Горизонт планирования сузился

— Советский лозунг «Всё для фронта, всё для победы!» и «Пушки вместо масла» Третьего рейха только звучали по-разному, а экономику военного времени оба тоталитарных режима видели одинаково: подносчицей патронов. И у одной, и у другой стороны получилось выжать из потенциала по максимуму. Но Украина не гитлеровская Германия и не сталинский Союз. Что значит выражение «военные рельсы экономики» для демократического государства? Как долго можно по ним ехать, что ждет в конце пути, и главное, за чей счет проезд?

— Когда речь идет об экономике в период войны, надо четко понимать, какие задачи стоят перед страной и чем она располагает. Главная задача — выжить и победить, а для этого нужны деньги, человеческие и материальные ресурсы. Иными словами, война имеет абсолютно конкретную экономическую цену.

Сегодня у украинской военной экономики две составляющие. Первая — внешние ресурсы. Имеется в виду, прежде всего, западное вооружение, товары военного назначения и технологии, которые мы получаем непосредственно от наших партнеров по НАТО и антироссийской коалиции. Это наш своеобразный тыл. Почему? В Украине такое вооружение и товары либо не производят, либо производят, но мало. А поскольку вся территория Украины так или иначе находится в зоне досягаемости российских ракет и артиллерии, то у нас нет стопроцентно безопасных мест, где можно сконцентрировать военное производство, а готовую продукцию поставлять ВСУ на фронт. Плюс часть производственных мощностей мы потеряли. И еще момент: вооружение и припасы нам нужны здесь, сейчас и в больших количествах.

Второй элемент военной экономики — финансовая помощь, которую предоставляют нам наши партнеры. Эти средства нужны для функционирования государства как такового в условиях войны. Государство должно, прежде всего, поддержать население в социальном плане. Люди должны иметь возможность жить, а не выживать. Требуются средства для латания возникающих в связи с войной «дыр» — например, восстановление энергетических объектов после ракетных ударов. В 2022 году Украина получила 31,2 миллиарда долларов такой помощи, в том числе 14,3 миллиарда долларов кредитов и 16,8 миллиарда долларов грантов.

Это интересная ситуация: оружие получаем с Запада, боеприпасы тоже с Запада, но зарплаты нашим военным Украина платит из своего бюджета. Мы вступили в войну практически без подушки безопасности, без каких-либо фондов национального благосостояния, как в России. Почти всё делалось с колес.

Ситуация потребовала пересмотра бюджета, что в 2022 году и произошло. Бюджет на 2023-й — бюджет воюющей страны. Доходы и расходы снизятся, соответственно, на 14,4% и 15% по сравнению с предыдущим годом, а дефицит составит 20,6% ВВП. Из 2,6 триллионов гривен расходов 1141,1 миллиарда гривен — национальная безопасность и оборона, еще 447,6 миллиарда гривен — соцзащита и обеспечение. Плюс создание фонда ликвидации последствий военной агрессии России в объеме 35 миллиардов гривен для восстановления критически важных для населения объектов инфраструктуры. Сверхзадача экономической политики на 2023 год — обеспечить макроэкономическую стабильность в той мере, в какой это можно сделать. Всё! Об инвестициях и больших проектах речь не идет. Военная экономика — это сужение горизонта планирования.

— День простоять да ночь продержаться?

— В условиях войны экономика сориентирована на удовлетворение текущих потребностей сегодня-завтра-послезавтра. В будущее, к сожалению, она не смотрит, хотя это будущее обеспечивает. Если мы побеждаем на поле боя, начинается следующий этап — полномасштабное восстановление экономики. Элементом же военной экономики является быстрое или даже немедленное восстановление. Мы теряем энергетические объекты из-за обстрелов и не только и часть денег тратим, чтобы поддерживать энергетическую инфраструктуру в определенном функциональном состоянии. Дороги, транспортные средства нам нужны для того, чтобы завозить оружие, обеспечивать экономику и население. При этом многие восстановительные работы оплачиваются деньгами частного бизнеса, не только государством.

