СюжетыОбщество

«Мина прилетела в соседский двор в собачью будку, песик погиб»

Как сегодня живут херсонцы на правом (освобожденном) и левом (оккупированном) берегах Днепра, рассказывают они сами

«Мина прилетела в соседский двор в собачью будку, песик погиб»
Люди на вокзале перед посадкой в эвакуационный поезд, Херсон, 23 ноября 2022 года. Фото: Ashley Chan / SOPA Images / LightRocket / Getty Images

«Сидим как зайчики»

Александр, 44 года. Херсон, правый берег Днепра

— Три недели живем без хлеба: печи электрические в пекарне, а света нет. Но лучше без хлеба, чем в Херсонской народной республике. Город заминирован плотно. Водоканал и ТЭЦ взорвали. Разворовано всё: школы, больницы, музеи, пожарные части, гостиницы и просто частные дома. Но люди счастливы.

Как зайчики сидим. Знаешь, как та картина: собака зайца уже нюхает, а он ушки прижал, глазки закрыл — спрятался… Кто собака? Так прилеты эти ежедневные теперь наш главный враг. Только и мысли: «Господи, лишь бы пронесло». Слышишь «бабах» — не в нашем дворе, значит, пока живы.

Мои солнечные батареи, которые я установил перед уходом рашистов, работают, только с их помощью и спасаюсь. Электричества, тепла и воды нет уже три недели. Отопление у меня тоже на электричестве. На отопление работы солнечных батарей не хватает, но всё остальное в доме работает. Когда солнышко есть, заряжаю машину. Недавно как раз зарядил, по городу смог поездить по разным делам.

Мобильная связь появилась, магазины открылись. Вернулась почта и банки, заработали некоторые банкоматы.

В общем, то, что не разграбили, запускается в первую очередь. Я, честно говоря, всё еще не могу осознать, что за дремучие существа на нас напали.

Коллаборантов, которые не успели уехать, силовики сейчас ищут и арестовывают. Не знаю, что будет с теми, кто получил российские паспорта. У меня таких знакомых нет. Мне кажется, паспорта получали единицы. Скорее всего, кто агитировал за Россию, помогал референдум готовить, те уехали. Они понимают, что их, скажем так, на вилы подымут. Не знаю, будет ли здесь самосуд. Вряд ли. Но от правосудия и тюремных сроков эти мрази не уйдут. Всё будет цивилизованно. Мы — не россияне, чтобы людей среди ночи с черным пакетом на голове куда-то увозить. С другой стороны, я не могу отвечать за настрой людей, у которых запытали до смерти близких по доносу или указке коллаборантов.

После освобождения Херсона я наконец-то смог попасть на свое предприятие, откуда орки в начале марта вытолкали меня автоматами в спину. Наши военные сказали, что все цеха заминированы и мне пока заходить не стоит. Говорят, если сильно любопытный, зайти можно, но сохранность твоих рук и ног никто не гарантирует. В общем, я пока не заходил туда, хотя очень интересно, что осталось у меня на предприятии, а что украли. Как бы там ни было, запустить производство я сегодня не смогу, даже если парни уже всё разминировали — электричества нет.

Когда открыли первый «АТБ» после освобождения города, я тоже туда поторопился. Народу — тьма. Очередь — от входа до касс. Но я внутрь зала даже не пошел, пробился только к кассе — за украинскими сигаретами. Мне рашистские сигареты так не нравились, что хоть бросай курить. Всё перепробовал, что в город из Крыма привозили. Видать, что-то не то у них с технологией производства.

Рынок тоже работает. Но пока продают то, что российское осталось. Если в рублях, то 1200 рублей за палку колбасы очень низкого качества. Не знаю, кто за такую цену покупает. Рубли нигде не принимают. Да их и нет у людей. Они были в основном у коллаборантов и российских военных. Они из города ушли — и рубли вместе с ними. Рубли люди, кстати, называют «фубли». В обменниках рубли тоже не видел.

По городу много пунктов выдачи гуманитарной помощи и горячего питания. Если человек не может выйти из дома, то нужно только найти способ сообщить об этом, ему всё принесут домой. Важно не просто помочь гуманитаркой — важно дать людям ощущение, что они защищены.

