— Иван, можно ли сегодня вывести среднестатистического и потенциального носителя 275-й статьи. С учетом его профессии, опыта, возраста, социального статуса и связей. Это ведь давно уже не только ученые…

— Да, это не только ученые. Профессиональный спектр привлекаемых за «госизмену» сегодня достаточно широк: есть домохозяйки, есть топ-менеджеры крупных компаний, есть военнослужащие, есть ученые. Последних действительно много. Они стоят несколько особняком. На мой взгляд, это связано с тем, что ученые как правило люди еще советской закалки. Они продукт эпохи, они очень верят в систему, они очень доверяют системе. Точнее, привыкли ей доверять. Силовикам их легче уговорить, убедить обманом. И ученые по инерции начинают как бы продолжать верить в эту систему. Они как правило думают: сейчас я все расскажу следователю, все опишу и распишу, а он разберется, извинится и отпустит. И рассказывают правду. А следователь записывает это в том порядке и главное в той трактовке, в которой ему это выгодно — криминализирует.

Именно в силу этого ученые — такая легкая добыча для чекистов с точки зрения зарабатывания статистических показателей и звездочек на погоны. Сегодня в большей степени именно на делах против ученых растет карьера силовиков. Получают награды и премии все, кто задействован в раскрытии и расследовании этих дел.

— Один из самых пожилых арестантов СИЗО «Лефортово» сегодня –специалист в области аэродинамики, физик теоретик Валерий Голубкин. Ему 70 лет. Последние полтора года он под стражей. И у него проблемы со здоровьем. Известно, что незадолго до ареста он участвовал в международном проекте по созданию высокоскоростного пассажирского лайнера. Следствие утверждает, что в одном из отчетов он использовал секретные данные, хотя перед их отправкой сразу две комиссии подтвердили, что никакой секретности не было. Перспективы Голубкина такие же, как и у многих его коллег, которые уже прошли через «Лефортово» — в лучшем случае огромный срок, в худшем, учитывая состояние здоровья, даже не хочется представлять?

— Надежда всегда остается. Расследование по делу Валерия Голубкина уже завершено. Скоро состоится передача дела в суд. Мы, адвокаты, конечно должны в своей работе руководствоваться верой в то, что все-таки удастся защитить человека. Но ясно, что в нашей стране надо быть реалистом. Мы понимаем, в каких условиях сейчас расследуются и разбираются в судах кейсы по таким совершенно железобетонным с точки зрения настойчивости наших оппонентов делам. И Валерий Голубкин понимает (ученый при этом не признал вину — Ред.). Посмотрим.

Конечно, и в предыдущие годы суд шел на поводу у спецслужб. Теперь же у защиты в подобного рода делах положение стало еще сложнее. Но я и коллеги не теряем надежды и в деле Голубкина, продолжаем работать.

— Если убрать за скобки ученых-«изменников», которыми заселяют «Лефортово» с завидной постоянностью, то поколение сегодняшних «изменников» заметно омолодилось. Это и журналист Иван Сафронов, и основатель IT-компании Group-IB Илья Сачков. Им чуть больше 30. И сидящий в «Воднике» еще один «изменник» Владимир Кара-Мурза-младший (ему 40 лет). Насколько урожайным выдались последние годы на посадки нового типа «изменников родины»?

— Мы с коллегами наблюдаем вспышку с 2015 года. Если до 2015 года выносились два-три приговора по «госизмене» в год, то после и по 15 приговоров в год выходило. В предвоенные 2020 и 2021 годы произошла особенная вспышка дел по «госизмене». За 2022 год приговоров по «госизмене», наверное, еще больше будет. Так как статистику мы можем изучать только по приговорам, то надо понимать, что от возбуждения дела до приговора проходит где-то два года. Сначала предварительное следствие, потом судебное… Таким образом статистику по 2022 году мы увидим в 2024 году. И будем именно по этим цифрам судить о масштабах 2022-го.

Пока я могу лишь руководствоваться своими какими-то ощущениями.