Бизнес адаптируется к условиям войны

— Сегодня в Украине возник феномен, которого не было во времена Второй мировой. Я называю это явление народной военной экономикой. Речь идет о колоссальном количестве денег, сотнях миллионов гривен, а может, даже и о бóльших суммах, которые собирают волонтеры в Украине и жертвуют симпатизирующие Украине люди из-за рубежа. Как это работает, можно посмотреть по отчетам фонда «Вернись живым» и других благотворительных инициатив. Средства приходят в форме материальных ценностей типа дронов, бронежилетов, тепловизоров, автомобилей, обмундирования для военных, продуктов питания, лекарств, генераторов для населения. Значение этого сектора невозможно переоценить. Несмотря на все потуги, которые в РФ именуют гуманитарной помощью своей армии, таких масштабов по-настоящему всенародной поддержки страны в России не было, нет и не будет.

Что еще? Приходится пересматривать потребности. Инвестиции в Украину на сегодняшний день заморожены, снижаются доходы населения. Но даже в условиях военной экономики есть определенный минимум, ниже которого нельзя опуститься. Иначе экономическая система впадет в коллапс. Потому государство вначале вводило определенные налоговые льготы для поддержки экономической активности, потом от них начали отказываться: не хватает средств в бюджете. При этом значительная часть потребностей граждан страны закрывается из международной помощи. Она идет по разным каналам.

в самом начале войны. И сегодня нам нужно от 3 до 4 миллиардов в месяц. В 2023-м, по расчетам МВФ, потребности Украины во внешнем финансировании составят минимум 39,5 миллиарда долларов (базовый сценарий), а при неблагоприятном развитии — до 57 миллиардов долларов.

— За счет чего стойкость?

— При больших масштабах военных действий это всё же не смерч, который снес всё на своем пути. Плюс крепость институций вроде Национального банка, правительства, бюджетно-финансовой и банковской систем благодаря эффективности реформ, проведенных, в частности, в банковском секторе. Они положительно повлияли на «здоровье» системы. Реформы не смогли защитить нас от войны, но дали возможность выстоять. Это не говорит о том, что у нас всё хорошо! Экономика сильно сжалась. Мы несем колоссальные потери валового внутреннего продукта: ВВП, по нашим оценкам, упал на 30%. Прифронтовые и оккупированные территории вообще стали местами рукотворной гуманитарной катастрофы.

Но всё же хочу сказать: в Украине нет экономической трагедии, знакомой по фильмам с апокалиптическим сюжетом: кругом развалины, народ рыщет в поисках хоть чего-то съестного, деньги не ходят, поскольку нечего покупать, транспорт остановился, в городах жгут костры для обогрева, массовые эпидемии уничтожают тех, кто выжил…

Кроме материальных факторов стойкости экономики я бы говорил о недооцененной роли консолидации украинского общества. Ни от одного общества нельзя требовать, чтобы 99,9% были самоотверженными патриотами. Зато те, кто действительно патриоты, активисты и просто неравнодушные граждане, смогли не только мобилизоваться, но и привлечь большое количество других людей, которые не являются лидерами в нашем понимании, но работают вместе со всеми на победу. И это очень важно. Да, много предпринимателей потеряли свои бизнесы. Но часть из них смогла достаточно быстро возобновить работу, а некоторым вообще удалось не прекращать деятельность. Данные нашего Института зафиксировали, что бизнес как-то адаптируется к условиям войны. Хотя понятно, что военные действия на украинской территории и постоянные ракетно-артиллерийские обстрелы создают высокий уровень неопределенности для бизнес-планирования.