Мы очень обозлены на русских. Всё ведь было хорошо в наших отношениях, пока Путин не напал на Украину. Мои родители — русские, они приехали на Херсонщину из закрытого уральского города. Я родился уже здесь.

Понимаешь, когда вокруг всё взрывается, у меня еще и в голове конфликт. Я — русский, с русской фамилией, говорящий на русском языке… Но до чего же я теперь ненавижу русских.

Всю жизнь я разговаривал на русском, а теперь приходится переходить на украинский, потому что мне стыдно говорить на языке оккупантов.

В день освобождения я на крыше монтировал солнечные панели, смотрю, мимо проезжает военная машина. Я аж не поверил. Думал, рашисты какую-то подставу готовят, под украинские вооруженные силы перекрасились, людей из домов выманивают. Потом смотрю, еще едут! Радость невероятная.

Сегодня по городу военных не вижу, они ушли дальше. В Херсон вернулась полиция, СБУ, пожарные и медики. Потихоньку возвращается жизнь, но с левого берега нас постоянно обстреливают. Стреляют хаотично, предположить, куда именно рашисты целятся, невозможно. В основном от обстрелов страдают жилые дома. Моему знакомому в дом прилетел снаряд, в спальне, где спала дочь, обрушился потолок. Спасло то, что у кровати были высокие железные быльца (спинки кровати.Прим. ред.), на них потолок и задержался, и девочка осталась жива.

На днях мина прилетела в соседский двор в собачью будку, песик погиб. Забор между дворами снесло, дом разворотило, окна выбило. Удивительно: починили всё за день. Очень много людей пришло на помощь. Как муравьи. За день всё отремонтировали и убрали. Все материалы город дал бесплатно.

Я еще пару дней назад думал: какой смысл куда-то уезжать, прилетает по всей Украине — от судьбы не убежишь. Я знаю херсонцев, которые смогли выбраться из оккупации, но попали под обстрел и были ранены или вовсе погибли от русских ракет на подконтрольной Украине территории. После прилета в соседский двор возникло острое желание куда-то уехать, но пока остаемся. У меня электромашина. Как назло, неделю дожди и тучи, не могу зарядить. Хотел бы уехать — всё равно не смог бы.

С другой стороны — Херсон ожил. Люди по улицам ходят, даже лица посветлели. Дети в городе видны стали. Так что будем жить.

«Мы больше не в рабстве»

Лидия, 75 лет. Херсон, правый берег Днепра

— Со дня освобождения Херсона я еще ни разу не выходила на улицу. Нет электричества — не работает лифт в доме, а с палочкой после инсульта я по ступенькам далеко не уйду. Иногда пробивается мобильная связь, и я могу поговорить пару минут. Но эта радость случается не каждый день. У меня в квартире нет ни воды, ни света, ни газа. Холодно, но я стащила все одеяла в одну комнату, греюсь, как могу. Ко мне каждый день прибегает 15-летний внук. Он рассказывает последние новости, приносит воду и еду. Раз в пару дней берет мой телефон и носит куда-то заряжать.

Я очень плакала, когда узнала, что ВСУ вошли в город. Мы больше не в рабстве — это прекрасно. Осталось только дожить до конца войны и увидеть возвращающихся в город родных.

Я живу возле реки, в микрорайоне «Остров». Каждый день нас обстреливают по несколько раз. В мой дом пока не попали. С внуком наклеили на оконные стекла скотч. При взрывах всё дребезжит и трясется, но окна пока целы. Знаете, мой муж умер год назад. Полвека мы с ним вместе преодолевали все жизненные тяготы. Вот не поверите, я молюсь богу и каждый раз говорю: «Господи, спасибо, что Женя этого не увидел». Он — русский, наши дети живут в Питере. Женя бы не смог такого вынести: нас убивают русские.

