28 сентября жены и матери мобилизованных направили заявление в московскую военную прокуратуру гарнизона № 231 с просьбой помочь их родственникам. В обращении в прокуратуру женщины пишут, что по приказу майора Николаева мобилизованные из 6-й и 7-й роты Ямпольского полка Кантемировской дивизии были направлены в город Сватово Луганской области на передовую линию, где по ним велся «сильный минометный обстрел со стороны ВСУ». Заявительницы отмечают, что в связи с гибелью руководства и отсутствием связи со штабом мужчины решили покинуть передовую и вернуться в штаб. Однако, по их словам, командование начало запугивать их и угрожать трибуналом, если они не вернутся на линию фронта. В заявлении женщины пишут, что приехать обратно на передовую их родственники не могут, так как у них нет оснащения и должного командования. Родственницы мобилизованных просят прокуратуру провести полноценное обучение и обеспечение мужчин.

Мы приводим слова жен мобилизованных, имена изменены по просьбе героинь.

Ирина, жена 24-летнего мобилизованного из седьмой роты Кантемировской дивизии

— Моего мужа 25 сентября призвали по мобилизации. Повестка пришла по месту прописки в почтовый ящик. У мужа всегда была такая политика: придет повестка — бегать не будет. Когда повестка пришла, мы позвонили в военкомат, они сказали, что нужно просто для учета прийти с паспортом и военным билетом. 25-го он зашел в военкомат, а когда вышел, сказал: «Через час мы уезжаем в часть».

Из военкомата его отвезли в часть Наро-Фоминске. 28-го из части Наро-Фоминска его отправили в Белгородскую область. 14 октября он мне в последний раз позвонил, сказал, что его увозят на линию фронта, а больше о нем не было никакой информации. Я узнавала от других людей только то, что он жив и всё нормально. 26 октября мне поступил звонок от него: «Жена, спасай, нас признают дезертирами. Нас отправляют под трибунал».

В Сватово их обстреливали в течение 12 часов, в роте мужа — все мобилизованные, они лежали там в каком-то лесу и голову не поднимали из-за обстрелов. Их обстреливали из артиллерии и минометов, на их глазах разорвало одного их командира, тоже мобилизованного, у многих контузия, у многих барабанные перепонки лопнули. Благо мой муж цел, жив. У второго командира сломано ребро и осколочные ранения. Он им отдал приказ отступать. Когда стемнело, они начали отступать. Раненого капитана, естественно, забрали с собой. Ребята пришли к своей базе, там им сказали: «Мы вас не пустим, идите обратно». Раненого только они приняли.

Хотят им еще пришить невыполнение приказов командира за то, что они бросили передовую. Но они там были без оснащения, без какой-либо помощи, без обучения. Муж у меня не проходил обучения вообще. Их 27 человек, они отказываются возвращаться обратно на передовую, потому что они хотят жить. После того как они отказались возвращаться, им предложили оснащение новое, бронежилеты, каски — либо под трибунал. Они сказали: «Мы не поедем обратно». И сейчас они в каком-то заброшенном доме. Их банковские карты блокируют, они без средств к существованию, без денег, без еды, без воды. Муж мне сказал, что он не ел несколько дней, и мы не знаем, что с этим делать. Мы ходили в военную прокуратуру. Наше заявление приняли, но сказали просто: «Ждите». Сказали, что это война и никто не знает, как это будет, потому что мобилизация последний раз была восемьдесят лет назад.

Екатерина, жена 27-летнего мобилизованного из Подольска

— Муж был мобилизован 27 сентября, из подмосковного Подольска он был направлен в Наро-Фоминскую воинскую часть, в Кантемировскую дивизию. Ему сказали, что в воинской части он пробудет две недели, пройдет медкомиссию. Но не прошло там и суток, мужа 28 сентября отправили на поезде в Белгородскую область, в лес недалеко от города Валуйки. Первые два-три дня они копали окопы. Люди жили в лагере, прямо под открытым небом. Я сама лично видела этот лагерь, потому что ездила туда. Там были палатки с какими-то буржуйками, которые, по словам мужа, были дырявыми. Некоторые ребята просто ночевали под открытым небом, у них не было палаток. Мы с другими родственницами мобилизованных 9 октября приехали в этот лагерь, там было очень опасно, каждый божий день стреляли. Когда мы приехали, вышли из машины, ребята нас встретили и сказали: «Если будет команда «Воздух!», ложитесь на землю». Почему они к этой команде привыкли? Потому что их постоянно обстреливали. Жутко было, очень жутко. Как только мы отъехали, мне муж перезвонил, сказал: «Слава богу, что вы уехали, потому что в нас немного постреляли».

14 октября моего мужа и всех остальных ребят из роты перебрасывают «за ленту», на передовую. До этого была группа, которая уходила на линию фронта 7 октября, тоже попала под обстрел. По словам моего мужа, в этой группе было 96 человек, вернулись после обстрела 20.

