Приграничье 

В Косово мы выезжаем в районе семи утра. В большом автобусе дай бог наберется пятнадцать человек. Большая часть из них выйдет на промежуточных станциях, так и не доехав до конца маршрута. Дорога пролегает почти через всю Сербию, с севера на юг. По серпантину Балкан, мимо горных деревень и кладбищ автомобилей. В приграничном с Косово городе Рашка в автобус сядут еще двадцать пассажиров. Сербы сюда почти не ездят.

На КПП Яринье пограничники раздают автомобилистам белые наклейки, чтобы можно было закрыть ими сербскую символику на номерах машин. «Режим наклеек» ввели еще в прошлом году, когда первое серьезное обсуждение запрета на въезд в Косово с сербскими номерами вызвало протесты среди сербского населения. Косово сербские регистрационные знаки и документы фактически не признает. Как и Сербия не признает документы и номера частично признанной республики.

Номера заклеивают здесь почти все. Яринье соединяет «большую Сербию» с Северным Косово, «сербским анклавом» страны. Регион включает в себя четыре муниципалитета: Лепосавич, Звечан, Зубин-Поток и Северную Митровицу, где проживает почти 50 000 сербов. Еще около 40 000 сербов проживают в южных анклавах (цифры очень примерные, точной статистики по Косово почти нет). Для Косово с населением в 1,7 млн человек, из которых около 90% — албанцы, эти цифры не выглядят значительными.

От границы до Митровицы, города, чья северная часть является центром Сербского Косово, ехать всего полчаса. Мы проезжаем машины KFOR (The Kosovo Force), сил НАТО в Косово. Митровица — город неформально тоже приграничный, только разделяет он сербский анклав с остальными территориями частично признанной республики. Граница — река Ибар и Новый мост, который связывает два берега. Северный берег Митровицы с момента окончания Косовской войны в 1999 году принадлежит сербам, но в самом муниципалитете жителей не так много — максимум двадцать тысяч человек. Албанцев по южную сторону от Ибара живет порядка шестидесяти тысяч.

На первый взгляд, Северная Митровица мало чем отличается от других небольших городков на Балканах или российских поселков городского типа. Жилая обшарпанная застройка, обменники валют, разбитые витрины. У проезжей части с лотков продают фрукты и овощи. В маленьких магазинах — хаос на прилавках. На улицах много мусора. Столбы вдоль дорог увешаны объявлениями (что купить, продать и где взять микрозайм) и балканскими смртовницами — листовками с информацией о смерти жителей и месте проведения похорон.

В низу надпись: «Косово — это Сербия. Крим je Русиja». На соседних домах муралы схожие. Бастующие люди на фоне сербского герба с подписью «… Jер одавде нема назад» (пер. с серб. «потому что отсюда нет пути назад». — Прим. ред.). Другие свободные пространства на стенах увенчаны самодеятельностью городских жителей. Здесь это нарисованные черным баллончиком российские Z, а также надписи против НАТО, президента США Джо Байдена и Евросоюза.

В 1999 война в Косово завершилась бомбардировкой Югославии войсками НАТО, после чего контроль над Косово перешел к KFOR.

Между граффити и кирпичными домами, будто в клетке, заперт огромный памятник князю Лазарю — предводителю сербской армии, задержавшей продвижение турок-османов на Балканы в XIV веке. Рукой он показывает на другой берег.

Памятник Лазарю в Северной Митровице — самый центр. Улица, ведущая от памятника к Новому мосту, — пешеходная, точнее, стала ей после того, как мост между Северной и Южной Митровицей закрыли для проезда машин. Здесь дети играют в футбол, стоят ларьки и несколько небольших аттракционов, таких как силомер «боксер». На ней же, на первых этажах жилых многоэтажек, располагается с десяток кафе. Цены в каждом — всего по паре евро за позицию. Плотный обед на двоих выйдет в 700–800 рублей по нынешнему курсу. Как рассказывают местные, нормальные деньги люди здесь получают разве что в школах и больницах, которые спонсируют сербские власти, — где-то в районе тысячи евро в месяц. В малом бизнесе зарплаты на порядок ниже — 300–400 евро.

Косово регулярно занимает верхние позиции в рейтинге беднейших стран Европы. Каждые шесть часов в стране отключают электричество — экономят из-за роста цен на электроэнергию на фоне войны России против Украины.

Между навесами кофеен зияют черные дыры открытых подъездов. Двери обклеены листовками: «Нема предаје! Српска л. к. остаје!» (пер. с серб. «Сдаваться нельзя! Сербские права остаются!» — прим. ред.). На них же перечеркнутые косовские номерные знаки и документы, рядом — отмеченный зеленой галочкой их сербский вариант.

Меньше месяца назад воздух в Митровице был оглушен воздушной тревогой. В Северном Косово стояли баррикады.

Эскалация

Когда в Митровице слышны сирены, люди выходят на улицы. Как рассказывает представительница НКО «Новая социальная инициатива» Милица Андрич, здесь воздушная тревога не работает как призыв искать убежище, бежать и прятаться. Сирены зовут людей на баррикады или в другое место обострения.

С Андрич мы встречаемся в одной из кофеен на центральной улице Северной Митровицы почти через месяц после июльского напряжения. Несмотря на разгар буднего дня, здесь много людей, громко играет музыка. Посетители пьют кислый лимонад, в который ни в Сербии, ни в Косово почти не добавляют сахара.

О том, что еще совсем недавно армия Сербии была приведена в полную боевую готовность, а президент Александр Вучич хоть прямо и не говорил о вторжении, но абстрактно настаивал на том, что, если Приштина не захочет мира, «Сербия победит», ничего не говорит. Даже с учетом того, что до обещанной войны осталась вроде бы пара недель.

