Руслан Смирнов (фамилия изменена)
45 лет, Ялта. Монтажник систем отопления

Как жить, когда восемь из десяти человек вокруг тебя кричат, что Киев надо бомбить ядерными ракетами и стереть Украину с лица Земли? С начала войны я буквально сгорал от ненависти. С 24 феврали по октябрь похудел на 25 килограммов из-за стресса. Мне было сложно держать себя в руках из-за происходящего. С конца февраля я почти перестал улыбаться. Не спал, постоянно ходил с красными глазами.

Ими очень легко манипулировать. Некоторые постепенно открывают глаза, но пока очень немногие. Есть те, кто просто боятся говорить. Морально все это очень тяжело.

В середине октября 2022 года из-за мобилизации я уехал в Украину. Хотя российский военник я так и не получил — бегал от учета после аннексии Крыма, но мало ли, вдруг пришла бы повестка. Я привел свои дела в порядок, раздал долги, задешево продал строительные оборудование и автомобиль, чтобы было на что жить первое время, а потом взял трансфер из Ялты до аэропорта в Адлере. Час простояли на мосту из-за проверок. Следующим нервным этапом была регистрация на рейс до Минска.

В Минске я сходил в посольство Украины и узнал, достаточно ли внутреннего украинского паспорта, чтобы въехать в страну. Около посольства стояла очередь. Из более чем 50 человек только двое хотели ехать в Украину. Остальные пытались попасть в Евросоюз.

На несколько дней остался в Беларуси. Я дружу с некоторыми тамошними диссидентами, и они познакомили меня с двумя военными. Когда мы общались, те сказали, что если Лукашенко ввяжется в войну с Украиной, то они не пойдут воевать. Почти никто не хочет в белорусской армии воевать с Украиной. И тех, кто откажется выполнять такой приказ, в войсках Беларуси много.

Следующий пункт был Брест. Там я провел несколько дней. Уютный город, люди отзывчивые, единственное — очень раздражал гул пролетающих российских самолетов.

Потом я поехал к границе. Там остался гуманитарный переход, только на въезд для граждан Украины. На автомобиле там проехать нельзя, надо идти только пешком.

На белорусской границе было немного напряженно. Меня продержали два часа. Уже после допроса, когда выключили камеры, пограничник меня спрашивает:

— Зачем едете?

— Служил в украинской армии. Еду защищать родину.

— Потише, потише! Что же вы так кричите! Услышит кто, не дай бог, — он чуть не поперхнулся. — Удачи!

На украинской границе тоже было непросто. Разговоры со спецслужбами…

но в итоге оказалось, что их изымали только у чиновников и некоторых госслужащих. Короче, в страну меня пропустили.

После перехода украинской границы, уже в городе Ковеле, за час до отправления поезда столкнулся на железнодорожном вокзале с теробороной и полицией. Меня окружило около восьми человек, отвели в специальное помещение, где начали очень педантично досматривать. Так тщательно не досматривали даже на границе. На погранпункте во внутренний паспорт Украины отметок о пересечении границы не ставят. Поэтому меня отвезли в СБУ. Там быстро проверили, что я действительно законно проходил границу. Силовики извинились за беспокойство и отвезли меня обратно на вокзал. Меня удивило, как феноменально изменилась страна за восемь лет. В Крыму до 2014 года я такой украинской полиции не помню. Тут все было вежливо и корректно, и в машине я ехал без наручников, не в клетке — а просто на заднем сиденье. Они, конечно, были с оружием, но это понять можно — война идет.

Все рекламные подсветки на магазинах были выключены. Экономия электричества. Когда я зашел в магазин, чтобы купить еды в дорогу, меня поразило обилие товаров. В Крыму я такого изобилия не видел. Поразили еще цены: все намного дешевле, чем в Крыму, и продукты, и одежда, и промышленные товары.

Несколько часов на поезде, и я приехал в Киев. Здесь знакомые крымчане помогли мне снять квартиру в хорошем жилом комплексе. В Крыму я после 2014 года толком не мог пойти к врачам, потому что у меня на груди татуировка крымского полуострова желто-голубого цвета. Так что как только приехал в Киев, сразу пошел в частную клинику обследоваться. Кардиолог сразу сказал: пока у меня мало шансов пройти военную комиссию, чтобы отправиться на фронт. Поэтому по рекомендации врачей привожу себя в порядок. Скоро пойду в военкомат, чтобы пройти медкомиссию. Собственно, с целью пойти воевать в украинскую армию я и ехал.