То же самое повторилось спустя две недели. Наши мужья 25 октября были точно так же обстреляны. На протяжении многих часов они просто лежали на земле и притворялись мертвыми по одной простой причине: у них кроме автоматов больше не было никакого вооружения. А против них были минометы, над ними летали дроны, если бы они хоть пальцем двинули, то тут же прилетел бы дрон и их уничтожил. Раненому командиру до сих пор, к сожалению, не оказали должную медицинскую помощь, говорят, что нет аппаратуры. Когда был ковид, у нас во всех городах из фитнес-центров, из всех детских поликлиник делали мобильные ковидные центры. Вопрос к государству нашему: где такие же медицинские центры для мобилизованных? У меня, конечно, куча возмущений внутри, но это Россия, и с этим надо смириться, я знаю.

Наши мужья уходили с улыбкой из военкоматов, с добрым настроением, с надеждой на победу. Они говорили: «Родина нас призвала, значит, нужно идти».

Власти подняли по мобилизации диванные войска без опыта и кинули их в мясорубку. Мой супруг, когда уходил отсюда, говорил, что он падет, если надо, за Россию, он никогда в жизни не отказывался от родины. На сегодняшний момент у него капитально изменилось мировоззрение. Он мне сказал: «Я готов на дезертирство, пусть меня посадят, но на передовую я не пойду. Там билет в один конец». Они два дня ничего не ели, потом с трудом достали наличку, купили себе что-то поесть хоть.

Мы с мужем растили ребенка. У нас положительная семья, очень хорошая, мирная, добрая. Муж работает диспетчером, разруливает те или иные ситуации в плане маршрутизации его компании. Он очень хороший, добрый, ласковый и нежный. Но самое главное — он был добытчиком. А сейчас какой-то начальник ни за что ему угрожает трибуналом за дезертирство.

Елена, жена 31-летнего мобилизованного из Наро-Фоминска

— Я всё время отмалчивалась, боялась навредить мужу, но 26 октября он мне сам позвонил и попросил о помощи.

Когда его мобилизовали, он думал, что месяц пробудет в воинской части в Наро-Фоминске, а на деле он в части пробыл двое суток, на третьи сутки их увезли в Валуйки Белгородской области. Там в лесу разбили лагерь, в лагере их ничему не обучали, два раза отвезли на полигон на стрельбы, и всё.

14 октября увезли в район Сватово, на передовую. Две недели от мужа ни слуху ни духу. Я, естественно, обивала все пороги, звонила дежурному Ямпольского полка, чтобы узнать, как муж. Мне отвечали, что груза 200, груза 300 оттуда нет. Я немножко успокаивалась.

Потом 27 октября он мне позвонил сам, сказал, что у них там творится беспредел, что их выставили, как живой щит, с одними автоматами. Без техники, снаряжения их туда отправили с двумя сопровождающими — такими же ребятами мобилизованными, которые вообще не участвовали в боевых действиях. Муж говорит: «Лена, мы пролежали на земле полдня, потому что работают дроны, работает миномет». Говорит, что это всё происходило в лесополосе, где нет ни листвы, ни укрытий.

Числа 24–25-го начался минометный обстрел, когда они стали выбираться, одного командира разорвало. Второму мой муж помог выбраться оттуда, отвел до базы и вернулся, чтобы вывести остальных ребят. Когда они вернулись на базу, им сказали, чтобы они шли обратно.

Сейчас они находятся в каком-то заброшенном доме в поселке Сватово. Я считаю, что это беспредел — оставлять ребят без защиты, без техники, как живой щит. Чем они так помогут нашей России, нашему государству? У меня нет лишнего мужа. Военнослужащие сами выбрали эту профессию, это их работа, но мой-то муж — гражданский человек. Мы не бегали от повесток, мы не скрывались. И сейчас ребята не скрываются, но им пришивают дезертирство. Они не дезертиры. Они не убежали. Они выносили раненых ценой своей жизни. Значит, кому-то мы даем медали за такие поступки, а кому-то — дезертирство?

У нас спустя несколько дней чудом получилось передать им деньги, они нашли какого-то человека, которому мы с процентами скинули деньги на карту, а он им отдал наличкой. Хотя бы чтобы ребята купили воды и еды. У них вещей после минометного обстрела вообще не осталось. Один спальник на всех, а сейчас же еще и холодно.

Мой супруг патриот, он свято верил в нашу российскую армию, в наше государство. Он не бегал от повестки, с гордо поднятой головой шел защищать нашу родину, и всё было прекрасно, пока наша родина его не предала и не кинула, как пушечное мясо, под обстрел. Без ничего. Он говорит, что разочаровался в нашем государстве, в нашей армии, хотя человек, уходя с горящими глазами, говорил: «Если я останусь жив и всё будет в порядке, я останусь служить в армии». А тут, по факту, мне сломали характер мужа, что он наотрез отказывается от всего, что раньше говорил.

Они готовы сесть в тюрьму, лишь бы так не возвращаться на передовую. Я узнаю позицию мужа каждый день, ну, мало ли, вдруг поменяется мнение. Но нет, это его четкая позиция теперь: «Лучше я буду сидеть, нежели защищать вот так свое государство, которому плевать на человеческие жизни».