— Кажется, в июле половина твиттера сошла с ума от того, что грядет следующий военный конфликт в Европе. С нашей стороны было даже как-то нечестно переносить события в какой-то больший контекст, — неловко улыбается Милица. — Здесь просто всё так работает.

Обострения в Северном Косово происходят на регулярной основе где-то с 2011 года — тогда был заключен договор о свободе передвижения, по которому паспорта и водительские права, выданные в Косово, действуют и в Сербии (Белград всё еще продолжает считать территории Косова и его население своими). Косово тоже признает сербские документы, но не все, а только те, которые были выданы в самой Сербии. Сербские документы можно получить и в Северном Косово, но Приштина их принимать отказывается (разве что свидетельства о рождении для получения ID-карты). Попытки Приштины интегрировать Северное Косово и начать устанавливать там свои порядки приводят к стычкам. Здесь это даже называют «будничной войной».

Милица вспоминает, что прошлой осенью баррикады в Митровице стояли двенадцать дней почти по такому же поводу: власти Приштины пытались обязать водителей с сербскими номерами устанавливать временные номера при въезде в страну. Также звучали сирены, спецназ Приштины применял слезоточивый газ (Милица добавляет, что помимо этого полицейские использовали светошумовые гранаты), а люди вышли на улицы протестовать. Были пострадавшие.

В 2019-м обострение формально вызвали массовые задержания в сербских муниципалитетах, которые в Приштине объясняли рейдами против организованной преступности и контрабанды. В 2017 году к очередному конфликту привел поезд, который должен был соединить Митровицу с Белградом, но из-за надписи на вагонах «Косово — это Сербия» он просто остался на границе. Незадолго до этого сербы возвели короткую, но двухметровую стену перед Новым мостом, формально — для реконструкции улицы. До этого мост несколько лет перекрывали туи в горшках — площадка называлась «Парк мира».

В этом году сирены в Митровице включились ближе к шести вечера. Журналистка местного Radio Kontakt Plus Ана Мария Ивкович рассказывает, что, услышав звук, она и ее коллеги сразу выбежали на улицу, так как понятия не имели, что происходит.

Это довольно дерьмово. Мы получили подтверждение от полиции, что дороги в некоторых местах заблокированы. По официальной информации от Белграда, были возможны погромы. После этого нам оставалось только ждать. Напряженность была очень, очень высокая.

После этого президент Сербии Александр Вучич заявил, что Косово первого августа «начнет силовую операцию против сербов, проживающих на севере края». События развивались стремительно. Выезд из Косово на нескольких КПП закрыли. Сербские и косовские медиа писали, что жители бросают машины на трассах, чтобы перекрыть дороги, блокируют переходы Яринье и Брняк, где якобы были дислоцированы силы косовского спецназа.

По словам Милицы, обеспокоенность жителей обостряло пристальное внимание приштинской полиции к косовским сербам в течение нескольких месяцев до эскалации. В начале июля столичный спецназ приезжал в Штрпце — второй крупнейший сербский муниципалитет на юге Косово, чтобы убрать камеры слежения на дорогах, якобы контролируемые службами безопасности Сербии (в самом регионе утверждали, что камеры вообще не работают уже несколько лет), а также обыскать несколько муниципальных зданий. В других муниципалитетах силы Приштины проводили показательные аресты и останавливали автомобилистов на главных дорогах, чтобы проверить их на контрабанду. Милица задается вопросом: это обычная работа муниципальных служб и региональной полиции — зачем для этого нужен спецназ?

— Меня останавливали силовики, чтобы проверить, на месте ли наклейки на номерах моей машины. Это работа дорожно-патрульных служб. С мной в машине была двухлетняя дочь. Не круто, когда к ребенку подходит мужчина с огромным автоматом в руках, — возмущается активистка. — Для перевозки контрабанды тоже выбирают альтернативные маршруты, а не главные дороги. Многое чем занимался здесь спецназ Косово, не выглядит как работа для него.

В день обострения ситуацию начали «подогревать» медиа. Как сейчас говорит Ана Мария, в СМИ было много дезинформации. К примеру,

и все они находились в южной части. Улицы патрулировала обычная региональная полиция.

Несмотря на общую напряженность, протестовать вышли не так много людей. По словам оппозиционного политика из Митровицы Александра Арсеньевича, на улицах было около двухсот человек, большая часть жителей остались сидеть дома. Не пошла «на баррикады» и Андрич. Девушка объясняет это просто: она же не госслужащая, так что вовсе не обязана этого делать. Как рассказывают «Новой газете. Европа» собеседники из Митровицы, митровчан, которые работают в сербских организациях, зачастую просят выходить протестовать их работодатели.

В результате уже к ночи, когда многие жители Европы, особо не погруженные во все перипетии косовско-сербских отношений, ждали от Вучича объявления войны, Приштина решение временно откатила: вступление в силу новых правил перенесли на первое сентября. На следующий день баррикады начали разбирать.

Всё затихло.

Водораздел 

Хоть Косово и провозгласило свою независимость 14 лет назад, Косовска-Митровица де-факто продолжает существовать в формате двух государств. По разные стороны Нового моста здесь отличается практически всё: люди говорят на разных языках, используют разные валюты, верят в разных богов. Северная Митровица полностью увешана сербскими гербами, на каждом шагу патриотические растяжки, а в цветах сербского триколора делают вывески. Одна из двух смотровых площадок, вид с которой охватывает практически весь город, — территория у православной церкви Святого Димитрия, построенной в начале нынешнего века.