Важной чертой и одновременно последствием войны является большая миграция населения по Украине в сторону западных регионов и из Украины в граничащие государства по периметру. Люди либо просто спасались от войны, а это, естественно, потеря рабочей силы, либо перемещали каким-то образом себя и свои бизнесы в более безопасные регионы. Особенно драматична судьба предпринимателей, которым приходилось бежать дважды. Первый раз в 2014-м, после оккупации Россией Крыма и части Донецкой и Луганской областей, и сейчас, когда оккупационная зараза расползлась по нашей территории дальше. Правда, регионы-реципиенты переселенцев получили новые потенциальные возможности. Ну и, опять-таки, Украине было бы очень тяжело, практически невозможно выстоять без масштабной экономической и военной помощи со стороны наших союзников.

Безопасность как товар

— Возвращусь к своим легкомысленным формулировкам, Игорь Валентинович. За чей счет осуществляется проезд по военным рельсам, я поняла. О том, как долго экономика Украины сможет так ехать, уточнять страшновато…

— Я смогу ответить на ваш вопрос только в том случае, когда буду четко знать, чем и когда закончатся военные действия. Я не военный специалист и не прогнозист, скажу прямо: я даже не Арестович, не к ночи будь помянут. (Смеемся.) Есть три варианта. Первый: полный разгром Российской Федерации, со всеми вытекающими последствиями. Такой вариант я условно именую «украинские танки на Красной площади». Мы переходим из военной экономики в экономику восстановления. Россия платит репарации, международные правовые механизмы обеспечивают наказание агрессора, РФ после разгрома и смены режима не представляет реальной угрозы нам и миру.

Второй вариант: конфликт замораживается в том состоянии, в котором он пребывает сегодня. То есть «ни туда, ни сюда». И тогда украинская военная экономика в описанном ранее виде будет существовать столько, сколько нам будут, с одной стороны, помогать, а с другой — до появления определенности в военно-политическом смысле. Это очень плохой вариант для Украины. Напряжение всех сил, новые человеческие жертвы.

А третий вариант — мы освобождаем территории, возвращаемся в 1991 год. Конечно, возникает вопрос по Крыму, который мы стараемся решить раз и навсегда. Тогда мы занимаемся восстановлением в стратегическом плане, отстраиваем Мариуполь и другие наши города, стертые в ноль. Но при этом одним из элементов нашего восстановления становится развитие полномасштабного ВПК, укрепление и развитие украинской армии. При прочих равных условиях сохранение нынешнего, пусть даже и модифицированного политического режима в России будет всегда источником угрозы для Украины.

Кстати, сильный ВПК не означает, что мы всё должны производить сами. Что-то — самостоятельно, что-то — по кооперации, что-то покупать у партнеров. Ясно, что расходы на сектор в этом случае возрастут.

— А вообще в мире есть примеры, когда военно-промышленный комплекс вытягивал на себе экономику страны?

— Возьмем, например, Советский Союз. Тянул-тянул ВПК и умер потому, что надорвался. Похожее происходит с Северной Кореей. Некоторые успехи у них в плане производства оружия есть, но счастья, по большому счету, нет. Иран производит шахеды, при этом остается бедной страной. Мы видим, что это тупиковая ветвь развития.

ВПК и вообще всё, что связано с армией, имеет две стороны. Военное производство дает рабочие места, налоги в бюджет, определенный уровень технологического развития, причем многие товары имеют двойное назначение. Электроника — телефоны и тепловизоры, скажем. Всё основывается на одной и той же элементной базе. Если я произвожу танк, то его назначение понятно — уничтожать врага, тут варианты использования заканчиваются. А если произвожу яблоки или масло, то я их ем, восстанавливаю свои силы, живу и развиваюсь. Потому в краткосрочной перспективе сектор обороны — это деньги, налоги, техническое развитие, но в среднесрочной — вычеты из нашего будущего потребления.

А теперь вопрос:

То есть то, чем пользуются все граждане. Пример — светофор. Плачу я налоги или нет, но я пользуюсь светофором для безопасного передвижения. Примерно то же и с безопасностью. Государство должно ее обеспечить гражданам. Есть договор между обществом и государством: люди платят налоги, часть этих налогов идет к ним не через школы, социальные выплаты и так далее, а через специфический товар, именуемый безопасностью. Это личная безопасность и безопасность бизнеса.

