Утро

Надежда, пенсионерка, 70 лет. Херсон, правый берег

— Сегодня утром в Херсоне появился интернет. У меня провайдер «Статус». Два дня не работал, но вдруг включился. Сижу дома, не выхожу, передвигаюсь после инсульта с палочкой. Если будет тревога из-за подрыва ГЭС, мы уйдем в дом знакомых, который в получасе ходьбы от нас, туда вода не должна дойти. Правда, не знаю, сколько я туда буду с палочкой идти. Но машины у нас нет. Бензина в городе, говорят, тоже нет. Что касается подрыва ГЭС, я хочу верить, что разум победит. Прорыв дамбы никому не выгоден. В конце концов левый берег, куда убежали коллаборанты, затопит намного сильнее, чем Херсон.

Русский телевизор не работает третий день, с момента официального завершения «эвакуации». Иногда я его включала, чтобы послушать, что они там врут. Теперь и это нам недоступно.

Очень рада, что интернет появился. С утра я занималась удаленно со своими студентами. После инсульта тяжело говорить, поэтому у нас сейчас идеальные лекции — никакой воды, только зерно, самая суть по обсуждаемой теме. Всё компактно. И я, и студенты довольны.

Больше всего выматывает невозможность дозвониться родственникам и друзьям, которые продолжают оставаться на Херсонщине. Это невыносимо. Что только себе не придумаешь, пока слушаешь «Абонент вне зоны действия сети». Мой телефон с российской симкой иногда срабатывает, но редко.

Батюшка из церкви говорит: молитесь круглосуточно, только вера поможет преодолеть этот ужас. Я молюсь. Может, хоть это как-то поможет (плачет). Кто не верил — и те все молиться начали.

Я до сих пор поверить не могу, что война идет. Всё думаю: ущипнуть себя, что ли? Правда это или неправда? Может быть, сон?

Людей практически нет. У нас, когда на площадку возле дома привозили молочные продукты из села, всегда толпа человек 30–40 собиралась. И домашнего купить, и между собой встретиться-пообщаться. Еще пару месяцев назад так было. Сегодня выглянула в окно: пять человек к молочнику вышли. Пока я с палочкой спустилась, он уже уехал — не дождался новых покупателей.

Ты никогда не знаешь, что взбредет им в голову, что им вдруг покажется подозрительным в тебе или твоем поведении.

Звонила приятельница, с которой мы много лет вместе в театр ходили и на этой почве подружились. Она отправила внучку по «программе оздоровления» в Крым. Еще моего внука пыталась на это уговорить, но мы с дочерью категорически против были. Сегодня она звонила и рыдала, говорит, что ребенка еще неделю назад должны были вернуть, но не вернули. Где он, неизвестно. Говорят, езжайте в Крым, ищите сами. Не найдете, тогда — в Краснодарский край по детским лагерям. А она, как я, с палочкой, еле ходит. Не знаю, чем эта история для нее закончится. Внучке 13 лет, а у бабушки никого больше нет, кроме нее, дочь умерла. Приятельница в истерике, плачет всё время. И я вместе с ней плачу.

Очень тревожно. Взрывы слышны, но далеко. По [Антоновскому] мосту уже дня два нет ударов. В городе одни старики, молодежи практически нет.

Мне так жаль молодых: и русских, и украинцев. Такое количество мужчин умирает с обеих сторон — это страшное горе для наших стран и демографический провал в ближайшем будущем. Загляните хотя бы в историю послевоенного СССР. Наши нации ждет страшный период после окончания этой войны. Но я верю, что молодость и жажда жизни победит. Вы, молодые, вы всё решите правильно.

Полдень 

Иван, 40 лет. Херсон, правый берег

— Привiт, сонечко! — Иван, как всегда, настроен положительно. За окном — дождь. Херсон стал серым и пустым. — Видела, «орки» у нас в городе памятники сперли? Как думаешь, зачем? На металл, что ли, решили сдать? Лучше бы своих привезенных Лениных забрали.

Мы весь день собираем сумки. Хотя они у нас и так были собраны с начала войны, но потом то разбирали, то опять собирали. Выехать не получится из города. Мой дом у реки, поэтому с женой и ребенком мы переместимся в дом знакомых, подальше от возможной линии затопления.

Цены выросли дико. Третий день за рубли ничего нельзя купить. Народ пытается от них избавится, но их даже валютчики уже менять не хотят. Никто не верит, что Россия сюда вернется. Мы с женой не работаем с 24 февраля, хорошо, что в первые дни войны купили по мешку муки, разных круп, сахара, много подсолнечного масла.

Саня из нашего райотдела, который коллаборантом после «подвала» стал, кстати, уехал. Звонил мне, просил за домом присмотреть. Дом у него сейчас богатый, много награбил. Но я ему ответил, что уехал из города. Саня рассказывал, что вывез своих родителей, сейчас они вместе живут в прекрасном доме на берегу моря в Скадовске. Фактически мечту свою исполнил. Только радоваться не может — дом чужой, а за коллаборантами охота даже на оккупированной территории круглосуточно идет.

Полицейских в городе не осталось. Военных всё также много, только теперь они ходят по городу, переодевшись в гражданскую одежду. Штаб у них в одном из херсонских вузов, вижу, как они теперь туда-обратно уже одетые «по гражданке» бегают. Я тут подумал про объявление о наборе в тероборону. Так это они сами туда под видом гражданских, наверное, пойдут. Для картинки хорошо — рядовые херсонцы защищают русский мир.

