, видимо, и не думали, что [в Израиле] будет премьер, которого будут подозревать в совершении уголовных преступлений. Четко написано, что министр, против которого рассматривается дело в суде, должен уступить свою должность, а про премьера ничего такого не написано, — объясняет Светлова.

После судебной реформы, уверен адвокат Шмерлинг, Нетаньяху проведет закон, не позволяющий судить действующего главу страны, назначит нового генпрокурора, который закроет дело, и будет править вечно.

— Сейчас приближенные Нетаньяху объясняют, что нацпредатели хотят самого лучшего человека на свете замазать в чем-то плохом и скинуть. Объясняют, что они не смогли это сделать на избирательных участках, поэтому пытаются теперь добиться своего через прислужников в судебной системе, — говорит Светлова.

Борьба за равные права

Из Музея русского искусства в Рамат-Гане (пригород Тель-Авива), где только что закончилось занятие по недельной главе торы, на улицу выходят несколько десятков человек. Во дворе слышна только русская речь, но с разными акцентами: в музее собирается русскоязычная реформистская община, в которой обитают выходцы из всех стран бывшего СССР.

Реформистский иудаизм, с которым воюют ортодоксы, считается либеральным течением: он признает «этические» заповеди важнее «ритуальных».

— Реформистское движение уходит корнями в XIX век, и до Гитлера это было самое популярное течение, ведь ортодоксы считались отсталыми. Но когда образовалось государство Израиль, то все были очень заинтересованы в привлечении именно ортодоксального населения. Дело в том, что государство Израиль [согласно Торе] может быть создано только после прихода Мошиаха (мессия. — Прим. ред.), и многие ортодоксы не признают Израиль, — объясняет мне один из членов общины, оперный певец Константин.

К нам подходит Евгений, журналист израильского новостного портала «Детали». Работает он там на полставки, поэтому вынужден еще и быть курьером. Зарабатывает переехавший в Израиль почти 20 лет назад Евгений восемь-девять тысяч шекелей (больше двух тысяч евро: в Израиле на эти деньги можно прожить одному, но с трудом) и жалуется, что ремонт электровелосипеда, на котором он развозит товары, обошелся в такую большую сумму, будто пришлось чинить автомобиль.

— Законы в Израиле совершенно идиотские! — вторгается он в разговор.

— Особенно те, которые пытаются протащить сейчас, — соглашается Константин.

— А старые что, лучше? — возражает кто-то еще.

— Но как-то мы жили!

— Я очень плохо жил! — эмоционально реагирует Евгений, и все смеются.

— Вот я снимал квартиру, а рядом человек завел подругу с собакой! Ненормальной! Она всё время лает, и нет на нее никакой управы.

— Неотъемлемая функция, — смеется Роман Янушевский, коллега Евгения по изданию «Детали».

— А ведь есть закон о коммунальном хозяйстве, где написано, что нужно держать собак так, чтобы они не мешали, — продолжает бубнить Евгений.

— Ну это печально, конечно, но не так страшно, — замечаю я.

— А что страшно?

— Например, что отменят реформистский гиюр (обращение нееврея в иудаизм. — Прим. ред.), — отвечает Роман.

— Как это? С какой стати? — удивляется Евгений, но продолжает: — На самом деле [власть] всё делает, как в России. Та же риторика! Наша министр пропаганды заявила, что те, кто выходят на протесты, делают это на деньги Ирана и Германии. Ну совсем дурная.

После кидуша (благословение, которое произносят в праздник и субботу, часто с бокалом вина. — Прим. ред.) родившийся в Донецке раввин Григорий Котляр объясняет мне, что реформистское движение борется за свою легитимность в Израиле много лет и достигло больших успехов за последние годы благодаря судебным решениям.

Так, в 2021 году Верховный суд признал легитимность реформистского (и консервативного) гиюра, благодаря чему прошедшие его люди теперь признаются государством Израиль евреями и могут проходить процедуру репатриации.

По словам адвоката Орли Эрез Лиховски, исполнительного директора Реформистского центра религии и государства, «суд никогда не торопился вмешиваться, а наоборот, всегда был очень осторожен и ждал, чтобы правительство само изменило свое решение». Полного признания реформистского гиюра судом Лиховски и ее коллеги ждали 15 лет.

Центр борется за равные права не только для реформистов, но и для женщин, арабов, ЛГБТ и других ущемляемых в Израиле групп населения.

— Мы добились того, чтобы Верховный суд признал незаконной сегрегацию в общественном транспорте, когда женщин отправляют в хвост. Незаконными признаны и таблички о необходимости носить скромную одежду, а также мы добились того, чтобы на ультраортодоксальной радиостанции могли работать в эфире женщины, — рассказывает Лиховски.

Реформистский центр активно участвует в протестах, призывает все общины не молчать и выходить на улицы.

В феврале в Кнессет был внесен законопроект, который запрещал проводить у Стены плача в Иерусалиме все религиозные обряды, «оскорбляющие чувства молящихся», с наказанием вплоть до тюремного заключения на полгода. Впрочем, журналист Янушевский называет этот законопроект «козой» из анекдота про жалующегося на жизнь еврея, которому раввин сначала советует купить козу, а потом продать, чтобы почувствовать облегчение.