в Митровице действует порядка шести мечетей. Самая заметная из них — мечеть Байрам Паша, которая была построена уже после войны при поддержке Турции на месте старой мечети Иса-Бека, которая пострадала из-за бомбардировок. Впрочем, население здесь довольно светское — в городе редко встретишь женщин с покрытой головой, да и девушки в тридцатиградусную жару мало в чем себе отказывают и свободно ходят в коротких шортах и топах.

В Южной Митровице жизнь кипит. По ощущениям, центр албанского берега больше напоминает небольшой турецкий городок, базар, где на каждом шагу расположены частные магазины, кафе и парикмахерские. Манекены и товар часто просто выносят на улицы. Много салонов с пышными нарядными платьями. Целые улицы занимают развалы с овощами и фруктами. Из-за большого потока машин и всеобщей суеты по улицам приходится лавировать. Из общего пейзажа выбиваются современные памятники бойцам Армии освобождения Косово, которые в девяностые сражались за независимость Косово от Сербии (а после обвинялись в совершении бесчисленного числа преступлений против сербов, вплоть до торговли органами).

События Югославских войн для значительной части жителей Митровицы остаются частью личной истории каждого. По обе стороны они определяют их отношение друг к другу да и к Косово. Иногда, наоборот, становятся хорошей историей для туристов.

Рядом с Новым мостом нас останавливает белобрысый парень, бездомный. Спрашивает, где можно поменять драмы на евро, не попадая в самый центр Митровицы. Зовут его Фитим, он албанец (имя героя изменено; он практически сразу показал нам свою ID-карту, выданную в Косово, но просил его анонимизировать. — Прим. ред.). Фитим уверяет, что в сербскую часть города ему ходить нельзя. Он боится, что на него нападут из-за имени и фамилии, потому что его отец во время войны в Югославии в 1998-м был якобы важным военным, которого жестоко убили сербские солдаты. Солдаты убили сестер и братьев Фитима, а в него самого всадили то ли 27, то ли 30 пуль, шрамы от них до сих пор остались на теле, (показания мужчины порой не сходятся, но несколько шрамов, чем-то напоминающих следы от выстрелов, действительно есть). Так парень в одиннадцать лет остался сиротой-беспризорником.

— Сербы знают меня по фото, так что я уверен, что меня убьют, когда увидят. Поэтому я не хожу в глубь Северной Митровицы. Я не хочу умирать, мне всего 31, — говорит Фитим. — Я пытаюсь смотреть в будущее, но это невозможно. Война в Косово затронула всех в этой стране. Однажды здесь будет еще одна война, возможно, даже в этом сентябре.

Мы пытались узнать у других наших собеседников из Митровицы о солдате-однофамильце Фитима, но никто о нем никогда не слышал. В сети информацию о нем также найти не удалось. Проверить его слова нельзя. Однако история, рассказанная Фитимом, во многом повторяет реальные случаи расправы над этническими албанцами, которые происходили в Косово в 1998–1999 годах. Резня в Меже, резня у Вучитрна, резня в Бела-Цркве, резня в Сува-Реке. Убивали мужчин, убивали женщин, убивали детей. В общей сложности во время косовской войны погибли или пропали без вести около десяти тысяч косовских албанцев.

Сербам тоже есть что спросить с косовар. В 2020 году бывший президент Косово Хашим Тачи сложил свои полномочия, чтобы предстать перед судом в Гааге (во время косовской войны он был одним из главных полевых командиров). Как считает сторона обвинения, с 1998 по 1999 год убийства (98 случаев), пытки, незаконный арест и задержание (в 416 случаях), похищение людей, преследование по политическим или этническим мотивам производились либо по приказу Тачи, либо с его помощью. Вместе с Тачи было тогда арестовано еще несколько косовских чиновников. Это вершина айсберга. После войны территорию Косово пришлось покинуть 200 000 сербов, черногорцев и цыган.

Фотографу и гражданской активистке Сунчице Андреевич во время войны в Косово было четырнадцать, в это время она жила со своей семьей в Приштине (сейчас девушка живет в Митровице). 1998-1999 год активистка вспоминает с ужасом: ей как сербке приходилось бояться как и возможных атак со стороны Армии освобождения Косово, так и бомбардировок со стороны НАТО. Война полностью изменила их жизнь: в это время в городе ничего не работало, кроме нескольких продуктовых магазинов.

— Безопаснее всего было находиться дома, хотя и это не гарантировало того, что все мы будем живы и здоровы, — говорит Сунчица, — Вечерами мы собиралась дома вместе с другими нашими родственникам и соседями. Так мы чувствовали себя спокойнее.

но объясняет этот страх психологической травмой, оставшейся после войны. Несмотря на то, что из близких Сунчицы во время боевых действий никто не пострадал, многие члены ее семьи из Косово в нулевые уехали. Ее сестра с тех пор так и не возвращалась обратно в страну. Сунчица и сама думала уехать, но такой возможности у нее не было.

Межэтнические столкновения происходят периодически и сейчас, хотя некоторые собеседники «Новой газеты. Европа» (та же Андрич) замечают, что за многими конфликтами, на самом деле, стоит простой криминал. И албанцы, и сербы уже по привычке продолжают видеть в этом национализм.

И те, и те стараются оставаться по разные стороны Икбара. Разве что сербы ходят к албанцам, потому что жизнь на их стороне реки активнее.

На Новом мосту регулярно дежурят карабинеры Италии. По городу ходит контингент НАТО.