А статья 275-я как раз соответствующая — она идентифицирует внутреннего врага. На войне ведь нужны не только внешние, но и внутренние враги. И вот кинулись искать врагов внутри, демонстрировать обществу, словно кидая поленья в топку войны. Первая категория — это изменники родины, вторая — иностранные агенты.

Но при этом власть понимает: все-таки дел по «измене родине» не должно быть очень много. Глубинному народу стоит показывать, что это все-таки какие-то единичные случаи. Поэтому я сомневаюсь, что таких дел за 2022 будут тысячи и сотни. Приведу один пример. В начале войны некоторые неравнодушные россияне бросились переводить деньги в украинские фонды, чтобы тем самым хоть как-то поддержать украинцев. Генпрокуратура России тут же выступила с заявлением о том, что в таком поведении прослеживаются признаки госизмены. Действительно, есть такая госизмена — в форме оказания помощи врагу и в ведении деятельности, направленной против безопасности России. И Генпрокуратура четко дала понять, что эти фонды ведут деятельность, направленную против безопасности РФ. И предупредила граждан: если вы им оказываете финансовую помощь, вы тем самым совершаете преступление. И я, честно говоря, тогда подумал: что же они сейчас будут делать, переводов же масса была. Неужели возбудят такое большое количество дел по госизмене? Нет. Когда они ужаснулись масштабам переводов, то, очевидно, поняли, что придется возбуждать десятки тысяч дел. А это очень сильно будет характеризовать страну, «спасающую» соседнее государство. Выяснится, что в самой стране оказывается очень много «изменников». И силовики пошли по другому пути: Генпрокуратура стала выписывать гражданам так называемые официальные предостережения. Это как бы такая мера профилактики. Типа погрозить пальчиком и сказать: «Ай-яй-яй, не надо переводить деньги украинцам». Хотя перевод денег организации, которая, по мнению госорганов, проводит «деятельность, направленную против безопасности РФ», — это уже оконченный состав преступления. Можно смело предъявлять обвинение. Но по причине политической целесообразности решили пойти по другому пути. Для пущей важности силовики со спецназом стали врываться в дома и в квартиры к тем людям, в отношении которых выдавались эти официальные предостережения. Граждан записывали на камеру. А потом показали по центральным каналам, чтобы послать народу сигнал: так делать нельзя.

Поэтому дела о госизмене продолжают оставаться все-таки штучным товаром, который как правило всегда упакован в яркую обертку пропагандистского характера: вот смотрите, кто враги, вот из-за чего все так плохо, в том числе на фронте.

— Апелляция недавно оставила 22-летний приговор Ивану Сафронову в силе. История на этом закончилась, можно, увы, ставить точку или есть еще какие-то шансы изменить его судьбу?

— Впереди, безусловно, кассация в Верховном суде России. Есть полгода на нее. Плюс у нас все же сохранено право на обращение в Европейский суд по правам человека при всем понимании того, что он сейчас не в чести у российских властей. Но адвокаты в деле Вани Сафронова не спринтеры, а скорее стайеры, мы бежим на длинную дистанцию. И понимаем, что да, в ближайшее время, при этом режиме, наши подзащитные, скорее всего, будут находиться там, где они сейчас находятся. Но в то же время чувствуем, что режим не вечен и нестабилен, особенно сейчас. И обязательно могут открываться окна возможностей. И нам надо быть готовым к тому, что для наших подзащитных это окно возможностей откроется, в том числе для Вани.

— Его сейчас этапируют в колонию?

— Да, его ждет этап. Он окажется в исправительной колонии строгого режима в одном из российских регионов. Но Иван молодец, он просто геройски держался на апелляции и держится сейчас, несмотря на тот ужас, который происходит вокруг него.

— Весной 2021 года на вас как на защитника Сафронова завели уголовное дело о разглашении данных предварительного расследования и, по сути, вынудили уехать из страны. Сейчас, по прошествии полутора лет, когда вы создали «Первый отдел» и работаете из Грузии, как вы сами понимаете: причина была только в защите Сафронова?