Тем не менее Котляр и Лиховски считают, что ситуация складывается серьезная. По мнению адвоката, ортодоксы хотят иметь религиозную монополию, а ведь добиться расширения у Стены плача участка, где женщины и мужчины могут молиться вместе (что популярно, например, у американских евреев, приезжающих в Израиль), не удалось и при предыдущем правительстве — сейчас молящиеся там люди не могут дотянуться рукой до Стены.

— У реформистов принято, что мужчины и женщины молятся вместе, женщины имеют право надевать тфилин, читать Тору. Все эти вещи, согласно законопроекту, должны были быть запрещены и караться. Несомненно то, что тенденция ясна, и если не будет защиты Верховного суда, то они могут делать с нами всё что угодно, — жалуется раввин Котляр.

Дураки и мерзавцы

— Зажмут ли реформистов? — переспрашивает меня раввин русскоязычной общины Jewish Point в Тель-Авиве Иосиф Херсонский, закуривая сигарету. — Наверняка религиозные партии захотят. Если бы православные открыли в Ватикане свою церковь, то католики точно будут думать, как ее выжить!

В Херсонском, с которым мы встречаемся в модном квартале Тель-Авива около ТЦ Sarona, я бы никогда не признал ортодоксального раввина. На встречу он, мужчина средних лет в очках и с длинной бородой, пришел в оранжевом жилете, надетом на розовую толстовку, драных голубых джинсах с надписями и клетчатых кедах с ромашками.

— Христиан и мусульман не выживают, потому что они честно говорят, что они другая религия. Я не лишаю реформистов права исповедовать, что они хотят, просто пусть не называют себя моим брендом, — говорит раввин. По мнению Херсонского, у реформистов 300-летняя история, и они наверняка действовали «из самых лучших побуждений», но зашли слишком далеко:

— Они аксиоматику отрицают, говорят, что сказанное в Торе не обязательно! Чуваки, но Торе 3300 лет, а вам 300, вы опоздали на 3000 лет! Назовите себя не иудаизмом, и вопросов не будет.

Херсонский был в московском районе Хамовники раввином в общине «Среди своих», но в начале 2017 года его депортировали из России. Формально — за работу без разрешения, но на самом деле, видимо, за излишне оппозиционные взгляды.

Раввин решительно не согласен с тезисами Шмерлинга о том, что судебная реформа — это катастрофа для Израиля.

— Мне кажется, что те, кто говорят, что в Израиле грядет ультраправый поворот, просто истерят, это их метод качнуть весы в другую сторону, — говорит Херсонский и тут же поправляется, что раньше не верил и тем, кто говорил, что будет война между Россией и Украиной (в пример почему-то приводит Валерию Новодворскую), поэтому и тут ничего исключать не может.

По словам Херсонского, правые в Израиле — с прихода Менахема Бегина к власти, а «компоненты правящей коалиции плюс-минус такие же последние 20 лет».

— Биби — классный, мощный чувак со своими минусами, — говорит раввин, но еще больше ему нравится лидер партии «Религиозный сионизм» Бецалель Смотрич. — Это моя любовь на посту министра финансов, ведь он уже две монополии начал разбивать: импорта продуктов и банковскую. Как молодой Биби! А молодой Биби — это тот, кто сделал в Израиле хайтек и приватизацию.

Надо сказать, что Нетаньяху в Израиле, действительно, популярен. По словам Каца, у премьера есть «два ключевых достижения, из-за которых он получает такое количество голосов при такой [широкой] коалиции против него». Кац вспоминает, что, когда еще жил в Израиле до отъезда в Москву, палестинцы работали на стройках, а в Палестинскую автономию все ездили за коврами, но постоянно происходили теракты.

— Нетаньяху построил стену (на самом деле ее возвели при экс-премьере Ариэле Шароне — прим. «Новой газеты Европа»), пропускные пункты, и это привело к тому, что терактов стало меньше. Его политика по отношению к палестинцам вызывает очевидные вопросы о ее адекватности в плане прав человека, но, однако, он сделал так, чтобы перестали взрываться автобусы и кафе, — рассказывает Кац.

Во-вторых, говорит Кац, премьер — большой специалист в экономике и привел Израиль к быстрому экономическому росту, проведя несколько важных очень реформ, которые позволили Израилю из среднего уровня превратиться в богатую страну.

— Нелюбовь Нетаньяху и леволиберального истеблишмента и прессы началась давно. Один водитель такси сказал мне, что, даже если Нетаньяху изнасилует его дочь, то он всё равно будет за него голосовать, потому что левые якобы всю жизнь видели в нем ничтожество, — объясняет Светлова. — Есть около миллиона человек, которые убеждены, что Нетаньяху — самый лучший лидер для Израиля из возможных, и, несмотря ни на какие уголовные дела, пока он жив и действует, он должен оставаться премьер-министром.

Кроме того, у «левой» оппозиции так и не появилось единого лидера, между партийными председателями всё время идет борьба за этот статус.

Раввин Херсонский рассказывает, что до отъезда в Россию был настроен голосовать за самых радикальных правых.

— Я выступал за трансфер арабов: «Давайте их на хер». Если даже Иордания их депортировала, почему мы не можем, если тем более они нас убивают? Но я повзрослел и, вернувшись, был настроен скорее уж голосовать за МЕРЕЦ. Но я увидел, какие они мудоебы, извините мой французский! Почему обязательно капитулировать перед арабами и обсирать религиозных? — возмущается Херсонский. — Выбор сегодня между правыми и левыми — это выбор между дураками и мерзавцами. Я предпочитаю умного мерзавца дураку.

