Водитель удивился, что нельзя подъехать, как раньше, к 39-му дому по Линейной: двор был огорожен металлическими стойками. Он ударил по тормозам, не сводя глаз с обугленного провала в середине дома. «А что случилось-то?» — высунул он голову из машины. На месте второго и третьего подъездов зияла дыра с обугленными краями. Под пустыми черными окнами застыли ледяные наросты. В Новосибирске по ночам мороз за тридцать, вода, которой заливали пожар после взрыва, сразу замерзала. «Что случилось-то?» — повторял таксист.

С того дня, когда в самом центре Новосибирска взрывом газа разнесло полдома, прошло двое суток, и мне казалось, что не знать об этом невозможно. Только что я была в 85-й школе, где собирают помощь пострадавшим, и видела, что волонтеры с ног падают от усталости, потому что сибиряки несут и несут одежду, лекарства, стиральные порошки, шампуни — да что только ни несут.

Казалось, переживает весь город. Но таксист, который привез меня к развалинам дома, удивлялся искренне. Я спросила, давно ли он в Новосибирске. Оказалось — всю жизнь. Работу имеет основную, но и там «ничего такого не обсуждали».

«А что случилось-то?» — спрашивали люди с одинаковым любопытством.

— Вы путаете, это было лет двадцать назад, — убеждала меня женщина на автобусной остановке. — Вот тогда — да, на Степной ой-ой-ой как стукнуло, 31 декабря, мороз под 40 градусов, а люди на улицу выбегали, в чем могли.

Причиной, по которой утром 9 февраля, в 7 часов 39 минут, в центре мирного города многоквартирный дом был разрушен так, будто в него влетела ракета, называют утечку газа. И случилась она, уверены люди, ставшие бездомными, из-за обычных для России бед: прохудившихся коммуникаций и жуликов. Уже арестованы подозреваемые — 45-летняя Ирина Урбах и 25-летний Евгений Кавун. За день до катастрофы эта парочка якобы втиралась в доверие к пожилым людям в 39-м доме и брала с них деньги за замену газовых шлангов. Одна из «обслуженных» квартир наутро и взорвалась. И пока спасатели разбирали завалы, газовые службы города экстренно проверяли на предмет таких же замен соседние дома.

«Вот так была жизнь — и нет. И ведь не война, не бомба упала»

Утром 9 февраля в Новосибирске случился, как объявили местные власти, «хлопок». «Хлопком» были разрушены два подъезда из четырех. Всего в доме было 60 квартир, в них жил 121 человек. В первом и в четвертом подъездах люди серьезно не пострадали. Те, кто выжил во втором и третьем, выжили чудом.

На третьи сутки спасатели разрешили потихоньку забирать из каких-то квартир только самое необходимое, а из каких-то даже вещи потяжелее. И по двору потянулись растерянные люди с тюками, коробками, унитазами, телевизорами и другим скарбом. За ограждением их ждали легковушки с открытыми багажниками. В одну такую засовывали холодильник, на его дверце крепко держались веселые новогодние магниты.

Молодая женщина в светлом пуховике потерянно смотрела, как друзья пытаются уместить в битком набитую машину унитаз из ее квартиры. Унитаз не помещался, его оставили пока на снегу.

— Я только ремонт сделала в ванной, — беспомощно улыбнулась мне женщина. — Двести тысяч отдала.

Женщину зовут Татьяна, она жила в первой квартире на первом этаже. Утром 9 февраля собирала в школу сына и дочку. Школа рядом. Татьяна купила квартиру в этом доме два года назад только ради того, чтобы у детей близко были и учеба, и музыкалка, и бассейн, и иностранный язык. Это дорогой район: центр, метро рядом. Татьяна работала днем и ночью, чтобы выплатить долги, одновременно делала ремонт — меняла окна, проводку, и всё — одна.

— Тань, ау, — подошла подруга Татьяны и встряхнула ее за плечи. — Слышишь меня? Я поехала в гараж, а ребята остаются разбирать шкаф. Поняла? Мы сейчас вернемся. Остаются Лена и трое ребят. Разбирать шкаф. Шкаааф!

— Меня друзья очень поддерживают, если бы не они… — засмеялась Татьяна, повернувшись ко мне. — Я ходила в прострации, ничего делать не могла. Потом в нашем чате написали, что жителям первого подъезда спасатели разрешили понемногу забирать вещи. С нами каждый раз заходит спасатель и говорит, что можно делать, а чего нельзя. А я ночью просыпаюсь в квартире мамы — и не понимаю, где это я, почему я здесь. Днем подруга приехала и говорит: нашли машину, едем за вещами. А я слушаю и не могу понять, о чем она.