Между двух государств

Как объясняет сербский политолог и активист Неманья Штиплия, чтобы разобраться в отношениях северной и южной части Митровицы, надо понимать специфику жизни частично признанного государства. С одной стороны, после объявления независимости расценивать Косово как полноценное государство сразу стала значительная часть западных стран и корпораций. На сегодняшний день независимость Косова от Сербии признают 98 государств из 193 членов Организации Объединенных Наций (ООН), 22 из 27 стран — членов Европейского союза (ЕС).

Если поехать в Берлин или Рим и начать разговаривать о Косово с местными, в независимости страны никто не попробует усомниться и уж тем более не будет расценивать Косово как некую неопределенную территорию, как Приднестровье или Абхазию (государств, которые признали их независимость, можно пересчитать по пальцам. — Прим. ред.). С другой стороны, для выезда из Косова в страны Евросоюза косоварам всё еще нужны визы, а Северное Косово продолжает существовать в формате двух государств: косовские сербы пользуются «параллельными» институтами — структурами, которые находятся под контролем Белграда: судами, больницами, школами и так далее. Белград продолжает выплачивать здесь пенсии и содержит местный чиновничий аппарат.

Приштина в Северном Косове ответственна за полицию. Некоторые предприимчивые митровчане умудряются работать и там, и там.

Северное Косово в полной мере не подчиняется ни Белграду, ни Приштине.

— Несмотря на все странности, система работает абсолютно нормально. Медицина и образование на севере иногда даже лучше, чем на юге, если уж совсем говорить на чистоту, — уверяет Штиплия. — Правительство Косово не видело никаких проблем в том, что Сербия финансирует социальные услуги. Раньше в Северном Косово и этого не было. Не было никакой полиции — ни косовской, ни сербской, это была слепая зона. Раньше в Северное Косово из Сербии часто бежали футбольные «ультрас» или другие преступники, потому что там некому было их достать.

— С 2008 года ситуация постепенно меняется к лучшему, — говорит депутат народной скупщины Сербии и международный секретарь Движения свободных граждан Натан Албахари, выступавший в поддержку независимости Косово. — Проблема скорее заключается в том, что у людей изначально были очень высокие ожидания от независимого Косово, а в результате за 14 лет они так и не реализовались.

Переговоры по стабилизации отношений Косово и Сербии начались в 2011-м с подачи ЕС (обе страны хотят в него вступить). В их повестку входит не только вопрос о статусе Косово, но и технические моменты, касающиеся жизни сербских общин в республике. С 2013 года этот процесс называется Брюссельский диалог. Страны договориться пока толком ни о чем не могут.

правительство [премьер-министра Альбина] Курти, который считает, что признание независимости Косово со стороны Белграда будет панацеей и сможет дать начало любым другим переговорам, — поясняет расклад сил Албахари. — С другой стороны, и в ЕС, и в Сербии считают, что статус независимости Косово должно будет получить в самом конце, уже после того, как все другие технические вопросы решатся.

Статус-кво сохраняется, а Северное Косово продолжает существовать между двух государств.

Как продолжает Андрич, двойственность территорий в результате сильно отразилась на документах, которыми в Косово владеют сербы. В Северной Митровице и в других сербских муниципалитетах почти у всех они сербские (точных данных, у какого количества сербов какие документы, нет. — Прим. ред.). Хотя бы просто потому, что получить их проще. Часть проблемы заключается в том, что Косово не принимает сербские свидетельства о браке, о рождении, о смерти, которые были выданы после июля 1999 года. Так что человеку порой бывает сложно доказать, что он родился на территории современного Косово или его родители были гражданами Косово, поэтому он имеет право на гражданство.

— Я родилась в 1991 году, и мне повезло, что я смогла найти свой сертификат, который был выдан еще во время моего рождения, — рассказывает Андрич. — Я смогла доказать, что я родилась в Приштине, один из моих родителей был косоваром, так что я имею право на гражданство и ID. Но для людей, которые не могут найти документы, выданные до 1999 года, это становится серьезной проблемой. Легализоваться в качестве граждан Косово становится очень сложным.

Ана Мария Ивкович рассказывает, что без ID нельзя сделать себе банковский счет, зарегистрировать номер телефона или получить водительские права в Косово. Некоторые, наоборот, оформляют их, чтобы избежать бюрократических проблем.

— Приведу тебе личный пример. Я закончила учиться водить где-то около года назад. Здесь у меня было два пути, чтобы получить права. Поехать сдавать экзамен в приграничную Рашку, чтобы получить сербские права, или получить права Косово здесь, в Южной Митровице, — объясняет Ивкович логику сербов. — Получать права в Рашке, очевидно, дороже — тебе нужно туда добраться и потратить на это день. В Митровице всё можно сделать быстро. К тому же с номерными знаками Сербии ты не сможешь ездить по стране, так как Косово их не признает. Но со знаками Косово нельзя поехать в Сербию.

— Можно ли получить права и регистрационные знаки обеих стран одновременно?

— Можно, но это же какое-то безумие. Нужно сдавать экзамен и там, и там, платить дважды. Кто вообще так будет делать? [Как журналистка] я много работаю в поле, так что сейчас у меня номера Косово.

— Если получать права через Сербию дольше и дороже, почему тогда в Северной Митровице так много сербских номеров?

— Кто-то получает их из принципа, кто-то просто из-за того, что у него нет ID Косово. Да и вообще многие здесь не ездят по Косово, но ездят в Сербию. Из Северной Митровицы люди часто отправляются в Косово только для того, чтобы посмотреть на монастыри. Зачем им косовские номера?