Реванш ортодоксов

Доля ортодоксального населения в Израиле постоянно растет, что приводит к увеличению депутатов от религиозных партий в Кнессете, а значит, и их влияния на политическую систему Израиля.

— Если у меня трое детей, то у моего коллеги — депутата из любой религиозной партии — в среднем восемь детей. Процент растет, и популизм, как во всем мире, получает популярность, ведь всегда очень легко размахивать перед носом простыми решениями сложных проблем, — говорит Светлова.

Электорат ортодоксальных партий послушно ходит на выборы, а противники Биби устают.

— Большая часть светского населения не проголосовала. Среди русскоязычных репатриантов процент пришедших на участки был ниже, чем обычно. Половина осталась дома, — жалуется депутат Кнессета Евгений Сова.

Его партия «Наш дом Израиль», в которую он пришел в 2019 году из журналистики, как раз и является главной партией для выходцев из стран бывшего Советского союза.

— Это ваша недоработка, — шучу я, а депутат хоть для вида и соглашается, но выражает недовольство и избирателями:

— Самая страшная фраза, которая звучала в ходе выборов: «Мы устали от голосования, что вы как пауки в банке деретесь».

Левые и светские израильтяне опасаются, что ортодоксы в Кнессете уже готовят несколько законопроектов, которые никогда бы не пропустил БАГАЦ. Первой пробой пера стал законопроект, разрешающий занимать пост министра людям, осужденным на условный срок. Прежде в законах было прописано, что министром не может стать человек, которому было назначено наказание в виде лишения свободы, а про условный срок ничего не говорилось.

Этот законопроект написали специально для председателя партии ШАС Арье Дери, который в конце декабря 2022 года получил должности министра внутренних дел и министра здравоохранения в новом правительстве Нетаньяху, но Верховный суд его отстранил.

— Дери совсем недавно был признан виновным в нарушении налогового законодательства. Он обещал уйти из политики, и суд решил его сильно не наказывать. И теперь его назначают, а через два года в ходе ротации по коалиционному соглашению он должен занять пост министра финансов, хотя когда-то отсидел за взятки почти четыре года, — возмущается Шмерлинг.

По словам Совы, ортодоксальные партии почувствовали слабость премьера, который без них потеряет власть и может оказаться в тюрьме, и решили использовать эту ситуацию по полной.

— Они взяли быка за рога. Пока есть кворум в 64 депутата, они хотят провести всё, что можно, и бьют фактически из всех орудий постоянно 24 часа в сутки. Нет ни дня, чтобы не звучал какой-то дикий законопроект: закрыть общественное вещание, прекратить бесплатные лекции или представления по субботам, не дать баллотироваться в Кнессет тем, кто подстрекал против израильской армии. Непонятно, что — шум, а что — реальная вещь, — говорит Светлова.

По словам Евгения Совы, главная цель ортодоксов состоит в том, чтобы их избиратели не шли в армию.

— У нас 200 000 человек сегодня учатся в религиозных школах, ешивах (что избавляет их от призыва в армию. — Прим. ред.), и с 2013 года Верховный суд постоянно требует от правительства провести закон, который фактически наведет порядок с их призывом. Теперь ортодоксы решили потребовать принятия основного закона об изучении Торы, хотя это нонсенс! Кто запрещает учить Тору? Учи ее, черт с тобой уже, что не служил, но выходи на рынок труда, — говорит депутат.

По словам Лиховски из Реформистского центра, лидеры ортодоксальных партий навязывают свое мнение избирателям.

— Многие женщины из ортодоксальных семей благодарили меня за нашу борьбу против гендерной сегрегации в автобусах. Сами протестовать они боятся. Родители хотят, чтобы их дети изучали светские предметы в школах, но пойти против своих лидеров не могут. Они хотят работать, хотят лучшей жизни. 70% ортодоксов пользуются интернетом и всё больше из них открываются миру, а это положительно скажется на израильской экономике, — рассказывает она.

Будущее прайда

На митингах против судебной реформы в Тель-Авиве и даже Иерусалиме немало радужных флагов. Девушка, обернутая в флаг, как в плащ, которая представилась мне как Наташа, объясняет, что пришла на митинг, чтобы «попытаться остановить превращение Израиля в диктатуру».

— Вы чувствуете угрозу как ЛГБТ-персона? — спрашиваю я.

— Мы не первые, за кем они будут охотиться, но думаю, что всем кирдык одинаково. Сейчас Израиль будет как Польша и Венгрия, а через 20 лет — как Россия, — рассуждает Наташа.

Она уехала из России давно, но только в прошлом году вывезла из России семью и теперь не знает, как «смотреть родственникам в глаза, когда тут происходит та же фигня».

Главный раввин Иерусалима Шломо Амар в феврале назвал геев причиной землетрясений. «К сожалению, мы боремся за то, чтобы уравнять этих людей в правах и облегчить их браки, — призываю правительство и судей не одобрять подобное», — сказал Амар. Такого в заявлениях израильских ортодоксов много.

— Они подобрали все ошметки, даже страшную совершенно гомофобную партию под названием «Ноам», лидер которой Ави Маоз говорит, что не будет прямо сейчас уничтожать геев, но в принципе не против, — говорит Светлова.

Маоз в Израиле — главный жупел для светских: однополую семью он воспринимает как угрозу еврейскому характеру государства, поддерживает идею предоставления «психологических услуг» для геев, желающих создать семью с женщинами, считает ЛГБТ-персон безумцами.