Пенсионерка в туго натянутой шубе и большой шапке громко рассказывала о пережитом. Нина Николаевна жила в первом подъезде.

— Меня чуть не убило, — всплескивает она руками в больших варежках. — Я как раз из кухни пошла в ванную, тут — взрыв. Волна ударила, и там, где я в кухне только что стояла, всё засыпало. И стекла летят, летят! Еще немного — и мне бы стеклом голову отрубило. И мороз же какой! Как еще нашли меня там… Дверь перекосило, ее сначала вообще не могли открыть. Я вот телевизор забрала. А я не знаю, работает ли он теперь. Я его два месяца назад купила и только любовалась, какой он у меня.

В белый джип мужчина аккуратно ставил коробки. Из той, что сверху, торчали спортивные кубки. Я спросила, чьи они и за что, мужчина пожал плечами:

Двое подростков глазели, как другие носят вещи.

— Приходишь домой, а у тебя дома нет, — сказал один другому.

Статная пожилая женщина в платке остановилась, опираясь на сумку с колесиками.

— Вот так у людей была жизнь — и нет, — вздохнула она, глядя на развалины. — И ведь не война, не бомба упала…

Час назад я видела эту женщину в 85-й школе, она спрашивала волонтеров, что еще купить для пострадавших. Потом, тяжело спускаясь с крыльца со своей сумкой, но отказываясь от помощи, она рассказала мне, что зовут ее Галиной Алексеевной. Когда-то в здании школы было педучилище, а кругом — овраги и «маленькие дома», частный сектор. В 1955 году она окончила это училище. Потом на его месте открыли школу, Галина Алексеевна работала учителем младших классов. А на месте «маленьких домов» построили пятиэтажки — одну, вторую, третью. И однажды ей, уже учительнице с опытом, тоже дали квартиру. Ее дом — через один от пострадавшего.

Женщина с седой собакой Ночкой поздоровалась с Галиной Алексеевной, как здороваются со старыми учителями.

— Ох, да, девятый год воюем, — сказала она невпопад. — Этого Зеленского надо к стене поставить и расстрелять, опять просил оружие, гад.

Галина Алексеевна молча покосилась на женщину.

— У меня приятельница на пятом этаже жила, — повернулась она ко мне. — Жива осталась. Когда подъезд развалился, они с мужем не упали, а остались в своей квартире наверху, и их быстро сняли спасатели. Ей повредило голову, а мужа придавило чем-то, и она его вытаскивала. Я сегодня в больнице у нее была.

— А я сейчас подругу встретила: у нее соседка жила во втором подъезде, ребенок маленький был, — подхватила хозяйка Ночки. — Муж остался живой, а жена и ребенок погибли. Пойдем, Ночка.

«Если бы знать, что дочка в подвале, мы бы ее нашли»

Женщину, о которой говорила хозяйка собаки Ночки, звали Надеждой, ей был 31 год, дочке — два года. Муж Надежды на минуту отошел в кухню, когда спальня вдруг с грохотом полетела в провал вместе с его женой и ребенком. Сутки, пока спасатели разбирали завалы, он надеялся на чудо, а потом опознавал тела родных.

Татьяна Аптрашитова жила одна, соседи плохо ее знали, она только два месяца как купила квартиру в третьем подъезде на третьем этаже. Ей было 40 лет. Практичная Татьяна была, кажется, единственной в доме, кто жилье застраховал. Но неизвестно, кому теперь получать страховку, родных у Татьяны не было.

но потом стало известно, что маму под завалами нашли, она жива, находится в реанимации.

Мария Каныгина и Алексей Тараско снимали квартиру в этом доме. Они погибли вдвоем.

Анна Нечуятова успела послать другу сообщение, что в квартире пахнет «кислым чем-то», это было в 7.35, за четыре минуты до взрыва. После этого ее телефон уже не отвечал.

Александр Дурасов шел мимо на работу, и его убило оторвавшимся куском бетона. Мимо этого дома по утрам многие ходили, здесь была короткая дорога к метро «Гагаринская». Александр в метро работал. Когда его тело достали из-под плиты, в кармане нашли удостоверение. Александр писал стихи и пел под гитару, ему было 43 года, друзья говорили, что он был очень талантлив.