Потому состояние безопасности как внутренней, так и внешней обязательно учитывается внутренними и внешними инвесторами. Понятно, что к стране, у которой есть проблемы с соседями по периметру, отношение будет осторожным при прочих равных условиях. Бизнес любит тишину.

— Думаю, что практически сто процентов населения Украины сейчас не то что не против, но активно за то, чтобы значительная часть их налогов шла на безопасность во всех смыслах.

— Есть вещи вроде теоремы Пифагора, которая работает в любых условиях — хоть при авторитарном режиме, хоть при демократии. Вопрос, что и как можно и нужно реализовывать. Сегодня перед Украиной стоит несколько задач. Нужно воевать с агрессором. Нужно помогать людям, потому что без людей нет ни обороны, ни экономики — ничего. Нужно восстанавливать разрушенное и так далее. Возникает проблема приоритетов государственной политики в условиях острого дефицита финансовых ресурсов. В этих условиях общество особенно остро реагирует на коррупционные моменты, имею в виду известный недавний скандал в Министерстве обороны Украины. И абсолютно правильно требует: скажите, сколько денег получили и куда непосредственно потратили! Это очень важно. Иначе теряется доверие как фактор развития, носителем которого является человеческий капитал. Если мы не доверяем государству, оно не может выполнить свои функции и гарантировать нам безопасность в том числе.

«Многие вещи мы узнаем только после войны»

— Нашла условную пропорцию: на потребности на передовой одного военного должны работать в тылу примерно двенадцать гражданских. Ремонт техники, перевозки и поставки продовольствия, пошив формы и так дальше. В Украине такой баланс присутствует? Много трудоспособного населения уехало из страны, активные и пассионарные ушли на фронт добровольцами. Те же, кто остался, вряд ли заняты только в секторе, который обслуживает армию.

— Многие вещи, в том числе масштабы наших потерь, реальных затрат, соотношение привлеченных и внутренних средств, к сожалению, мы узнаем только после войны, когда всё подсчитаем. Наш Институт, кстати, думает о такой работе. Например, сколько «стоит», скажем, волонтерство? Иными словами, сколько денег собрали украинские граждане для потребностей армии? Хотя бы в плане порядка цифр. Сотни миллионов, сотни миллиардов или вообще триллионы гривен?

— Любопытно и соотношение волонтерских сборов с западной финансовой помощью: чего окажется больше?

— Министерство финансов публикует интересные выкладки: кто сегодня финансирует наши бюджетные траты — по странам и континентам. Туда можно и нужно добавить сектор военной народной экономики — феномен, требующий объяснения.

Теперь относительно вашего вопроса. Вот завод по производству танков и мастерская, что шьет одежду, в том числе одежду для танкистов. Военный заказ для них — и работа, и развитие. В самом общем плане: сегодня производство любого товара — цепочка разных по величине бизнесов, которые в совокупности обеспечивают конечный результат. В Америке, когда там сокращали, реструктурировали свою армию, было много дебатов. Что значит закрыть военные базы? Вокруг каждой базы сложился комплекс вспомогательных предприятий. Сенаторы задавали вопросы: «А куда денут полторы тысячи работников? А куда денут две тысячи человек?» Например, в известном фильме «Солдат Джейн» этот момент показан.

Сколько людей работает в производственных цепочках ВПК Украины, я не знаю. Скажу одно: в свое время в Украине анализировались экономические параметры отдельных производственных цепочек, в том числе и в плане создания рабочих мест.