В новом правительстве Нетаньяху Маоз получил пост замминистра: в том числе он отвечал за специальное подразделение, курирующее программы внешнего образования. Но уже в конце февраля, недовольный партнерами по коалиции, он покинул свой пост. «Я пытался восстановить на всех государственных бланках привычное указание родителей — “отец” и “мать”, в отличие от нынешних формулировок “родитель № 1” и “родитель № 2”, но это не увенчалось успехом», — жаловался Маоз. Не удалось ему побороть наследие предыдущего правительства, которое пыталось «изменить наши основные представления о народе Израиля и еврейской семье». Дело в том, что более 200 директоров школ подписали петицию против изменений Маоза и выразили свое отвращение к его «расистским, гомофобным, темным и крайним взглядам», а десятки мэров и глав региональных советов поддержали этот протест.

Тем не менее, по словам основателя культовой интернет-энциклопедии Lurkmore Давида Хомака, «ЛГБТ-чаты в Израиле просто пылают, потому что эти чуваки попытаются запретить гей-прайды, например. Нетаньяху им дал по рукам, но они пытались это сделать в первые же дни». Хомак эмигрировал в Израиль еще в 2014 году, а спустя семь лет сделал каминг-аут как небинарная персона.

— А чего еще все опасаются?

— Все боятся, на самом деле, не того, что они уже заявили, а того, что может быть потом, ведь у Бен-Гвира, которого все зовут, по понятным причинам, Бен-Квиром, дома висел портрет террориста, который зарезал 16 арабов, — рассказывает Хомак.

По его словам, в Тель-Авиве довольно «сложно столкнуться с гомофобией».

— Здесь чувак, выгуливающий своего пуделя в розовом ажурном пеньюаре, никого особо не удивляет. За пределами Флорентина (район Тель-Авива. — Прим. ред.), может, и есть какие-то проблемы, но тоже не сильно. В Тель-Авиве не осталось гей-баров, потому что любой бар здесь по дефолту gay-friendly, — говорит Хомак.

Если в Иерусалиме несколько лет назад мужчина на гей-параде убил девушку, то в Тель-Авиве, действительно, совсем другая атмосфера. Вечером, перемещаясь между барами, легко можно встретить трансперсон, а вот ортодоксов и днем с огнем не сыщешь.

— Но подспудной ксенофобии и гомофобии много, — утверждает Хомак. — У нас в подъезде живут четыре китайца в съемной квартире, и соседка-кошатница утверждает, что одного ее котенка они точно съели. Гомофобия в том же духе существует, но никто мне ничего не говорит. Моей официальной жене и партнерше с ее татуировками и фиолетовой стрижкой под томбоя в Бней-Браке (религиозный пригород Тель-Авива. — Прим. ред.) никто слова не скажет, но зашипят. Как только это станет можно, [будет хуже].

Он считает, что «откат в области прав ЛГБТ» происходит по всему миру из-за плохой ситуации с демографией.

Вот начинается борьба с ЛГБТ, геев вроде бы уже приняли, поэтому начинается борьба с трансами, которых вообще 1% и меньше. Полная шиза, — рассуждает Хомак, который на митинги не ходит из-за «проблем с кукухой».

У депутата Кнессета Совы в кабинете тоже стоит маленький радужный флажок.

— Они правильно опасаются, потому что религиозные партии не считают их за людей, называют распространителями заболеваний. У нас в Израиле много таких семей, и у них абсолютно нормативные дети. Почему нужно оскорблять этих людей? Любое ущемление прав гражданина для меня неприемлемо, и у нас, к сожалению, тут работы непочатый край, — говорит Сова.

— Идея о том, что мы большинство и будем делать то, что хотим, и вообще на хрен всех пидорасов, арабов и иммигрантов, — это посыл весьма и весьма популярный. Ведь большинство — потому оно и большинство, что крайне болезненно реагирует на любую попытку ограничить его власть. Если не будет БАГАЦа, то решение «Давайте будем отстреливать арабов и велосипедистов», по большому счету, может пройти уже завтра. А уж этих несчастных гомиков зачморить вообще [благое дело], — грустно иронизирует Шмерлинг.

Стена или жвачка

БАГАЦ, по словам Шмерлинга, до сегодняшнего дня плотно стоял на защите прав меньшинств. Адвокат с жаром рассказывает мне, что неоднократно наблюдал в судах, как судьи внимательно слушают и встают на сторону «маленького зачуханного человечка» против министерств и корпораций. Он считает это свидетельством абсолютной независимости и бесстрашия израильского суда.

При этом за всю историю Израиля Верховный суд всего 23 раза вмешивался в решения Кнессета (и, как настаивает Шмерлинг, в основном по незначительным вопросам), но одно такое решение стало скандальным.

— БАГАЦ забраковал закон о статусе беженцев, и антиэмигрантский дискурс сработал против репутации Верховного суда. Спор шел о том, сколько времени можно держать этих незаконных трудовых мигрантов в лагерях — полгода, год или три года, как нужно обеспечивать их в этот период времени, где эти лагеря должны находиться, каким должен быть их образ жизни, и хотя это были второстепенные детали, это дало возможность правительству возопить, что Верховный суд не дает нам чистить наши улицы от, фигурально выражаясь, черножопых, — говорит Шмерлинг.

В этом вопросе против позиции Верховного суда выступает и «Наш дом Израиль».