— Я тоже каждое утро тут ходила, а летом всегда смотрела на садики возле их подъездов и думала, какие же молодцы тут живут, — рассказывает женщина из соседнего дома. — Здесь всегда были самые красивые цветы, кто-то ухаживал профессионально.

— Дочка наша, Рита, и внук без двадцати пяти восемь примерно вышли, — рассказывает жительница дома Ольга Савельевна. — Андрюха забыл шапку и побежал обратно, а Рита разговорилась с соседкой на втором этаже. И та пожаловалась, что у нее газом пахнет. Андрюха взял шапку и побежал обратно, я закрыла за ним дверь, и тут такой грохот!.. И дверь моя вылетает. И — дырка. Смотрю — у соседей напротив, в 24-й, тоже дверь вылетела, а там сразу огонь. А взрыв был, видать, под ними, на втором. Я не знала, что дочка в это время там была. Если бы знала, что она в подвал улетела, мы бы ее нашли. Мы-то с мужем потом спускались, когда пожарные приехали, по пожарной лестнице.

— У внука ожоги, он в реанимации, — добавляет Владимир Михайлович, муж Ольги Савельевны. — А дочка пролежала в подвале до десяти часов, только потом ее нашли. Операцию делали на животе и на голове.

— Сейчас уже перевели из реанимации в палату, — подхватывает Ольга Савельевна. — Я только спросила: руки-ноги целы? Ну и ладно. Память у нее маленько отшибло, не помнит, как летела. Говорит, лежала на снегу.

Семьям погибших обещают по миллиону. Отдельно составляют списки, если кому-то нужно купить что-то первоочередное: кровать, чайник, посуду. Жилье временное тоже дают. Правда, по «государственным» стандартам: в муниципальной гостинице, в профилактории для старичков, в общаге. Понятная практика, когда власти компенсируют людям аренду временного жилья, в Новосибирске, как объясняют в жилищном отделе мэрии, не предусмотрена.

«Страшный был район»

За два дня до Новосибирска взорвался газ в жилом доме в городе Ефремове под Тулой. Тоже — в «хрущевской» пятиэтажке. В Новосибирске таких же, как 39-й дом по Линейной, панельных хрущевок знаменитой 468-й серии — 700 штук. Такой «красотой» массово застраивали страну в конце 1960-х и в 1970-х годах. Но людям, переезжавшим из общежитий и коммуналок, квартирки с кухней два на два казались счастьем.

— Мы здесь прожили по 40-50 лет, — говорит Марина Сергеевна из 37-го дома. — Сидели вместе на лавочках. Все друг друга если и не по имени, то в лицо точно знали. Мы вселились в 76-м году, квартиру мужу дали на предприятии. Квартира, конечно, так себе… Помню, как мы въехали с маленькими детьми, везде дуло. Ну, ничего, щели все заткнули, освоились. Тут хорошо жить, детские площадки благоустроенные. Только не хватает магазинов. Взрыв в то утро был такой, что и нас тряхнуло. Я оделась и побежала к 39-му дому. А там огонь, люди кричат — спасите, помогите. И никто им помочь не может. Я с того дня спать не могу, всё время крики эти в ушах стоят.

Владимир Михайлович и Ольга Савельевна получили квартиру в 39-м доме в 1986 году от приборостроительного завода.

— Раньше мы всех соседей знали, но потом все знакомые поумирали, — рассказывает Ольга Савельевна. — На первом этаже бабушка жила — умерла. Там, говорят, гостиницу сделали. Из двух комнат всё убрали, душ поставили и три туалета. На втором этаже Костя жил с мамой, так мы с ней часто ругались. У нас внук был маленький, пробежится по лестнице — она нам звонит: ваш ребенок меня разбудил. Или врача вызовет, а он к нам стучится: я врач, хочу с вами поговорить, у вас ребенок бегает. На пятом этаже девочка все время бегала — и по всему подъезду было слышно. Такая уж тут звукоизоляция, ничего не поделаешь.

Галина Михайловна жила в 39-м доме с самых его первых дней, в первом подъезде.

— Наш дом самым первым построили, — вспоминает она. — Потом строили 41-й, мы еще ходили через стройку, моего брата там поранили ножом. Район был бандитский.

Хорошо помню, что я заскочила — и какой-то военный был у отца, они сидели какой-то праздник отмечали. Они этих парней и прогнали. Потом сдали дом. И так стали по домику строить. Сносили частные дома, а новым давали их номера. После 39-го построили 41-й, потом 37-й.