— Сейчас я рассматриваю 2021-й как зачистку информационного поля перед войной. Уже тогда выдавливали из России всех тех, кто создавал независимый информационный контент. Либо выдавливали, либо сажали. Вспомните: и сколько тогда появилось иностранных агентов.

Что касается меня, то я работаю адвокатом с 1995 года. Не первый год защищаю людей со статьей «госизмена». В 2021-м году вроде как ничего нового не делал, работал как и прежде. Рассказывал о делах, которые ведет моя команда, публиковал те документы, не секретные, разумеется, которые показывали, в чем обвиняется мой подзащитный, объяснял, почему дело абсурдно. И вдруг в 21-м году в отношении меня возбудили уголовное и заставили уехать из страны, парализовав мою профессиональную деятельность. Мне в принципе поставили запрет на профессию в России (в марте 2022 года адвокатская палата Санкт-Петербурга приостановила Павлову статус адвоката — Ред.). Поэтому я принял решение для того, чтобы оставаться полезным для своих подзащитных, просто уехать, чтобы продолжать им помогать.

сначала в 2021-м убрали «Команду 29», ОВД-Инфо, а в 2022-м — «Эхо», «Новую газету», «Дождь». СМИ закрывали нажатием одной кнопки в один день.

До 24 февраля я часто думал, что происходит, анализировал варианты, пытался найти причины. Одним из вариантов была война. Но я не верил. Мне казалось невозможным развязать войну в центре Европы в 21 веке… Потом в январе 2022-го думал, может Путин решил пойти по казахскому сценарию и передать власть какому-то техническому человеку. А для этого нужны стерильные информационные условия, чтобы никто не мешал и не создавал негативный информационный фон в стране. 24 февраля все встало на свои места. Причина происходивших зачисток стала очевидной. Ответы на все мои вопросы нашлись сразу же.

— Часть сотрудников вашего «Первого отдела» остались работать в России. Как вообще сейчас складывается работа организации, когда вы с частью коллег находитесь в одном месте планеты, а другие в России, и, понятно, находятся в зоне риска?

— Прежде чем уехать, мы, во-первых, нашли для всех наших подзащитных дополнительных адвокатов, которые вошли в эти дела. Ведь адвокаты они сами по себе независимые. Они могут сотрудничать с кем угодно. У нас есть, так сказать, коллеги, которые будучи в России, готовы вступать в дела, которые ведет «Первый отдел» или которые интересны «Первому отделу», то есть по нашему профилю: ученые и другие фигуранты дел о «госизмене». Ни мы, ни эти адвокаты ничего противозаконного не делаем. Это сотрудничество разрешено законом.

Мне кажется, сегодня власти в России по-прежнему страшны другие — те, кто создает информационный контент, который востребован обществом. Кого общество читает, слушает, смотрит. А адвокат в суде — да, господи, когда суд у нас вообще обращал внимание на адвокатов? Будь у твоего клиента хоть три алиби, суд всегда может закрыть на это глаза и все обставить так, как это выгодно силовикам. А вот если люди начнут узнавать о том, что происходит за закрытыми дверьми зала судебного заседания, — то это гораздо чувствительнее для власти. Ведь люди могут ужаснуться тем действиям, которые власть хотела бы скрыть. И власть будет бороться с теми, кто создает информационный контент, прежде всего, конечно, с независимыми журналистами, гражданскими активистами и общественными деятелями. У власти сейчас очень много таких болевых точек: среди них по-прежнему Навальный, Яшин, Кара-Мурза. Те, кто создает и распространяет информационный контент, востребованный обществом.

Мы же в «Первом отделе» просто продолжим работать, как и работали — честно выполнять свой профессиональный долг. То есть бороться с нашими оппонентами, которыми является всемогущая спецслужба, увы, захватившая сейчас в заложники практически всю страну и диктующая ей свои условия.