— Здесь, на мой взгляд, суд слишком далеко зашел и вмешался уже в оперативные решения. Суд запретил, например, использовать центр «Холот» на границе с Египтом, хотя африканские нелегалы могли там находиться абсолютно на законных основаниях и ждать возможности свободным образом покинуть Израиль. Всё-таки ответственность исполнительной власти как раз лежит на том, чтобы обеспечивать безопасность, — рассуждает Сова.

Он утверждает, что в Южном Тель-Авиве многие нелегалы были замешаны и в преступлениях на сексуальной почве, не получая в Израиле никакого статуса, работая в гостиницах Эйлата или на Мертвом море.

Хомак, который живет в спальном районе Тель-Авива, рассказывает, что иммигрантов и правда недолюбливают.

— Год назад у нас человек 50 перекрыли перекресток, ходили с плакатами «Израиль для евреев», потому что двух или трех школьников из семьи беженцев-эритрейцев засунули в местную школу, — говорит Хомак.

По словам Каца, судебная система Израиля принимала в последние годы и другие «явно политические решения по спорным темам», например, о том, что все указатели улиц должны быть в том числе на арабском языке.

Большинство израильтян поддерживают религиозную свободу и выступают против гомофобии, говорит Лиховски, но с арабами ситуация, действительно, сложнее.

— Моя тетя голосовала за Бен-Гвира, потому что у них дети живут на территориях (израильские поселения на оспариваемых территориях на Западном берегу. — Прим. ред.). Кузена сына там избили, когда сестра была беременна, камнями в машину кидали. Поэтому они, когда слышат, что кто-то с арабами хочет вопросы серьезно решить, то им это на душу ложится, — рассказывает мне Анатолий из реформистской общины в Рамат-Гане.

В отношении к арабам, а не к экономике сейчас в Израиле главная разница между левыми и правыми.

— Тот же Нетаньяху — вроде как неолиберал, но его правительство увеличивает расходы на поддержку учащихся ешив, повышает стипендии поселенцам и так далее. То есть фактически они проводят левую экономическую политику и крайне правую политику в плане безопасности, — говорит Светлова.

Левые, по словам Каца, предлагают арабам «мир, дружбу, жвачку», а правые как минимум выступают за отгораживание стеной.

— Тут есть неприятные разногласия между новоприбывшими и теми, кто приехал сюда в 90-х. Вторые считают, что весь арабский мир надо закатать атомными бомбами в ровное стекло, и что делать с геями, они тоже знают. Они мало чем отличаются от тех, кто сидит в бывшем Советском Союзе, только вместо Путина у них хороший — Нетаньяху, — рассуждает Хомак.

Шмерлинг напоминает, что у депутата Смотрича несколько лет назад жена рожала в больнице в Иерусалиме, и с ней в палате лежала арабская роженица после родов.

— И она страшно возмущалась, что к ней приходят ее родственники, они там шумят, и предложила ввести сегрегацию рожениц в родильных отделениях, а Смотрич ее поддержал. А ведь Смотрич — не просто жлоб с улицы, а специалист по конституционному праву, то есть он совершенно осознанно и внятно выступает с такой аджендой, — возмущается Шмерлинг.

Нетаньяху и его сторонники из-за решений по иммигрантам и арабам считают суд «левацким».

— Я скорее вижу сегодняшний протест как очередную волну левых элит, которых еще не отжали от власти с момента создания государства. До Бегина одна партия Бен-Гуриона брала сама большинство в парламенте и не нуждалась ни в ком. Это был тоталитаризм социалистический, коммунистический, антирелигиозный! Такое еще есть в Израиле, но уходит, а когда мы 30 лет назад приехали [в Израиль в первый раз], то еще на определенную работу нельзя было без связей или определенных взглядов, — утверждает раввин Херсонский.

Шмерлинг не согласен:

— Это неправильно по определению, потому что, если посмотреть всю практику израильского Верховного суда, суды практически не вмешивались в политически важные для страны решения, например, по заселению оккупированных территорий. Суд дал этому зеленую дорогу, хотя, по большому счету, это весьма и весьма проблематичное решение, — говорит адвокат, настаивая, что леваков среди членов Верховного суда нет, что ясно даже по их биографиям.

То, что в обществе много неприязни к левым, признает и Лиховски.

— Многие люди с периферии Израиля говорят, что левые — элитисты и привилегированные и не работают ради людей или для людей из центра Израиля. Но кто более привилегированный, чем Нетаньяху? Но увы, этот стереотип о «Ликуде» трудно перебить, и народ идентифицирует себя с правыми, к тому же многие голосуют из соображений безопасности, а левые, на их взгляд, не знают, как разрешить конфликт, — рассуждает адвокат.

Вот и Партия НДИ, которая выступает против судебной реформы, в митингах оппозиции сейчас не участвует.

— Нам очень не понравилось, что на первых митингах были левые организации, которые не имеют с нами ничего общего. Мы правая светская партия, у нас есть свои соображения по поводу развития Иудеи и Самарии, поселенческого движения. Мы поддерживаем более радикальные меры в борьбе с террором, например. Мы неоднократно выступали за смертную казнь для террористов и считаем, что часть территории, например, нужно распространить на них суверенитет израильский, — например, на Иорданскую долину, а левый спектр в этом с нами категорически не согласен, — говорит Сова, признавая разногласия внутри оппозиции.