Елена Ивановна из четвертого подъезда прожила в 39-м доме 50 лет.

— Мы эту квартиру получили при расселении, — рассказывает она. — Жили на окраине, отец работал на 63-м заводе, а там строились дома для сотрудников хозспособом. Ну то есть строили те, кто на заводе работал и кто в этих домах жить будет. У нас был шлакоблочный дом на восемь квартир. А потом завод решил сделать там общежитие гостиничного типа для командировочных, а нас переселили сюда. Этот дом был здесь первый, и он строился как экспериментальный: у нас была пятиэтажка почти без швов! Рядом дома потом построили — у них вот такие швы, а наш был самый крепкий. А вокруг был сплошной частный сектор.

Прошли годы — и оказалось, что здесь — самый центр города и один из самых дорогих районов Новосибирска. Двушка в доме рядом с 39-м продается за 4,8 миллиона рублей. Такую же Татьяна покупала два года назад за два с половиной. Ее соседка Анна — за два миллиона, но несколькими годами раньше.

— Год назад я ипотеку окончательно выплатила, — горько улыбается Анна. — Работала круглосуточно, чтобы платить. Мне не столько квартира важна была, сколько место. У меня сын-подросток. Я так радовалась, когда перебралась сюда с окраины, считала, что теперь жить начинаю.

Виктор, председатель совета 39-го дома, тоже купил квартиру в убитом состоянии, а потом практически заново ее создавал. Очень хотел перевезти родителей из деревенского дома в настоящий комфорт.

— Делал всё своими руками почти с нуля, денег потратил очень много, — рассказывает он. — Всю электропроводку заменил, все водопроводные трубы, отопление. Окна поменял. Фактически от прежних владельцев остались только стены. Я очень старался, чтобы перевезти к себе маму с папой. Тем более что папа болеет, проходит химиотерапию. И вот я их перевез… Мне ужасно обидно, как это всё получилось. Сейчас я оставил маму с папой в деревне, в их доме, чтобы они меньше видели и не так переживали этот стресс. Буду возить папу на лечение оттуда.

А в такие же газифицированные хрущевки, как их бывший дом, эти люди больше никогда не захотят въехать.

«Позвонила соседка. Сказала, что у нее пахнет газом»

Газ в новые дома в Новосибирске проводили еще в 1960-е. Считалось, что это очень хорошо. Но сибиряки в принципе газ недолюбливают.

— Конечно, на газу и готовить лучше, и платить за газ дешевле, — рассуждает Елена Ивановна, которая жила в четвертом подъезде. — Но в нашем доме и в соседних газа всегда боялись. У нас живет много пожилых людей. Еще где-то в конце 1970-х мы хотели заменить газ на электроплиты. Потом Леонид Ильич умер. Потом власть поменялась. И так оно и осталось.

В Новосибирске мало газифицированных домов. По словам начальника отдела ЖКХ администрации Центрального округа Новосибирска Игоря Фрезе, в его округе из 1800 домов газифицированы только 168. В большинстве случаев, как и в 39-м и соседних домах, это сжиженный газ, который загружают в газгольдеры во дворах.

— Был разговор о том, чтобы все дома перевести на природный газ, — добавляет Игорь Фрезе. — Но как через центр города газовую трубу тянуть? Люди у нас, наоборот, говорят, чтобы их перевели на электроплиты. Но мощность электроплиты — она же о-го-го какая, а в этих домах такая проводка, что она просто не выдержит. На новый год все включат духовку и три конфорки — и что? Страх перед газом — это предубеждение. Просто надо ставить в домах датчики, которые при утечке отключают подачу газа. Но это люди должны сами делать. Это же их собственность.

Всего в Новосибирске газифицированы 534 дома. Это очень мало. А теперь тут и вовсе строят здоровенные высотки, которые нельзя газифицировать по закону. И вряд ли теперь кто-то в городе об этом пожалеет.

За два месяца 2023 года в России по причине «неисправности оборудования» взрывались дома пять раз, кроме Новосибирска и Ефремова — в Хасавюрте, в Коломне (Подмосковье) и во Владикавказе. Везде — дома постройки 1960-70-х годов. И везде причиной называют «неисправность оборудования». В 2022 году взрывы газа в домах происходили 30 раз.

— По поводу газа у нас в доме была проверка летом 2022 года, — рассказывает Виктор. — Тогда проверили все трубы, экспертиза дала заключение, что всё в очень хорошем состоянии, проблем нет. Газовые плиты у нас проверяли каждый год, а заодно проверяли вентиляцию и счетчики, у кого есть. Все эти работы мы оплачивали. Управляющая компания нанимала подрядчиков, а мы платили.