Здесь, в Киеве, я себя чувствую намного комфортнее, чем в Крыму. Никто меня ни разу не упрекнул, что я крымчанин, что я не очень хорошо знаю украинский язык, не было неуважительного отношения. Наоборот, все стараются помочь, поддержать. Конечно, воздушные тревоги раздражают, но в принципе люди на них уже не реагируют. Думал, что буду паниковать из-за них, но нет. Первую воздушную тревогу я застал на Крещатике. Люди как стояли в очереди за кофе, так и продолжали стоять, когда объявили тревогу. Корвалол и валидол здесь я еще ни разу не пил. Вернулся сон и аппетит.

Единственная проблема здесь — работа. Ее найти оказалось не так-то просто как я предполагал. Война, экономика в стагнации… Я приехал и был очень самонадеянным — на монтаже систем отопления в Крыму я зарабатывал порядка 1500$ в месяц, думал, и тут будет несложно устроиться. Поэтому поначалу не экономил: пошел по магазинам, ходил в кафе, помогал деньгами нуждающимся сбежавшим в Украину крымчанам. Сейчас уже экономлю. За два месяца работу так и не нашел. У меня пока есть небольшие накопления, поэтому я не регистрировался на получение материальной помощи. Надеюсь и не понадобиться — другим нужнее.

Татьяна Корчалова
23 года. Красногвардейский района Крыма. Выпускница магистратуры филфака в Крымском федеральном университете. Репетитор по английскому и китайскому

Осенью 2022 года я переехала в Киев. Решиться уехать было непросто. Сказала только бабушке, что еду в Европу. Куда конкретно не уточняла, но Украина — це Европа, так что, получается, немного не договорила. Я бы и ей не сказала — но мне нужны были документы, а они лежали у нее. Другим не говорила, чтобы не переживали. Сообщила, уже когда приехала в Киев.

У меня большинство родственников «ватные». Даже сейчас, когда я тут, они думают, что по улицам Украины ходят нацисты и едят на завтрак младенцев. Потому что телевизора насмотрелись. Я, конечно, немного утрирую, но взгляды примерно такие.

потому что тогда начнется еще больше разногласий, и тогда вообще мы общаться не будем. Просто звоню иногда спросить, как дела, как здоровье, сказать, что со мной все в порядке. С родителями немного легче. Хотя с отцом я теперь не общаюсь — он живет в Москве и ярый сторонник «русского мира». Но мать более нейтральная, она уже смирилась с моим выбором.

Я ехала на поезде. Сначала из Крыма в Москву, потом в Минск и в Брест. А оттуда на погранпункт Доманова-Мокраны. Все три дня ехали с кошечкой Плюшей. Она вислоухая шотландка, молодая — только 3,5 года. Плюша умная и спокойная, она достаточно неплохо перенесла путешествие. Я ей даже успокоительные не давала.

В чатах, где помогают уехать из России крымским татарам, говорили: есть большая вероятность, что в Украину меня могут не пустить без украинского паспорта. Первого ноября я въехала в страну со свидетельством о рождении. Я рассчитывала, что могут не пустить. Поехала на свой страх и риск, долго собиралась, переживала. А когда подъехала к границе, как-то успокоилась. Видимо, сработала защитная реакция. Границу прошла на позитиве.

Белорусы очень тщательно проверяли: мои документы, кошки, просмотрели все вещи и пересчитали деньги чуть ли не до копейки. И, конечно, вопросы. «Где работали?», «Зачем едете?». Напоследок сказали: «Желаем вам не возвращаться».

В Украине встретили довольно радушно. Все с юмором и улыбкой. Самый первый вопрос, конечно: «Где вы были восемь лет?». Я ответила, что сначала я была несовершеннолетняя. А потом я была недостаточно смелая, чтобы ехать наобум. К тому же, как у молодой студентки, у меня вечно не было денег, поэтому я постоянно откладывала поездку. Пока откладывала, началась эпидемия коронавируса. А после «короны» уже полномасштабное вторжение подоспело.

Но вообще допрос прошел очень быстро. Посмотрели телефон, насторожились, когда увидели у меня в телефоне фотки военных билетов. А как получилось? Когда в России началась мобилизация, мы с подругой сравнивали вероятность призыва наших парней, обменялись фото. Я так все и объяснила СБУ, их ответ удовлетворил. Спрашивали не работала ли я в структурах российской армии, есть ли у меня в знакомых те, кто служат сейчас там. У меня пара дальних знакомых есть — но я с ними контакт не поддерживаю. Спрашивали, к кому и куда еду. У других спрашивали, видели ли они переброску войск. Но ничего страшного в допросе не было.

Сейчас я живу в Киеве. Тут не так плохо, как в других регионах Украины. Человек, такая стотинка, которая ко всему приспосабливается. Я и еще одна пара крымчан живем у нашего друга. Размер квартиры позволяет, так что мы живем дружно и весело. Если начинается обстрел, то электричество сразу отключают, плита электрическая не работает. Поэтому мы купили газовые горелки, готовим, когда надо. Насос для водопровода электрический — когда отключают свет, воды совсем нет. Квартира на 12 этаже, и лифт, конечно, тоже отключается, поэтому качаем ноги — все собираемся и носим воду. Есть специальные места неподалеку, где можно набрать.