В Северной Митровице действительно о Косово напоминают разве что полицейские в форме частично признанной республики. Решение немного сместить границы на территории государств бывшей Югославии на первый взгляд кажется вполне логичным. Зачем мучиться, если местные не хотят интегрироваться в Косово, а Сербия всё равно продолжает считать их своими гражданами да и вообще всё Косово своей территорией? Более того, в разное время, в том числе и до начала Косовской войны, политики обеих стран видели в этом выход.

взамен на сербские муниципалитеты, где преимущественно проживают албанцы, — Прешево, Буяновац и, возможно, Медведжа (89% албанского населения, 55% и 26%, соответственно). В 2018 году обмен территориями предположительно по такой схеме обсуждался на высшем уровне в Евросоюзе, а идею поддерживали как Александр Вучич, так и Хашима Тачи. Однако в некоторых странах Евросоюза, в частности в Германии и Франции, выступили категорически против идеи обмена территориями. Как посчитали политики, одобрение перекройки границ может создать опасный прецедент для европейских стран, который приведет к новому витку конфликтов, например, в Северной Македонии и Боснии и Герцеговине. Обсуждение вскоре заморозили.

Многие сербы с севера частично признанной республики тоже считают, что обмен территориями не выход из ситуации. Основные аргументы такие:

— Косово — это Сербия;

— На территориях за пределами Северного Косово находятся объекты исторического наследия, важные для сербов;

— На юге Косово расположены сербские анклавы; отделиться — значит предать их.

Многие собеседники «Новой газеты. Европа», в том числе Неманья Штипилия и Натан Албахари, вообще сходятся на том, что мирное урегулирование отношений двух стран в ближайшее время просто невозможно отчасти из-за того, что постоянное напряжение на границах выгодно политикам с обеих сторон, как бы парадоксально это ни звучало.

Партизанский полуостров

— Как вы вообще живете с албанским населением? Может ли снова начаться жесткое противостояние? — спрашиваю я менеджера нашего отеля в Митровице Веско, радушного мужчину средних лет, пока в один из дней поездки мы стоим у стойки регистрации.

Веско серб, по-английски почти не говорит, но всегда рад помочь. В ответ на мой вопрос он суетливо достает с полки небольшой буклет о мартовских беспорядках в Северном Косово в 2004 году с сербской символикой. Причиной конфликта стали стрельба в сербского подростка в деревне Чаглавица и смерти троих албанских детей в деревне Чабар. Сербы и албанцы обвиняли друг друга в том, что оба случая были насильственными и произошли на почве национальной ненависти. Протесты быстро переросли в погромы. Во время беспорядков были убиты 16 гражданских, 4000 человек были вынуждены покинуть дома, 800 домов и 36 православных церквей были повреждены или уничтожены. Нападения происходили преимущественно на сербов. Сербия расценивает эти события как этнические чистки.

Веско быстро листает страницы, останавливаясь на каждой. Пальцем указывает на фотографии разрушений и повторяет: «Албанцы, албанцы, албанцы». На вопрос, будет ли сейчас конфликт, разводит руками. Потом просит поговорить с нами своего знакомого Милора, невысокого мужчину чуть старше сорока, с которым общался в холле до нашего прихода. Сначала кажется, что настроен он более спокойно, рассказывает, что межэтнических конфликтов в городе нет. Но интегрироваться в Косово он не хочет, и на то у него есть свои причины.

— Какой смысл интегрироваться в Косово? Какие преимущества от этого можно получить? Вы бы стали интегрироваться в Северную Корею? — возмущается Милор. — Представьте, у вас уже есть определенное качество жизни. Если бы вам предложили присоединиться к месту, где качество вашей жизни определенно ухудшилось бы, вы бы стали это делать?

Милор в Косово не верит и продолжает перечислять преимущества от текущего положения: сербские документы выше ценятся в других странах, с номерными знаками Сербии можно ездить где угодно, а не только в Косово.

— Так, может, вы хотите интегрироваться в Сербию?

— Зачем? Мы с вами уже в Сербии, — уверенно отвечает мужчина.

Плохого в этом он ничего не видит, для Милора это шанс решить наконец-то затянувшийся конфликт. Косово, по его мнению, в этом вопросе постоянно проваливалось, даже в 2008 году объявило о независимости без проведения референдума (референдум о независимости Косово проводился еще в 1991 году, правда его итоги признала только Албания, а сербы референдум бойкотировали — ред.). Кроме того, сейчас албанцы обвиняют сербов в том, что раньше они ущемляли их во многих правах. В это Милор не слишком верит, но замечает, что сейчас в Косово по-настоящему ущемляют сербов.

— Митровица и всё Северное Косово — партизанский полуостров, — рассказывает директор Центра позитивных социальных действий в Митровице Миодраг Маринкович. — Близость к Сербии многое сделала для того, чтобы люди здесь продолжали сопротивляться интеграции. Кроме того, сербов здесь мало, так что сообщество получилось очень однородным и сплоченным.

Маринкович серб, родился в Приштине, но в 1999 году переехал в Митровицу, с тех пор здесь и живет. Выглядит Маринкович немного «по-книжному», в мужчине есть что-то от образа писателя: время от времени отпускает остроты, любит работать в кафе перед открытым окном и много курит.

— В Косово северные и южные сербы живут в абсолютно разных реальностях. С нулевых годов сербы на юге живут полностью в окружении албанцев, — продолжает Маринкович. — У них не было никакой возможности не интегрироваться в институциональные структуры Косово. У них были документы Косово, в Косово они регистрировали машины, там платили за электричество.