Лидер НДИ Либерман даже говорил, что поддержит преодоление вето Высшего суда справедливости 70 мандатами в Кнессете.

— Моя личная позиция, что должно быть 80 мандатов, то есть две трети парламента, как в развитых странах. Но и 70 достаточно, ведь если правящая коалиция составит больше 70 мандатов, то можно предположить, что она пользуется широким консенсусом в обществе, — объясняет Сова.

Кажется, что НДИ было бы по-прежнему комфортнее в коалиции с «Ликудом», и Сова согласен, что «Ликуд», «Наш дом Израиль», партии Лапида и Ганца «должны составлять костяк сионистского правоцентристского с элементами немножко левее центра правительства». Но, продолжает он, это возможно только после ухода Нетаньяху из политики.

Дорога к авторитаризму

На митинг в Иерусалиме 15 февраля поехало множество людей из Тель-Авива, и сесть на утренний поезд было невозможно. Как рассказывал журналист Роман Янушевский из «Деталей», израильтяне, сдавленные в дополнительных поездах, шутили: «Следующая остановка — Треблинка».

Протестующие собрались около здания Кнессета, но дорога к нему была перегорожена хлипким забором. Народ всё прибывал, и в какой-то момент заграждение рухнуло, однако вперед митингующие всё равно не пошли, и несколько полицейских быстро забор восстановили.

Издалека в толпе было видно плакат с фотографиями Нетаньяху в компании Путина, Орбана и премьера Польши. Держал его работник сферы кибербезопасности Итай из кибуца Шфаим в 60 километрах от Иерусалима.

— Я против переворота, надеюсь, что митинги приведут к изменениям и что Нетаньяху не станет таким, как другие люди с плаката, — объясняет он мне.

— Разве ему близко уже до Путина?

— Так всё и начинается! Еще не настолько запущено, чтобы тут били протестантов, но всё может быть. Если сейчас не случится революция, то дойдет и до этого. Надо что-то делать, нельзя просто сидеть дома! — говорит он.

— Нетаньяху пытается изменить ДНК Израиля с демократической страны на автократию. Это не так быстро идет, мы не Россия. Окей, но можем ли мы быть в Венгрии? Завтра — да, вполне. В Венгрии тоже не сажают каждого второго за то, что он что-то написал, но там закрыли всю свободную прессу, подчинили себе суды, и это позволяет людям до бесконечности оставаться у власти, — рассуждает экс-депутат Кнессета Светлова.

Продолжающиеся протесты и отказ Нетаньяху идти на переговоры всё больше разделяют общество в Израиле. Против реформы недавно высказались даже бывшие советники Нетаньяху по национальной безопасности, призвав отложить правовую реформу и начать общественный диалог. «В последние недели политический кризис превратился в тяжелый общественный кризис. Камнем преткновения стала правовая реформа. Крайние комментарии к этой реформе демонстрируют разлом в обществе. Чувство кризиса и отчаяния становится всё сильнее из-за отсутствия серьезных усилий по достижению хоть какого-то компромисса», — сказано в письме, подписанном даже Йоси Коэном, которого одно время считали возможным преемником Нетаньяху в «Ликуде».

По мнению Совы, власть сознательно работает на усиление раскола в Израиле:

Нет больше в Израиле нормального диалога между коалицией и оппозицией. Всё, что делает Биби, — это правильно, а все, кто против, — это предатели, это анархисты, это левая сволочь. Это страшно, что любой разговор о поселениях или о репатриантах скатывается к банальному «за Биби или против Биби».

А вот уехавший из России Кац не считает, что всё плохо:

— Я не думаю, что Нетаньяху стал как Путин, нельзя сравнивать его с ним. Он побеждает на конкурентных выборах, без контроля СМИ и без подкручивания результатов. Он не напоминает ничем в данный момент автократа. Реформа — это, конечно, движение в ту сторону авторитаризма, но с Россией вообще нельзя сравнивать, ведь даже там с совершенно неготовыми к борьбе институтами построение авторитаризма у Путина заняло 15 лет. Пока за израильскую демократию можно сильно не беспокоиться, — настаивает Кац.

За реформу

Лидеры ортодоксальных партий и глава Комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне от партии «Ликуд» Юрий Эдельштейн от беседы со мной отказались, но в здании израильского парламента мне удалось поймать представителя «Ликуда» Боаза Бисмута. Бывший посол Израиля в Мавритании и бывший главный редактор газеты «Исраэль а-Йом» в 2022 году пошел в политику и избрался в Кнессет.

После нескольких бесед с противниками судебной реформы мне было интересно послушать аргументы ее сторонника.

— Говорить про авторитаризм просто нелепо! Израиль — это демократическая страна! Была, есть и будет! И более демократической страны вы не найдете! — несколько театрально отвечает Бисмут. — Нетаньяху, премьер-министр, все депутаты «Ликуда» — либералы. Я лично на 100 процентов демократ! Я как журналист освещал диктатуры, я работал в Ираке, Афганистане, Косово, Африке! Те, кто говорят о диктатуре в Израиле, наверняка никогда не бывали в диктатурах. Нелепо! Они либо невежественные или лицемеры!

Он объясняет, что «Ликуд» очень беспокоит баланс сил в Израиле, и, по мнению правящей партии, в 1992 году произошла «революция», и судьи взяли себе власть, которая им не принадлежит.