Магазины в основном все работают.

После обстрела в ноябре электричества не было больше двух суток, а так в среднем на 4-6 часов каждый день выключают. Графиков пока нет. А последние трое суток свет есть постоянно. Даже непривычно, что его так много.

У меня часть работы онлайн, поэтому, когда отключают свет, я иду работать в ближайший Макдональдс или пиццерию, где есть генераторы. Там обычно сидит куча людей. Многие приносят шнуры, гаджеты и работают.

Если начинается воздушная тревога, а вы в заведении, то вы обязаны покинуть помещение, оставаться нельзя. А вот если вы дома или на улице, то нужно, конечно, спуститься в убежище, но большинство этого не делает. К тревогам уже привыкли.

И очередь аннулируется, и надо заново брать талончик.

Но есть и кое-что хорошее. Многое в Киеве дешевле, чем в Крыму. Например, услуги здесь значительно дешевле. Я незадолго до отъезда узнавала, сколько стоит фитнес в Симферополе — 3800 рублей в месяц. В Киеве это 600 гривен, или 1200 рублей. Одежда и обувь тоже дешевле. Недавно купила ботинки зимние: хорошие, фирменные. По российским меркам мне это обошлось в 5000 рублей, но такое качество в Крыму было бы дороже. Что здесь существенно дороже, так это кошачий корм. И в Украине зарплаты меньше, чем в России.

Культурная жизнь в Киеве не умерла: есть концерты, работает опера недалеко от Майдана Незалежности. Правда, пока я еще не успела никуда сходить.

Передвигаюсь я в основном на метро. Кстати, оно тоже значительно дешевле чем в России, если покупать проездной. Одна поездка получается 6,5 гривен, то есть примерно 12 российских рублей.

Трудности здесь, конечно, есть, но знаете морально мне стало намного лучше. Знаете…Как бы это сказать? Наверное, это ощущение, что совесть стала гораздо чище, потому что я на правильной стороне. Появилось ощущение свободы. Как минимум, потому что не надо постоянно сумку выворачивать на металлодетекторе. Можно не бояться полиции. Я еще не привыкла, что можно жаловаться публично, что можно спокойно говорить то, что думаешь, не опасаясь, что к тебе придет ФСБ. Главное, что не приходится мириться и сосуществовать с Z-патриотами, которые меня окружали в Крыму.

Абдураман Мамутов
22 года, Симферополь. Крымский татарин. Повар

24 февраля меня в шесть часов отец разбудил телефонным звонком и сказал: «война началась». Я сначала спросонья даже не понял, о чем речь. Но потом стало ясно: Россия ввела войска в Украину. В Украине я практически не жил, но сразу появилось такое чувство, что напали на мою страну. Первые месяцы я практически 24/7 проводил в новостях. Смотрел, читал все про все эти действия в Ирпени, в Буче…

Уехал из Крыма намного раньше мобилизации, потому что весной после того, как началась война, стали приходить повестки. Ко мне домой приходили военные и искали меня. У меня нет никакой военно-учетной специальности, и в военкомате я был один раз — то ли в десятом классе, то ли в одиннадцатом. Тогда меня и записали в российские военнообязанные. Несколько месяцев меня не трогали, потому что я сделал операцию и отнес в военкомат данные, что к военной службе я временно негоден — но потом вопрос надо было решать.

Мне пришлось срочно сделать российский загранпаспорт, и в мае мы с родными выехали из Крыма. На автобусе добрались до Москвы, из Москвы в Беларусь на поезде, а дальше в Польшу. Там мы пересекали границу по моему украинскому свидетельству о рождении и украинскому паспорту матери.

Потом не было возможности поехать на территорию, подконтрольную Украине, — мать болела. Впрочем, пропустили нас без особых проблем.

Потом началась бюрократия. Я шесть месяцев бегал по Польше, пытаясь получить украинский паспорт. Думал, будет попроще, учитывая, что у всех моих близких родственников есть украинские документы. В итоге больше восьми месяцев жду, а от украинских служб в Варшаве до сих пор нет никаких вестей даже о подтверждении личности.

Я обращался через Facebook за помощью к представителю президента Украины в Крыму Тамиле Ташевой. Она помогла, дала номер юриста, который делал запросы в разные инстанции. Ее помощники звонили, консультировали, как поступить и что сделать. Сказали: пускай мать получит паспорт ID нового образца, а потом вы без проблем все сделаете. В итоге мать получила паспорт, а меня чиновники все равно «отшивают». Когда чиновники узнают, что я из Крыма и у меня русский паспорт, не знаю, как сказать… Как не к человеку относятся… Начинают надменно общаться. Достаточно неприятно, потому что говорят: Крым- Украина, Крым — Украина. А для крымчан, по сути, словно специально ничего не делают.