Южные районы на другом конце Сербии включают в себя шесть «анклавов» — Штрпце, Грачаница, Ново Брдо, Ранилуг, Клокот, Партес. Несмотря на то что многие собеседники «Новой газеты. Европа» говорят, что интеграция там прошла куда лучше, там тоже действуют «параллельные» институты.

Сербам в этих анклавах не живется, так что муниципалитеты постепенно пустеют (правда, Косово покидают и молодые албанцы — из-за отсутствия перспектив). Как объясняет Ивкович, происходит это так: сначала люди перебираются в Митровицу, снимают или покупают в городе квартиру, живут, осваиваются. Потом едут уже дальше. Либо в Сербию, либо в другие страны Западной Европы.

Решить проблемы косовских сербов должна была партия «Сербский список», которая существует в частично признанной республике при поддержке Белграда с 2013 года — тогда были проведены первые местные выборы. С этого момента «Сербский список» регулярно получает под 90% в голосованиях в сербских муниципалитетах. Сами муниципалитеты также возглавляют выходцы из «Сербского списка», они же занимают места в парламенте Косово и входят в состав правительства.

Реальной оппозиции у «Сербского списка» в сербском Косово нет. Два популярных политика, Оливер Иванович и Димитрие Яничиевич, которые противостояли «Сербскому списку» и поддерживали сербов региона, даже были убиты в 2017 и 2014 годах, соответственно. Их убийства до сих пор не раскрыты.

Как рассказывает Андрич, с одной стороны, жители не видят результатов работы «Сербского списка», правда, часто объясняют это тем, что у политиков и управленцев оттуда просто недостаточно опыта работы. Кроме того, вопросы вызывает спорная позиция партии по поводу интеграции. К примеру, в еще 2013 году, как сейчас утверждают собеседники «Новой газеты. Европа», Белград подталкивал сербов в Косово принять участие в местных выборах и голосовать за «Сербский список». Теперь сербы считают, что поход на те выборы только легитимизировал статус Косово как независимой республики, а их положение так и не улучшил.

Сейчас собеседники «Новой газеты. Европа» уверены в том, что «Сербский список» участвовал в подготовке к протестам 31 июля со стороны Сербии.

Как рассказывает Маринкович, агрессивные конфликты в частично признанной республике происходят в основном, когда люди начинают самоорганизовываться. В первые годы после войны в Митровице действительно было очень неспокойно, по словам общественника, в городе не смолкали сирены, а люди порой бежали через полмуниципалитета к мосту, вооружившись чем-то вроде зонтиков, — «так работали инстинкты выживания». То, что происходило в Северном Косово в конце июля, отношения к такому противостоянию практически никакого не имеет.

— Сейчас, с момента прихода к власти в Сербии Сербской прогрессивной партии Вучича, всё стало очень запутанно, — поясняет Маринкович. — Люди, которые выходили 31 июля на баррикады, неофициально поддерживались Сербией. Хотя мне не хочется полностью обвинять Сербию в нестабильности в регионе. Я считаю, что в такой же степени в конфликте виноват Альбин Курти, который не хочет идти на компромиссы и хочет видеть Косово только так, как оно сформировано в его воображении.

Якшич замечает, что и Вучич, и Курти медийно каждый раз представляют себя «спасителями наций». Ожидание постоянной войны гражданами обеих стран и намеренное увеличение накала страстей позволяют поддерживать этот образ. Из-за этого любые конфликты и нерешенные вопросы в повестке раздуваются намного сильнее, чем они есть на самом деле, а любые намеки на конфликт выглядят в их риторике как опасность мирового масштаба. Он подтверждает свою теорию ситуацией с регистрационными номерными знаками: разве это повод для войны?

— Наша политическая реальность такова, что сейчас нет никакой возможности для войны между Сербией и Косово, — объясняет Яшкович. — Сербы, в том числе в Северном Косово, уже порядком подустали жить в этом военном напряжении. То же можно сказать и об албанцах, которые на самом деле хотят просто лучшей жизни. Кроме того, в Косово прямо сейчас находятся силы НАТО. Так что вероятность военного конфликта между странами действительно мала. Разве что в Северном Косово будет что-то происходить. Ситуация там всё еще очень нестабильная, и всё может вспыхнуть за секунду от любой провокации.

С позицией Якшича соглашается Натан Албахари, по его мнению, эскалация каждый раз помогает набрать «политические очки» лидерам государств. К примеру, Косово использует эскалацию для того, чтобы еще раз напомнить странам ЕС, что Сербия практически не поддержала никаких санкций против России с начала войны в Украине, следовательно, сейчас именно ее правительство в конфликте будет выглядеть «плохими ребятами». Всё это может простимулировать развитие диалога между двумя странами. Албахари также напоминает, что войну не смогут выдержать ни экономика Косово, ни экономика Сербии, так как обе страны сильно зависят от Евросоюза. Любые санкции будут смертельными.

— Это вам не Россия, экономика которой до сих пор держится, несмотря на все санкции после вторжения в Украину и уход многих инвесторов из страны. Сколько еще будет держаться? Мы не знаем. Но ее ресурсы сейчас позволяют это делать. У Косово и Сербии нет вообще никаких ресурсов, — утверждает Албахари.

Трактовать форсирование нового конфликта можно по-разному. С одной стороны, для обеих сторон это привлечение внимания Брюсселя и прочих «европейских бюрократов» к тому, что в Европе остались нерешенные проблемы, а их срочно надо решить. Якшич, однако, склоняется к другому варианту, более эгоистичному для политиков. По мнению журналиста, Вучич и Курти просто пытаются сохранить нынешний статус-кво. Им так удобнее держаться за власть.