«Нам нужно всё, сразу и немедленно»

— Вы вспомнили об абстрактном заводе по производству танков. Тракторный — на самом деле, танковый — завод имени Малышева в Харькове сильно пострадал от направленных ударов… А почему нельзя открыть совместные предприятия подобного рода, да и такие, что производят продукцию невоенного характера, в Польше или странах Балтии, которые и словом, и делом подтвердили стратегическое партнерство с Украиной? Получат работу беженцы, перебравшиеся туда. Те украинские мужчины, которые не воюют, смогут выехать, воссоединиться с семьями и приносить пользу обороне. Это ведь имеет отношение к военной экономике?

— К военной экономике Украины имеет отношение то, что находится внутри нашей страны, и то, что мы получаем извне, чтобы успешно воевать с оккупантами внутри нашей страны. Ваш пример — один из вариантов трудовой миграции под патриотическими лозунгами. «Я не просто уехал, а уехал помогать родине!»

— Но там, во-первых, завод не разбомбят. Во-вторых, продукция совместного предприятия принесет пользу нашей стране. Ну и занятость…

— В экономическом плане, когда что-то создается, первый вопрос, который задают экономисты министерства финансов: «Где будут платиться налоги?»

— Понятно. В Польше и странах Балтии.

— При определенных условиях такие варианты кооперационных связей возможны. Но на сегодняшний день на Западе нет ни одной корпорации, производящей оружие либо подобные сложные вещи, которые этим занялись с нуля. Такого нет: подвезли производителям болванки, а на выходе встретили танк с электроникой. Существует сложная система кооперационных связей. Там заказали технологии, там заказали тепловизоры, электронику, провода и так далее.

У нас есть проблема трудовой миграции. Допустим, мы получаем из условной Польши «совместные» танки.

Дальше возникает вопрос, не связанный с экономикой. Как сделать так, чтобы произведенное за границей при помощи граждан, которых наша страна поневоле «экспортировала», получать деньги? Глобальная проблема. И тут мы выходим из военно-прикладной сферы в экономическую.

Мы должны понимать: часть украинцев собирается возвращаться домой после войны, другие не планируют. И главное, на мой взгляд, не в том, будут или нет совместные предприятия за границей. Проблема военной экономики Украины состоит в том, что, повторюсь, нам нужно всё, сразу и немедленно. Мы не можем ждать десяток лет, пока новые предприятия начнут выпускать по три «Леопарда». Танки необходимы сейчас, когда Путин к «юбилею» войны хочет повторить рывок.

Наши союзники полагали: война вот-вот превратится в вялотекущую. Но когда она набрала нынешние обороты, оказалось — опаньки! — у них тоже склады пустеют. Малые страны отдают нам фактически последнее. Потому сегодня схемы развития военно-промышленного комплекса, связанные с кооперацией, — среднесрочная перспектива. В краткосрочной мы делаем всё, что можем. Причем не обязательно высокотехнологично. У нас есть хорошие предприятия, где шьют обмундирование, выпускают бронеплиты. Одежда, медикаменты, бензин в колоссальных количествах для армии нужны именно сейчас.

«Если дойдем до ручки, то возможно изъятие «кубышек»»

— Извините, хайповый вопрос задам. В промежутке между 1943-м и 1945-м американские потребители не могли покупать новые автомобили: война требует ограничения аппетитов, Штаты — в антигитлеровской коалиции, расходы бюджета слишком велики. В Украине такого пока нет, я правильно понимаю? Дойдет до строгостей, как думаете? И шире: дойдет ли до изъятия предметов роскоши, дорогой недвижимости, до перенаправления частных валютных кубышек на оборону страны, до «раскуркуливания» нелюбимых народом олигархов?

— Здесь бы я говорил об экономическом и морально-политическом императивах. Во время войны все усилия и ресурсы должны быть направлены на борьбу с врагом. При этом государство не может отказаться от многих социальных обязательств. Надо помогать людям с особыми потребностями. Нельзя отказаться от финансирования школ, восстановления разрушенных медучреждений. И при каких-то условиях можно говорить о введении мобилизационной экономики. Но такая экономическая мобилизация не может быть выборочной и так или иначе коснется всех.