И соседи из 39-го дома, и Следственный комитет, который уже засучил рукава и по-быстрому провел аресты, считают, что катастрофа случилась не по причине скверных коммуникаций, а из-за другой российской беды.

Это очень распространенный в России способ получения денег с доверчивых граждан. Преимущественно с пенсионеров. Мошенники звонят в дверь и представляются какими-нибудь коммунальными работниками, а потом оценивают уровень доверчивости клиента. Очень популярное предложение у них — фильтры, без которых пенсионер отравится водой из-под крана. Фильтры могут быть настоящими и могут даже фильтровать, но стоят они раз в пять дороже, чем в магазине. Это наиболее безобидный вид «разводки». Кому-то врезают липовые счетчики, в худшем случае это кончается коротким замыканием или небольшим потопом. Совсем другое дело — газ.

— Все два года, что я тут живу, постоянно ходили какие-то люди и предлагали то какие-то дорогущие счетчики поставить, то трубы поменять, — говорит Татьяна из 1-й квартиры. — Мне так счетчик на газ поставили за семь сто. Сказали, что это еще с хорошей скидкой цена. На самом деле счетчик стоил вдвое дешевле, но я-то не знала и согласилась. Они поставили и сказали, что счетчик надо пломбировать, завтра, мол, придет пломбировщик, ждите. Никакой пломбировщик не пришел. На следующий день я позвонила в газовую службу: где, спрашиваю, пломбировщик. Они удивились: мы, говорят, ничего вам не ставили. Оказалось, что этот счетчик — муляж, врезанный кое-как в трубу. Пришел человек из настоящей газовой службы, снял его. Оказалось, что у меня вообще невозможно поставить счетчик. Год назад опять ходили, уже другие, но я не пустила.

Накануне катастрофы в 39-м доме снова работали «газовики». Известно, что как минимум в трех квартирах они поменяли трубу.

— Людей, которые устанавливали эти трубы накануне катастрофы, я лично видел, — говорит Виктор. — Женщина позвонила ко мне в квартиру. И я, прежде чем ее пустить, проверил корочку. Корочка у нее была точно такая же, как у работников «Межрегионгаза». И одета она была в такую же робу, как они. Она не вызывала никаких подозрений, выглядела и действовала точно так же, как сотрудники горгаза. У меня в квартире она только сделала осмотр. Возможно, поняла, что я человек грамотный, поэтому о замене чего-то говорить не стала. Видимо, в других квартирах она чувствовала, с кого можно взять денег. Она договаривалась, что нужно что-то поменять, а потом в квартиру приходил уже ее предполагаемый подельник, менял шланг и брал за это деньги.

Соседке, живущей над Виктором, парочка «газовиков» сумела впарить замену шланга. Женщину напугали, что у нее уже пахнет газом, надо срочно чинить, услуга платная, но иначе беда.

— Так и выяснилось, что это мошенники, — продолжает Виктор. — После их ухода мне позвонила соседка. Сказала, что у нее пахнет газом. Мы тут же позвонили в аварийку. Аварийка приехала, и вот тогда выяснилось, что лже-газовики поставили вместо газового шланга какой-то водопроводный. И что настоящий «Межрегионгаз» к нам никого не посылал.

Второй, кто повелся на уговоры «газовиков», была Галина Михайловна из первого подъезда.

— Они прямо напали на меня: давайте вам шланг будем менять — и всё тут, — делится пенсионерка. — Удостоверение эта девка показала. Слава богу, я ничего не готовила после их ухода и не открывала. А Мария Ивановна, видимо, готовила.

Мария Ивановна — та самая старушка из 21-й квартиры, которая, по словам соседей, жаловалась на запах газа за четыре минуты до взрыва. Но побывали у нее «газовики» с водопроводными шлангами или нет — неизвестно. Как вообще неизвестно, была ли ее квартира эпицентром взрыва.

— Все эти визиты «газовиков» были 8 февраля, — говорит Виктор. — Я собирался обойти все квартиры и выяснить, где еще побывали эти люди, но в тот день мы за городом отмечали день рождения мамы. По моей просьбе соседка поклеила на все подъезды объявления: будьте осторожны, по квартирам ходят мошенники, если что — пусть соседи звонят мне. Но мне никто не позвонил. Утром 9 февраля я собирался сделать поквартирный обход.