Катера всё еще ездят от речпорта в Олешки и Голую Пристань. Можно на лодке переправиться — цена от тысячи гривен в одну сторону. Официально «эвакуация» завершена в субботу, но я, честно говоря, не видел, чтобы кого-то на катере бесплатно перевозили. Только на переправе можно было на авто проехать бесплатно, с военной техникой вперемешку.

На улицу сейчас лучше не выходить без острой нужды. Тем более, не знаешь, кто перед тобой: свой или предатель — все теперь одинаково одеты. Народ всё также похищают.

Магазины рашистские еще работают, но поставок нет, пустые полки.

Вечер 

Вера, 38 лет, Голая Пристань, левый берег

— Весь день громыхает на правом берегу. Где-то в направлении Николаева. А у нас всё спокойно. Чужаков в городе очень много. Я так понимаю, это коллаборанты, которые определяются, куда им двигать дальше. Как правило, едут в Скадовск и в Геническ. Кто-то отправляется дальше: в Крым и Краснодарский край.

Всем понятно, что русские бегут. Здесь летом нам насильно навязали рубли, а теперь пытаются удержать эти никому не нужные деньги на рынке.

Рубль меняли за 1,25, теперь его никто не хочет брать даже по 0,4. А в Херсоне и 30 копеек за рубль не дают. Рубль обвалился, принимать его продавцы не хотят, потому что товар ты отдаешь реальный, а бумажки эти ничего не стоят. Одна из трех пекарен в городе перестала работать, так как коллаборанты требовали переходить на рубли. В общем, пекарня просто закрылась.

С воскресенья катера между Херсоном и Голой Пристанью уже не ездят. До этого в течение пары дней я видела на автостанции три больших белых автобуса без каких-либо опознавательных знаков. В них садились многие люди, приехавшие на катере. Куда их увезли, я не знаю, но, когда они грузились, по периметру стояли военные с автоматами.

Кто бежал в первую очередь? Те, кто сотрудничал с оккупационной властью. Те, кто взял российские паспорта, и теперь не понимает, что дальше делать.

Не могу сказать, что в Голой Пристани идет массовое заселение эвакуированных. В случае наводнения наш город затопит полностью, поэтому коллаборанты предпочитают двигаться дальше. Но некоторые остаются. Есть случаи, когда выселяют квартирантов, если узнают, что они — не хозяева жилья. На их место как раз селят эвакуированных.

Настроение какое? Как говорил Попандопуло (герой «Свадьбы в Малиновке»): «Мы на грани грандиозного шухера». Чем оно всё закончится — непонятно.

Стало много военных в городе. Бегают по строительным магазинам и рынкам, по оставленным хозяйствам, ищут полиэтиленовую пленку и другие утеплители. Я так поняла, они рядом строят укрепление, пытаются утеплить свои блиндажи.

По поводу возможного подрыва ГЭС я не переживаю. Не думаю, что будет потоп, а подтопление — да, будет. Я себя этим успокаиваю. Пока до нас волна докатится, она потеряет свою силу и высоту. А если я ошибаюсь, то будем тогда в лодках спать и проснемся уже в солнечной Турции.

Ночь или мрак 

Ирина, 53 года, Голая Пристань, левый берег

— Две недели назад мы нашей бабе открыли виртуальную карту, чтобы Украина деньги перечислила. Пенсию в полном объеме, начиная с конца весны, когда Укрпочта закрылась. Вот с тех пор она ее больше и не получала.

— Так она же российский паспорт оформила и пенсию от русских получала всё это время. Она же говорила, что «ненавидит хохлов» и каждый день «молится за Путина», — удивляюсь я.

— Ну и что! Деньги-то тут при чем, если можно их везде получить? Тем более, что за рубли не купить больше ничего. С субботы уже ни в одной торговой точке рубли не принимают. У нас сегодня один флаг, завтра — другой, нам всё равно, кто деньги дает.

Дети, которые уехали, всё еще отдыхают в Краснодарском крае. Им продлили пребывание до 28 октября. У них всё хорошо, они вернутся скоро к своим родителям.

Мы никуда не поедем. У нас баба лежачая, ее не бросишь. Так что, если вода пойдет, мы все тут останемся… Хотя, может, успеем на машине до Гладковки доехать. Погрузим бабу, деда, сына, кошку, собаку. Больше ничего взять не сможем, машина маленькая и старая.

В наши края эвакуированных не селили. Все соседские квартиры пустые стоят. Хотя хорошо бы в Крым поехать, в пабликах пишут, что каждому эвакуированному по сто тысяч выдают сразу на руки. А еще жилищные сертификаты на покупку любой квартиры по желанию, в любом месте России.

Телевизор у нас работает, слава богу. Не работал бы, баба с дедом мне бы все нервы вытрепали, а так они хоть делом заняты. Очень любят «60 минут» смотреть.

Я ВСУ не жду. Нас тут постоянно пугают, что Украина вернется и со всеми предателями разберется. Пусть нацики там Херсон захватывают, лишь бы Голую Пристань не трогали. Меня здесь всё устраивает. Только по ночам страшно, если вдруг тихо становится. Сразу просыпаешься, начинаешь в темноту вслушиваться. Если стреляют — хорошо, хотя бы понятно, насколько далеко. А если тихо — всё сжимается от страха внутри.