— Постоянная угроза войны помогает им манипулировать населением, чтобы усилить свою персональную власть, — рассуждает Якшич. — Многие действительно верят в войну, я думаю, что не все люди понимают, что происходит, так как в Сербии большинство СМИ подконтрольны власти. Люди живут в страхе, что конфликт снова возобновится, что албанский спецназ придет на их территорию. Конфликт скоро урегулируют, вот увидите.

Так и случилось. За несколько дней до конца августа при содействии ЕС Сербия согласилась отменить документы на въезд и выезд для людей с косовскими удостоверениями личности, а Косово, в свою очередь, согласилось не вводить их для владельцев сербских документов.

Трудности перевода

Большая бетонная коробка залита фиолетовым цветом. На стенах граффити, помещение будто заброшено. Со всех сторон оглушает громкая музыка, кажется, ремиксы на Леди Гагу. Люди танцуют, рядом со мной извивается парень в сетчатой кофте, другой, в рубашке до колен и с макияжем Джокера на лице, стоит у стены, смотрит в пустоту. На его лбу написано Kill. Большинство здесь не старше двадцати, хотя встречаются и люди 50+.

В Дворце молодежи и спорта в Приштине — большом модернистском здании, построенном в 70-е, проходит квир рейв, организованный командой европейского кочующего биеннале Manifesta 14. С 1996 года Manifesta старается выбрать своей локацией неочевидные европейские страны и города, беспокойные, конфликтные, которые в будущем могут оказаться наиболее перспективными территориями в политическом и структурном плане. Сейчас Приштина будто бы идеально подходит на роль такого места.

Весь центр города превращен в большой музей современного искусства. С конца июля по конец октября в галереи будут превращены старая обсерватория, национальная библиотека, кирпичный завод и многие другие площадки города. Половина художников — косовары, другие — выходцы из стран бывшей Югославии. Повсюду расклеены афиши, повсюду дежурят волонтеры в зеленых футболках. Содействие властей колоссальное, для Приштины крупный международный арт-фестиваль — еще один способ показать оправданность намерения вступить в Евросоюз, да и мэр Приштины,

Перпарима Рама, по профессии архитектор, странно было бы, если бы он отказал.

Главное здание биеннале — «Гранд-отель», некогда фишка Приштины, а сейчас преимущественно просто фасад: значительная часть этажей полая, и экспонаты там размещаются на голых бетонных стенах. На каких-то этажах номера сохранились. На ковер на полу одного из них проектор транслирует изображение человека, плывущего в реке. По разные стороны от него шелковые флаги со странным серым рисунком. Работает вентилятор.

Это работа Пирса Гревилля «Что здесь», часть большого проекта нескольких художников о Северной Митровице и конфликте сербов и албанцев, там живущих. Река на видео, конечно же, Ибар, а человек символ то ли примирения, то ли компромисса, то ли баланса между двумя берегами. В первые дни открытия фестиваля художник сам пошел так плавать против течения в Ибаре. Плавать получилось только на месте.

От Митровицы до Приштины расстояние небольшое, 40 минут на такси без пробок. Дорога пустынная, пыльная, пространство до горизонта занимают только бесконечные автосервисы и южные балканские дома, с песчаными стенами и крышами из красной черепицы. На контрасте Приштина действительно создает ощущение столицы. Город встречает большим стеклянным кубом посольства США. Такая же большая стекляшка — здание правительства, здесь почти небоскреб. На другой улице памятник 42-му президенту Штатов, Биллу Клинтону. Дальше панельные многоэтажки разных цветов, в основном новострой.

В центре столицы — бурлящая жизнь туристического города (хотя сувениров в Приштине почти не продают). На автобусной остановке афиши музыкального фестиваля с участием британской певицы косовского происхождения Дуа Липы — сейчас одной из самых востребованных поп-звезд.

С толку сбивают модные кофейни и бары с интерьером из Instagram и дорогие машины на улицах. На улицах муралы в поддержку прав женщин и ЛГБТК+. В Косово, возможно, самая либеральная Конституция, в ней максимально защищены права всех меньшинств, в том числе и ЛГБТК+, разрешены однополые браки и можно сменить пол. В акциях в поддержку ЛГБТК+ участвуют даже первые лица государства.

С окончания войны здесь работает очень много иностранцев. Их поддерживают посольства разных стран Европейского союза и США, — объясняет, откуда взялся в Косово весь этот напускной лоск, политолог и аналитик косовско-сербских отношений Доника Эмини. — Здесь очень дешево жить, а по факту — центр Европы. Западные миссии платят своим сотрудникам в Косово очень высокие зарплаты. Они буквально получают по десять тысяч евро в месяц в стране, где при всем желании не смогут потратить за это время больше трех тысяч. Да и строчка в резюме хорошая, если начать строить институты в месте, где вообще ничего нет, что-нибудь да построишь.

Доника — косовская албанка, но родилась она на Востоке, недалеко от границы с Сербией, где население было смешанное. В Приштину она переехала в 2007 году, когда поступила в университет. Как рассказывает Доника, от Косово не стоит ожидать чего-то сверхъестественного, во времена Югославии территория нынешней непризнанной республики была всего лишь провинцией. Поэтому Приштина постепенно превращается в крупный мегаполис из маленького городка с узкими улочками и низкой застройкой.

— Жизнь в Приштине, конечно, сильно отличается от всего остального, что происходит в Косово, — рассказывает Эмини. — Как и любая столица, Приштина очень динамичная. Сравниться с ней может разве что Призрен, тоже крупный туристический город, но ближе к границе с Албанией. В остальном Косово покрыто маленькими не очень развитыми городами. Особенно если говорить о сербских муниципалитетах, потому что у них там совершенно другие вызовы.

