Известные российские музыканты-эмигранты записали сборник песен на стихи малоизвестных российских поэтов-эмигрантов прошлого. Он называется «После России». Его куратором выступил филолог Роман Либеров. Рассказываем, почему эта попытка проложить мост между двумя эмиграциями является удивительным примером удачного трибьюта — потому что им по факту не является.

Трибьюты задолбали. От Мандельштама до Лагутенко, от «Кино» (автор текста был куратором последнего) до «ДДТ». Зуб даю, будут еще впереди песни на стихи, скажем, Есенина или перепевки «Короля и Шута». Проблема таких трибьютов обычно в том, что материала для переделки много, желающих с ним поразвлекаться — тоже, а в итоге получается альбом, главное достоинство которого заключается в факте его появления. Три с лишним дестяка (!) перепевок «Тату», четыре с лишним десятка (!!) перепевок «ДДТ». Всем интересно, как герои нового времени перепевают всем знакомые песни — но кавера получаются, как правило, слабыми и неинтересными. Музыканты или дежурно берутся за воспроизведение той же аранжировки, что и в оригинале, или пытаются подмять его под себя.

С песнями на стихи поэтов та же беда.

Сборник песен на стихи Мандельштама, курируемый тем же Либеровым — тому пример. 21 песня от музыкантов, которые редко промахиваются — от Tequilajazzz до Оксимирона — а в итоге почти все стрелы летят мимо. Сохранить речь не получается. Получается взять знакомые буквы и спеть по ним что-то свое.

И в общем удивительно, что сборник «100 лет после России» в итоге не стал еще одним дурацким трибьютом.

Сборник посвящен первой большой волне русской эмиграции, которой как раз исполнилось 100 лет. Тогда все бежали от войны и советской власти — и сейчас все бегут от войны и советской власти. Авторы первоисточников — преимущественно малоизвестные герои эмигрантской поэзии, которые так и не встретились со своим читателем в России.

Вот они теперь и возвращаются «в Россию стихами» (как в последнем треке R.a.svet на стихи Георгия Иванова. Биография жившего во Франции литератора типичная для той волны — жил в нищете, был любим соратниками, умер в нищете и страшно больной (у него была лейкемия). Рамазан Ахмедов, скрывающийся под псевдонимом R.a.svet очень хорошо понимает, о чем пишет Иванов. Он тоже поэт нового поколения, который вынужден петь по-иному в новых условиях и не претендовать на индустриальные успехи, доступные многим в прошлом десятилетии. ««Моя» Россия всегда будет про любовь, а не про смерть. И я буду бороться за ее образ со своей стороны так, как могу.», — говорит он в интервью «Медузе».

Возможно, это совпадение в ощущениях помогло большинству участников трибьюта прочувствовать чужой текст и аккуратно вписать его в свою музыку. Они уносят с собой за рубеж музыку, чтобы потом вернуть ее слушателю через стриминги и показать, насколько велико отчаяние человека, оторванного от родины, от собственных корней. от собственного языка.

Отчаяние — первая явная эмоция на альбоме. С отчаянием исполняет под стрекот синтезаторов Монеточка «Расстрел» на стихи Владимира Набокова — редкого представителя потерянного поколения русской литературной эмиграции, ставшего известным. С отчаянием читает уральский ветеран рэпа Наум Блик «Во сне» по стихам Вадима Андреева и Юрия Мандельштама: «О, этот рок, о, этот мрак Бессмысленного сна!». С отчаянием и надрывом читает Шым из «Касты» стихи «Человек начинается с горя» Алексея Эйснера. «Зазвенит и рассыпется мир голубой».

С дичайшим отчаянием поют акапелла Миша Дымов и Мила Варанина стихи Николая Туроверова про уход из Крыма и убийство коня, который хотел уплыть за своим человеком — но не смог, потому что «мой денщик стрелял не мимо». Вот хип-хоп-кудесник Хмыров объединяет стихи Юрия Одарченко и Владимира Смоленского о жизни на краю ночи, о тьме на сердце и стремление «в могилу поскорее», ведь «в сырой земле так много мест».

Самый показательный трек тут — злобный «Парнас» Сергея Бонгарта в исполнении Noize MC: в нем русская литература умирает, а потом ее доедают мыши. Всех нас они съедят и ничего от нас не останется — наверное, один из самых сильных экзистенциальных страхов в вынужденной эмиграции.

А с другой стороны тут надежда. С надеждой поет Вера Мусаэлян из «Алоэ Вера» стихи Лидии Чернявской: «Это не важно сейчас… Месяцы тихо идут, Месяцы страх берегут, Месяцы помнят о нас», — тянет она под тишайший электропоп. Вот полушепотом Феликс Бондарев под переборы акустической гитары поет стихи Георгия Раевского о восхищении прекрасными мелочами: синевой неба и бабочками.

Самые удивительные песни получились в диапазоне между отчаянием и надеждой (авторы диска с таким же названием, «Порнофильмы», записали самый провальный трек на альбоме, в котором слишком много драмы и слишком мало поэзии — русский рок слишком плохо синхронизируется с чужеродной ему поэзией: с той же проблемой столкнулись «Наив» и «Ногу Свело!») — и обе в конце.

Во-первых, «Флаги» Tequilajazzz на стихи Бориса Поплавского. Лидер коллектива Евгений Федоров назвал этот трек реквиемом «по России как стране, которая всякий раз в истории норовит самоубиться, празднуя какую-то свою умозрительную метафизическую вечность». Флаги сново будут развеваться, но уже не при нас, и смысла в этом может быть мало. Эта песня хорошо рифмуется с «Америками» тех же Tequilajazzz: там герой отправлялся в восхитительное путешествие по собственному желанию.

Во-вторых, уже указанный «Вернуться в Россию — стихами». Печальная и светлая одновременно баллада о том, что мы умрем, но наши книги мыши все-таки не съедят. Правда, нам от этого будет уже ни горячо ни холодно.

«После России» — пример удивительного сочетания хорошей идеи и хорошего чувства. Это по факту не трибьют, а собрание хороших и умелых исполнителей, которые искали и пока не нашли собственных слов для описания своего состояния. Музыканты-эмигранты почти не поют о том, как они теперь живут (кроме, разве что, Noize MC и Арсения Морозова) и как живет без них страна, которая их отвергла. Оказалось, что все слова уже были сказаны 100 лет назад. Ничего не меняется. Нас то ли съедят мыши, то ли мы воскреснем и вернемся в Россию стихами. И все что нам остается сейчас — наслаждаться синевой. А в сырой земле еще места много — успеем