«Я устала бояться»

Наташа, 44 года. Голая Пристань, левый берег

— Мы с детьми продолжаем ждать ВСУ. Рашисты, видимо, поняли, что народ из города не уедет, поэтому всё, что они закрыли, когда увозили отсюда свою администрацию, теперь снова открывается. К тому же все их запреты по ним же и ударили. Неделю назад, когда я ехала с ребенком на велосипеде от своего больного отца, возле нас остановился военный «Тигр». Солдаты спросили, где найти «Скорую помощь». В машине кто-то стонал. А где найдут врачей, если их власть всё закрыла и умотала отсюда? Вот вояки со своими ранеными и метались по городу, пытаясь найти хоть какую-то помощь. Потом на Скадовск помчали. Не знаю, довезли до врачей своих солдат или нет, 60 км всё-таки проехать до больницы теперь надо. Хотя мне их ни капли не жалко.

Какое-то время у нас не было света и воды. Газ был, им грелись. Включали плиту, духовку — в кухне тепло и в доме не так холодно. Сейчас всё работает, пусть и с перебоями. Не всегда, но продолжает работать российская связь. К нашей радости, стала пробиваться и украинская, хотя интернета всё еще нет.

Каждый день у нас в городе слышны взрывы. Вчера ночью так бахнуло, что мы с детьми аж подскочили. Но потом глянули: дом цел, мы целы — и снова в постель. Но я больше уснуть не смогла. Да и вообще девятый месяц выспаться не могу, но страха — такого, как в начале войны, — больше нет: я устала бояться, я хочу свободы от оккупантов и готова терпеть неудобства, пока не придут наши.

«Меня в тюрьму отправят?»

Павел, 76 лет. Голая Пристань, левый берег

— Я теперь болею сильно, из дома не выхожу вовсе. Одна радость была — на рыбалку потихоньку ходил, когда сил хватало с палочкой передвигаться. Теперь не хожу — и сил нет, и берег заминировали. Как Херсон от русских освободили, расстроился. Это что, ВСУ и до нас дойти может? И что потом с нами будет? Меня в тюрьму отправят? Я ведь российскую пенсию брал, когда украинскую получать не смог.

Сын говорит, что в Херсоне ВСУ сжигает дома тех, кто российские паспорта получил и брал пенсию с гуманитаркой. Так это мой дом тоже сожгут теперь? Я ведь в референдуме участвовал. Ко мне пришли три женщины, говорят: «Вот здесь распишись». Я только вопросы им задавать начал, сразу солдат с автоматом в дом зашел. Так я и не стал больше ничего говорить, расписался, где просили, лишь бы они ушли.

«Соседи стараются в домах жизнь имитировать»

Ирина, 53 года. Голая Пристань, левый берег

— С 18 ноября в городе открылась поликлиника, с 21-го — заработала больница. Врачи, кто не уехал, возвращаются на работу. Это хорошая новость для нас. Как раз наши с мужем родители сильно болеют. На днях размышляли, что делать: если везти их в Скадовск, то на чем? Пока искали, кто отвезет не очень дорого, врачи вернулись.

Мы никуда уезжать из города не собираемся — живем одним днем и молимся, чтобы в наш дом снаряд не прилетел. Но чему быть — того не миновать.

На рынке рубли не принимают. В магазинах тоже. Хотя у нас есть один «Магазин социальных цен», который россияне открыли, там можно картами российских банков оплачивать и наличными рублями. Но если нужно что-то купить за рубли в аптеке, тогда приходится ехать в Скадовск. Там поставки из Крыма. Купила матери лекарство, стоит ровно в два раза дороже, чем в Крыму.

Недалеко от наших домов российские солдаты оборудовали укрепление, установили пулеметы, и сами там сидят целыми днями. К соседям бегают то за кипятком, то рацию или телефон зарядить. А как ты им откажешь, если они с автоматами в дом заходят? Все спрашивают, есть ли у нас рядом свободные дома. У нас никто не уехал. А у тех, кто уехал, соседи стараются в домах и квартирах жизнь имитировать: по вечерам бегают, свет зажигают. Ну или кто-то из семьи к соседям ночевать ходит. И так по всему городу. Хотя они всё равно заселились в свободные дома, которые успели обнаружить.

Одного боюсь: что они из нашего квартала начнут Херсон обстреливать, а им «ответка» от ВСУ прилетит. Думали, к отцу перебраться, так его дом у реки — всё вокруг окопами изрыли, а где не окопались, там всё заминировали. Боимся из дома выходить, честно говоря. Но и в доме с таким «соседством» страшно.

shareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.