Правда, за красивым фасадом европейского города разницы в жизни у обычных косоваров и сербов нет. Как замечает Доника, Косово — страна очень бедная, и жизнь в целом здесь большой вызов. По данным Всемирного банка за 2021 год, Косово занимает 143 место по ВВП по ППС (показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг с учетом паритета покупательной способности, произведенных в стране за определенный год в среднем одним человеком. — Прим. ред.), ниже находятся Исландия, Черногория, Фиджи, ЦАР и Бутан. В индексе восприятия коррупции Transparency International за 2021 год страна занимает 87-е место из 180 стран.

По данным агентства статистики Косово, уровень безработицы здесь достигает 20,5%, а среди молодежи — практически 40%. У женщин вероятность трудоустройства в Косово практически на 66% ниже, чем у мужчин, несмотря на вроде бы прогрессивную риторику властей. При этом население в Косово очень молодое, около половины жителей республики младше 25 лет.

Из-за отсутствия перспектив многие косовары предпочитают жить за рубежом, регулярно навещая семьи и друзей в родной республике. За десятилетие с 2010 по 2020 годы страну покинули больше 200 000 человек, при этом количество косоваров, проживающих в других странах, достигает 800 000 человек. Большинство из них проживают в Германии, Швейцарии, Италии, Австрии и Швеции. Диаспора при этом играет важную роль в экономике страны, ежегодно мигранты отправляют в Косово больше полумиллиона евро.

Тем не менее абсолютно мрачную картинку Косово как черной зоны, где царит организованная преступность, беспредел, Доника всё равно считает неверной. По ее словам, даже если учесть, что на территории страны реально есть коридоры, по которым транспортируют наркотики, делать акцент именно на том, что это проблема только Косова, неверно, так как мафия в частично признанной республике всё равно интегрирована в международные преступные группировки. Да и конфликты в большом количестве происходят именно на севере.

— Жить в такой ситуации довольно тяжело. Представьте, в нашей стране есть часть, про которую мы вообще ничего не знаем. Кто ей управляет? Мы знаем, что там есть сербские институты, косовские институты, какие-то международные силы. Но Северное Косово всё еще выглядит так, будто не контролируется вообще никем, — сетует Доника.

Как полагает приштинская журналистка Уна Хайдари, текущая разобщенность албанцев и сербов, которая не дает достигнуть даже компромисса, обусловлена некоторыми факторами. Для начала это банально лингвистические проблемы. Сербский и албанский языки очень разные, и несмотря на то что государственными в Косово считаются оба, всё меньше албанцев знают сербский, и наоборот. Возникают трудности перевода, никто не хочет интегрироваться. Куда большее значение имеют последствия Косовской войны — травма, о которой здесь вспоминают каждый день, но никто не хочет с ней разобраться или пройти через нее.

— Все наши проблемы с Северным Косово проистекают именно из этого периода. Люди с обеих сторон целыми днями только и делают, что обвиняют друг друга в том, как плохо они живут. Сербы обвиняют албанцев в том, что так много людей уехало. Албанцы говорят сербам, что, если бы не война, никто бы и не уехал. Хотя после Косовской войны пришлось всё строить с нуля, странно было ожидать сразу каких-то высот, — рассуждает Хайдари.

Какого-то простого выхода из конфликта в ближайшее время никто из собеседников «Новой газеты. Европа» не видит, кажется, что никакие методы не будут работать.

Приштина хочет себе целое Косово, но будто бы без сербов. Полное непонимание.

События и воспоминания настолько по-разному трактуются, что влияют на восприятие повседневности. Я спрашиваю у Доники, как в Косово относятся к контингенту НАТО. Ведь во время бомбардировок Югославии Косово пострадало не меньше, чем Сербия. В Сербии НАТО теперь ненавидят и в Северной части Косово тоже. Доника недоумевает.

— Мы смотрим на это по-другому, НАТО ведь хотело остановить геноцид албанцев. Если бы НАТО не стало бомбить Югославию, меня просто не было бы в живых, — объясняет девушка. — Наш город особо не бомбили, но для меня день, когда силы НАТО вошли в мой родной город, был самым настоящим праздником. Мне было десять лет. Я хорошо помню тот день. Я держала отца за руку, и мы вместе смотрели, как в город входят войска НАТО, а сербы уходят.

Река 

Кажется, одно из немногих мест, где сербы и албанцы находятся вместе, — памятник партизанам и шахтерам-антифашистам сербского архитектора Богдана Богдановича. Огромных размеров фигура венчает холм в Косовске-Митровице, оттуда открывается отличный вид на город. Монумент представляет из себя два конуса и одну абстрактную фигуру вагонетки между ними.

В этом году у монумента появилась копия. В рамках биеннале украинская художница Станислава Пинчук установила в Северной Митровице инсталляцию «Европа без монументов». Инсталляция представляет из себя три огромных металлических каркаса, дублирующих формы скульптуры Богдановича, только разбросанные по отдельности. Разбросанные в реке Ибар.

В основании каждой металлической фигуры — скамейки. Инсталляция не просто произведение искусства, но приглашение к диалогу, игровая площадка. Воды летом в Ибаре не так много, так что до скамеек можно было дойти вброд с обоих берегов.

Но Ибар за лето обмельчал слишком сильно, возможно, даже больше, чем задумывала художница, — реку спустили, да и дала о себе знать аномальная жара. Скульптуры покосились, сейчас на их основания наросли водоросли. На площадке никто не играет.