— Теперь мой вопрос ко всем, кто сейчас рассуждает о конце Израиля и его демократии: а что было у нас с 1948 по 1992 годы? Израиль что, не был демократией при Бен-Гурионе, Менахеме Бегине или Голде Меир? Хватит! — Бисмут отвечает так пламенно, будто выступает на митинге. — Если вам нужен заголовок, то вот он: «Назад в 1991 год, в красивый Израиль». Вот чего мы хотим!

Бисмут настаивает, что про необходимость судебной реформы раньше говорил и Лапид, и [экс-глава МИД] Ципи Ливни, но поскольку ее проводят правые и Нетаньяху, то для него это неприемлемо.

То же самое было с Шароном и с Нетаньяху. Это нелепо! Абсурд, абсурд, абсурд! — повторяет Бисмут.

— А что насчет системы сдержек и противовесов?

— Я хочу спросить вас: кто должен решать — судья или гражданин? При всем моем уважении, Израиль — это демократия, а демократия дает решающее слово народу, а не судьям. Ну или я не знаю, что такое демократия, и давайте отменим выборы и дадим судьям всё решать, — разводит руками депутат «Ликуда».

Бисмут не считает, что 23 раза, когда Суд отменял решения Кнессета, — это мало, а самих судей обвиняет в необъективности:

— Они называют себя «семьей», брат приводит брата, друг — друга, и теперь они спрашивают: кто защитит слабых? — говорит депутат издевательским тоном. — Но почему в Верховном суде не представлены консерваторы и сефардские евреи (Бисмут родился в семье тунисских евреев. — Прим. ред.)? Мы что, хуже? Вы же видите, что у меня в кабинете книги. Мы умеем читать! Я ем с вилкой и ножом. Мы не хуже них, а они не лучше нас! Хотя я всего три месяца в политике, но погуглите: я много сделал в жизни. И вы думаете, что я хочу жить в диктатуре? Вы думаете, мы сумасшедшие или глупые? Нет ничего лучше свободы! Свобода лучше еды!

Манера общения Бисмута заставляет задуматься, всерьез он говорит или играет роль.

— Я бы хотел жить в утопии, где все друг друга любят, но увы, жители Южного Тель-Авива сильно пострадали от нелегальных мигрантов, и правительство решило действовать, но судьи не дали. Или была идея при захвате дома террористами пропускать вперед соседа, чтобы минимизировать число жертв, но суд не дал! Я очень извиняюсь, но это не их работа! Они должны судить, а правительство — править! Вот это и есть система сдержек и противовесов, — говорит Бисмут.

Он настаивает, что последнее слово должно быть у депутатов, потому что их избиратель может отправить в отставку на следующих выборах, а судьи сидят пожизненно.

— А то, что реформа происходит, именно когда Нетаньяху судят, — это совпадение?

— Реформу двигает Ярив Левин, — после небольшой паузы отвечает Бисмут. — Я его знаю 20 лет, он всегда грезил этой реформой. Я работал главредом консервативной газеты, и люди писали о необходимости изменений в судебной системе задолго до обвинений против Нетаньяху. Но я всё-таки надеюсь, что суд над Нетаньяху будет, чтобы все увидели, что он чист!

Бисмут уверяет меня, что оппозиция всегда найдет способ дискредитировать «Ликуд» и членов коалиции: кто-то — фашист, кто-то — гомофоб, у кого-то только ортодоксальное образование.

— Да, оппозиция безответственна, и у них поддержка медиа. Когда я включаю телевизор, то как будто оказываюсь на другой планете. Но за нами стоит народ, и когда я выхожу на улицу, то вижу тех, кто голосовал за меня. Да, на митинги выходят 70–90 тысяч человек, но за нас проголосовали почти два миллиона, — говорит Бисмут.

При этом он признает, что недостаточно поработал и не до всех донес необходимость реформы.

— Но я общался с представителями ЛГБТ и реформистами, и они опасаются будущего, — говорю я Бисмуту.

— Председатель Кнессета Амир Охана — открытый гей (и при этом правый. — Прим. ред.)! Впервые в истории Израиля! О чем мы вообще говорим? — почти срывается на крик Бисмут. — Это нелепо! Премьер-министр общался с его мужем, когда его номинировали, и лидеры ортодоксальных партий с ним общаются! — Бисмут уверен, что «безответственная оппозиция» просто не может смириться с поражением на выборах и готова ввергнуть Израиль в хаос только ради того, чтобы Нетаньяху не руководил: — Те, кто защищают демократию, не хотят смириться с результатом демократических выборов! Разве был переворот? Танки в Иерусалиме? Я не видел…

Депутат очень недоволен, что в школах объявляют выходные и отправляют старшеклассников на митинги. Он уверяет меня, что в Израиле плюрализм и митинги — это замечательно, но пора остановиться, нельзя «переходить через красные линии».

— Когда я вижу на митингах палестинские флаги, то хочу кричать: «Вы сошли с ума?» За две недели мы потеряли десять человек! Террористам всё равно, за реформу ты или против, правый ты или левый, светский или религиозный. Но Израиль — это страна для всех евреев, геев или ортодоксов, и так должно быть! Но у нас достаточно проблем с Ираном, террористами, экономикой, и сейчас нужно оставаться едиными, а не сражаться друг с другом, — перекладывает Бисмут ответственность за раскол в стране на оппозицию.

— Но оппозиция опасается, что реформа приведет к авторитаризму.