Вероника Томко
19 лет, Симферополь. Студентка педагогического университета в Москве

Я решила уехать в Украину, потому что началась война. В 16 лет я закончила школу в Симферополе, переехала в Москву, и там поступил в педагогический университет.

Атмосфера в университете с начала войны давила. Преподаватели начали по-другому общаться. Нас учили, что детям нужно вдалбливать, что Россия — хорошая, что правительство и Путин — молодцы. Сейчас в Подмосковье есть специальные лагеря для детей из ДНР, ЛНР и Украины. Туда набирают вожатых из студентов педагогических вузов, и такие студенты, как наши, промывают украинским детям мозги этим «патриотическим» воспитанием.

У мне с 24 февраля было такое чувство, что лучше жить под бомбежками, чем в стране, где правит Путин, и ты лишнее слово боишься сказать. Выскажешь свое мнение, а тебя все осуждают. Я общалась со своими одногруппниками, они политикой особо не интересуются, но считают Зеленского наркоманом и плохим политиком, потому что он просит оружие у Запада. Единомышленников у меня, к сожалению, не было. Это все давило. Я много плакала, переживала. Самое ужасное было, когда я узнала про массовые захоронения в Буче. В России ты словно в огне находишься. И ничего не можешь сделать.

Я жила с парнем, и когда началась мобилизация, он уехал в Казахстан. Тогда я окончательно поняла, что не хочу оставаться в России. У меня случилось полное разочарование в российском обществе. Я думала, что после начала мобилизации люди начнут сопротивляться, но кроме протестов матерей в Дагестане ничего не было. У меня у одногруппницы забрали брата по мобилизации, а она со смехом рассказывала, как они его провожали и шашлыки делали.

Сначала я думала, что в Украину попасть нереально. Но потом нашла в Telegram тематические чаты, про выезд из Крыма в Украину, получение паспорта и так далее. Я узнала, что с 17 ноября 2022 года действует закон о видеоидентификации личности. То есть родственнику с украинским гражданством, чтобы подтвердить твою личность, не обязательно присутствовать очно. Это можно сделать по видеосвязи с представителями миграционной службы Украины. До этого я понимала, что если поеду в Украину, то буду там без документов. И как жить — непонятно, учитывая, что большого запаса денег у меня нет. Но как только пришел первый положительный отклик о работе нового закона, в середине декабря, я собрала вещи и поехала.

На поезде я доехала до Бреста, а потом на границу с Украиной — на такси. Белорусскую границу я прошла быстро. Пограничники осмотрели мои вещи, а потом я пошла на допрос. Белорус, который его проводил, настойчиво спрашивал, почему я еду в Украину. «Там война идет, умрете под ракетами». «А ваша мама знает, что вы туда едете?», «Зачем вы едете в Украину, в России же хорошо?».

После этого взял мой телефон, попросил разблокировать, покопался в фотографиях, почитал переписку с мамой. Я повыходила из некоторых чатов в Telegram. Он зацепился за «Вольный Крым» (волонтерское объединение, которое помогает крымчанам уезжать в Украину и Европу — прим.ред.), но из-за того, что интернета не было, там ничего не открылось, поэтому он меня отпустил. Все это заняло примерно час.

Дальше я пошла к украинцам. Я была с людьми, которые из Харькова, и они разговаривали с пограничниками на русском языке. Я расслабилась, потому что украинский знаю плохо. Допрос прошел достаточно быстро. Они не спрашивали меня, где я была восемь лет, и отнеслись с пониманием к моим обстоятельствам. Посмеялись, что я в Москве училась на преподавателя русского как иностранного, сказали, что такие профессии тут не нужны. Потом задавали стандартные вопросы: кто из знакомых служит, общаюсь ли я с одноклассниками, кто из них пошел в армию.

Украинские пограничники были сначала вроде как злые, но на прощание пожелали удачи. Сказали: ищи волонтеров, чтобы помогли, деньги никому не показывай. И посоветовали быстрей делать документы. Когда с ними прощалась, я даже расплакалась, потому что они с такой заботой давали отеческие наставления. «Плакать будешь, когда паспорт получишь», — сказали. Такой контраст. Идешь по Москве в метро и боишься, что тебя остановят, телефон возьмут проверять — а тут совсем другое отношение.

Пропагандисты любят говорить, что в Украине принижают русский народ, русский язык — а в Киеве половина население говорит на русском. Я спокойно на нем разговариваю, и никто на меня не смотрит, как на дикаря. Тем более не бьют, водой не обливают…