Недавно давал интервью киевскому телевидению, и меня спросили то, что спрашивают довольно часто, я и сам задаю этот вопрос, когда беру интервью: «Сколько должно пройти времени, чтобы украинцы без приступов ненависти и отвращения смогли читать русские книги, смотреть русское кино, слушать русскую музыку?»

Обычно в ответ вспоминают Баха и Гёте. Говорят: смотрите, какие ужасы творили немцы во время войны, но читаем же мы Гёте, слушаем Баха, а некоторые не брезгуют даже Ницше и Вагнером. Просто должно пройти время. Десять лет, двадцать. Чтобы зажила рана.

Или говорят: нет, этой ране никогда не зажить.

А я думаю, и месяца не пройдет. И до конца войны ждать не надо. Если прямо сейчас по-русски напишут нового «Фауста», его тут же прочитают и украинцы, и весь мир. Никакая русофобия не спасет. А уж если «Крестного отца» на «Мосфильме» снимут — тем более.

Только не снимут и не напишут. Война, может быть, потому и идет, что русская культура не способна сейчас создавать великие произведения, интересные всему миру. Не в том она настроении.

Ей нечего предъявить миру, кроме иранских беспилотников. Если бы было, тогда зачем воевать?

Ужас 24 февраля не только в том, что начали убивать в промышленных масштабах (хотя это, конечно, главное), но и в приговоре, который обжалованию не подлежит: всё, что было до этого, было зря. Все тридцать или сколько там лет. А для моего, например, поколения это вся жизнь. Жизнь без настоящего, жизнь, выброшенная в мусорное ведро.

Мы часто говорим о том, что Россия живет с головой, повернутой назад. Что самое важное для нее — победа 1945 года. И вообще советское прошлое, из которого выпотрошили советские идеалы, оставив лишь символику и имперское хамство. Как раз поэтому — из-за отсутствия внятного настоящего. Россия живет не сегодняшним днем, а прошлым, искаженным светом давно погасшей звезды. И уж тем более не в силах строить планы на будущее. Это катастрофически влияет на экономику, на политику, на общественное сознание.

Но ведь то же самое можно сказать о культуре!

Я хорошо помню, как развивалась наша культура после 1991 года. Первые десять лет ушли на мучительное осмысление советского прошлого, которое так и не смогли осмыслить в итоге. И оказалось вдруг, что от либеральных проклятий совку до «у нас была великая эпоха», как писал Лимонов, и «Старых песен о главном» — всего один шаг. Причем совершенно неважно, делали его патриоты или либералы, — и тех и других намертво придавило прошлым.

А дальше началось время постмодернизма, примерка на себя чужих масок. Серебряный век, шестидесятники, Че Гевара… И как-то плавно дошло до масок фашистского философа Ильина и антисемита и брежневского лизоблюда Александра Чаковского, автора романа «Блокада», по которому снят нуднейший застойный фильм. Совершенно мертвый. Недавно видел в Хайфе его монументальный трехтомник. Ей-богу, он выглядит солиднее, чем Достоевский и Толстой вместе взятые.

Маски Сталина, маски Берии, маски сталинского убийцы Павла Судоплатова — если вы читаете патриотические телеграмм-каналы, то неизбежно натыкались на эту фамилию. О Судоплатове там говорится с максимальным пиететом и уважением. О нем уже написаны десятки книг и снято несколько фильмов.

Россия последних лет — зияющая пустота, прикрытая чужой одеждой, которая ей не идет.

Культура строилась так же — как игра сопляков в героев. А давай мы как «Пинк Флойд», я буду Роджер Уотерс. А ведь Вася — он современный Набоков! А Петя вообще Гумилев!

И так далее. Но это образованная публика, а для необразованной хватило ужасных застойных фильмов о Великой Отечественной и еще более ужасных постсоветских сериалов, насквозь фальшивых. Из них и брали ролевые модели.

Массовый отказ быть собой — вот что с нами произошло.

Но была и прямо противоположная линия в нашей культуре, которую я нежно люблю, которой был очарован долгие годы, но теперь вынужден признать, что и она тупиковая. Она тоже привела нас в тупик войны. Апология частной жизни, уход с макроуровня на микроуровень, что многие проделали с удовольствием.

Нас убедили в том, что большие идеи рождают большую кровь. А значит, не надо никаких идей крупнее, чем потрахаться и купить квартиру в Москве, чтобы в ней потрахаться. Будем маленькими, ничтожными, закроем глаза на мировое зло, и тогда нам ничего страшного не грозит. Жизнь превратилась в болото, а на болотах, как сказано у Конан Дойла, как раз самое зло и дремлет.

Помню рассказ «День без числа» известного (и хорошего, на мой взгляд) писателя Романа Сенчина. Там мастерски описывался обычный день провинциального парня; встал, поссал, сказал несколько ничего не значащих слов, выпил пива, опять поссал, вот и закончился день. Читаешь это и думаешь: а как могло не быть войны? Мертвые люди — они умерли раньше, чем их стали убивать на войне. Эти люди больше ни для чего не нужны, кроме войны и самоистребления. Что в конце концов и было с ними проделано.

Апология ничтожества видна была на всех уровнях: от телепередач типа «Давай поженимся» до сериалов и книжек в мягких обложках, изданных миллионными тиражами. Эта продукция кричала на весь свет: «Да, мы говно, мы ничтожества и очень этим довольны! А чего добился ты?»

Я понимаю, что это звучит жестоко и аморально, но когда сейчас мы морщимся от слова «мясо» в военных сводках и аналитике, время задуматься: а разве не мясом были большинство из нас еще до начала боевых действий? Люди, живущие без смысла и цели, боящиеся взять на себя ответственность, не знающие ни большой любви, ни больших идей… Только деньги, заемные мечты из рекламы, убогие квартиры и работа без продыху. Незачем жить, не жалко «ни тебя, ни меня, ни его», как пел Шнур, бессовестный человек, всё понявший про наше время.

Нас как будто растили на убой. И массовая культура приложила к этому руку. Не массовая, к сожалению, тоже. Могло ли не быть войны?

А хуже всего то, что и мир, по большому счету, не создал за последние тридцать лет гуманитарных ценностей, сравнимых с тем, что принято называть классикой. Длинный ряд произведений, которые относят к канону в музыке, в литературе, в изобразительном искусстве, за крайне редкими исключениями обрывается где-то между 1989 и 1995 годами. Детство сегодняшних солдат прошло без великих произведений, созвучных нашему времени, без образцов гуманизма в масштабе всего человечества.

Это не значит, конечно, что всё плохо, что не было вообще ничего хорошего. Было, и много, но язык не повернется сравнить Мураками и Бегбедера с Камю и Бёллем. Билли Айлиш с «Битлз», Марину Абрамович с Марком Шагалом. По ценности высказывания, по степени влияния на людей.

Да, выходит, что и мир тоже. Именно поэтому война, начавшаяся 24 февраля, — мировая.