Что касается олигархов и роскоши… Военная экономика связана с определенными перераспределительными отношениями. Но давайте от военной экономики вернемся к военному положению и его составляющим. Мобилизация у нас есть? Есть. Имущество компаний, транспорт, которые могли бы послужить фронту, изымают? Нет. Вспомним 2014–2015 годы, когда в Крыму и на востоке страны началась российская агрессия. Тогда бизнес боялся национализации. Но ничего подобного не произошло. Ограничения на валютные операции? Да, присутствуют. Тем не менее я могу прийти в банк и купить столько долларов, сколько имею гривен. Ограничения, связанные с переводом денег за границу? Есть, но не тотальные.

— На улицах Киева полно внедорожников, а волонтеры собирают средства и покупают джипы для военных…

— Пересадить владельцев джипов на метро можно. Но только волевым решением. Я, честно говоря, не уверен, что нужно ходить и всё забирать. Если, например, такие авто покупают честно и платят соответствующие деньги — ради Бога, всё и так идет в казну государства. А если при покупке действуют схемы, то наказание наступает не потому, что у тебя джип, а потому, что ты мародер. Теоретически если дойдем до ручки, то изъятия возможны. Так же, как ситуация, когда в Украине объявят стопроцентную мобилизацию. Тогда реквизировать в пользу государства будут не только машины и бриллианты… Пока такого нет, и хорошо, что нет. Ну а кичиться своей крутизной даже в мирное время — просто жлобство.

даже тендер на создание реестра провели. Но это как таблица, где ставятся отметки «соответствует \ не соответствует такому-то критерию». Активы серьезно обесценились. Только Ахметов сколько всего в Мариуполе потерял! Один из критериев олигарха, согласно украинскому законодательству, — наличие медийных активов. Порошенко передал свой телеканал трудовому коллективу, другие просто отказались от «рупоров», Ахметов закрыл свой медийный бизнес. Сегодня, по словам секретаря СНБО Алексея Данилова, примерно 80 человек в Украине хотя бы по одному признаку подпадают под определение «олигарх». В общем, мы зависли в техническом плане.

Давайте еще учтем тот факт, что украинские олигархи, за небольшим исключением, активно участвуют в поддержке обороноспособности страны. Порошенко покупает для фронта самую разнообразную технику, оказывает гуманитарную помощь нуждающимся, Ахметов наладил лицензированное производство бронеплиты для бронежилетов, производит для солдат сварные укрытия высокого качества, которые бесплатно поставляются в ВСУ. Это к вопросу о военной экономике. Важно, что олигархи политически высказались: Россия — враг. Мы не любим богачей как персонализированное зло. Но крупные компании и компании-монополисты — тоже часть украинской экономики! Вот такой дуализм, где любовь не имеет значения: они национальные производители, как и остальные. И как экономические агенты имеют право озвучивать свои запросы, цивилизованно лоббировать интересы. Ну а политическая коррупция должна немедленно и жестко пресекаться.

— В России оборонные заводы работают круглосуточно, мобилизация катится крупными волнами. Страна с помощью пропаганды настраивается на то, что война будет долгой, а жизнь — несладкой до тех пор, пока Украина существует как факт. Украина пока не использует большую часть средств из арсенала военного положения. Это такой эксперимент, чья стратегия перевесит, тоталитарного государства или демократического?

— Каждое государство имеет определенный ресурс, историю и место в мире. Да, у нас с Россией абсолютно разные потенциалы, потому мы не можем опираться только на внутренние возможности. Есть две базовые модели управления: вертикально-централизованная, сверху вниз, — так работала советская экономика. К этому стремится Россия как авторитарное государство. Но есть и сетевая модель, опирающаяся на горизонтальные связи, — к ней близка Украина. В централизованной, если снесут голову, система умирает. А сеть устоит, даже если какие-то ячейки порвутся. Ну а оценка экономической политики в условиях войны — тема отдельного разговора.