— Вы думаете, что мы спятили? Что мы хотим превратить эту красивую удивительную страну в диктатуру? Евреи — это народ, чьи пророки не боялись спорить с Богом. Нетаньяху — не новичок, он не с улицы зашел за фалафелем. Он пришел быть премьером, а не диктатором. Время покажет, но я надеюсь, что мы сможем договориться и останемся одним народом, — немного успокаивается в конце разговора депутат от «Ликуда».

У реформы немало сторонников и кроме депутатов Кнессета от «Ликуда». Переехавший в Израиль основатель томского независимого телеканала ТВ-2 Аркадий Майофис считает, что митингующие бросают вызов еврейскому характеру государства, что он не поддерживает.

— Это государство было создано на этом принципе, и это единственная страна в мире, которую можно назвать еврейской. И если этот принцип убрать из строительства государства, то оно может рухнуть. Поэтому я скорее не согласен с теми, кто туда выходит, чем согласен, — говорит он.

— Но если коалиция в 61 мандат может менять любые законы и преодолевать любое вето — это недемократично и несправедливо. Но мне кажется, что этого и не будет. Это нормальный спор. Как всегда, вся эта полемика переходит через край, становится иногда агрессивной. Но такой у нас темперамент, — говорит Майофис.

Пункт о преодолении вето Верховного суда простым большинством смущает и раввина Херсонского.

— Глобально я за то, что не судьи должны избирать судей. Недавняя история с главой Адвокатской палаты, который дрочил в скайпе во время беседы с адвокатессой, которая просила рекомендацию на пост судьи! Я не глубоко в теме, но, наверное, я назову пять-десять ситуаций, когда хочется сказать: «Так нельзя». Судьи назначают судей, а их кто выбирал? Это элитарная группа, которая, по сути, узурпировала власть и говорит: «А мы можем вынести решение не по закону, а потому что нам так кажется. Мы вертели вас на чем угодно. Мы имеем право! — рассуждает Херсонский.

Раввин согласен, что совпадение по времени судебной реформы и дел против Нетаньяху «пахнет дурно», но это, по его словам, не отменяет необходимости что-то менять.

Надежда на спад

Идет третий месяц протестов, но власти явно не планируют останавливаться. Хотя митингующие не сдаются, реформа уже прошла первое чтение, и Бисмут искренне удивляется, услышав мой вопрос, возможно ли, что ее отменят:

— Нет, зачем? Это хорошая реформа. Если мы остановимся, то это будет означать, что они правы.

Наверное, БАГАЦ мог бы отменить судебную реформу (как он иногда делал другими законопроектами Кнессета), но тогда, предсказывает Шмерлинг, начнется полноценный «конституционный кризис». «Тогда Кнессет примет закон о преодолении вето, потом проголосует соответственно, и на этом основании откажется исполнять решение суда», — говорит адвокат.

Надежды на то, что в «Ликуде» найдется несколько человек, которые реформу не поддержат, практически нет. По мнению Совы, в «Ликуде» последние годы идет отрицательная селекция, и наверх пробиваются исключительно лояльные Нетаньяху люди.

— Каждый, кто пытался поднимать голову над водой и выступать против Нетаньяху, платил за это довольно высокую цену. Тот же Юлий Эдельштейн, дважды спикер Кнессета, занимал разные министерские посты, но стоило ему сказать, что он выставит свою кандидатуру на пост лидера партии «Ликуд», как на него вылили ушат грязи, и сейчас ему приходится довольствоваться комиссией по иностранным делам и обороне, — говорит Сова. — Несогласным с линией Нетаньяху приходится покидать «Ликуд», как сделал, например, Зеэв Элькин (он отказался от интервью с «Новой-Европа»).

Поэтому большинство противников реформы согласны, что помешать ее принятию могут только экономические факторы. IT-компании активно участвуют в протестах, не препятствуют и скорее даже мотивируют своих сотрудников выходить на улицу.

— Им дают отгулы, по желанию подвозят к месту митинга. Знакомый CEO, бывший военный летчик, просто в ярости из-за реформы — он из достаточно правой семьи, но сам левак, — рассказывает Хомак.

О выводе капитала из Израиля уже заявили в пяти компаниях, включая Wiz и Papaya Global.

— Это пока немного, но инвесторы, которые сейчас смотрят на эту ситуацию и думают: раз там не будет независимого суда, то, может быть, нам и не стоит деньги инвестировать? Израиль — дорогая страна, преференций особых здесь нет. Но до сих пор здесь была такая четкая очень судебная система, а теперь не будет, — считает Светлова.

Сова тоже говорит про опасность экономического спада как единственную возможность образумить правительство.

— Нетаньяху в экономике понимает, он был министром финансов. [Реформа] вредит инвестиционному климату, это вредит отношениям внутри Израиля, бизнес теряет, и это приведет к резкому снижению среднего класса, а затем и обрушению экономики, — говорит депутат.

Даже выступающий за судебную реформу раввин Херсонский признается, что будет рад, если «протестующие, доказав, что с ними так нельзя, нагнут власть».

— Это будет прямо круто тоже! — говорит он.

— Но вы же сами себе противоречите! — удивляюсь я.

— Да, — хихикает Херсонский, — но есть крутизна сделать государство более эффективным или разумным. А есть своя крутизна и в том, что сила народа сильнее силы правительства. Я лично хотел бы, чтобы государство развивалось, но глобально это круто, если народ выдавит ту реформу, которая не понравилась. Это прямо круто будет!