История эта необычна с церковно-канонической точки зрения, но вполне понятна и даже неизбежна с моральной и политической. 6 сентября президент Латвии Эгилс Левитс внес в парламент поправки к закону о Латвийской православной церкви, являющемуся довольно спорным и рассматривавшемуся в Европейском суде. Дело в том, что Латвия, следуя традиции своей межвоенной государственности (1918-1940), приняла не общий закон о свободе совести, а несколько «конфессиональных» законов. Они закрепляли в каждом случае за одной конкретной религиозной организацией право использовать целый конфессиональный бренд: например, в стране может быть только одна православная церковь, одна старообрядческая, одна лютеранская и т.п. В свое время Московская патриархия рукоплескала такой форме гарантирования церковной монополии, которая немыслима в других странах постсоветского пространства (даже в РФ зарегистрировано около десятка православных деноминаций). Но в условиях глобального геополитического сдвига, который произошел после 24 февраля, то, что раньше казалось привилегией, стало уязвимостью.

Если Православная церковь Украины, пусть и при поддержке государственной власти, но своими силами добивалась признания автокефалии, то позиция Латвийской православной церкви, находящейся в составе Московского патриархата (ЛПЦ МП), выглядит абсолютно пассивной. Ее предстоятель, 82-летний митрополит Александр (Кудряшов), архиерей «старой формации», рукоположенный еще во времена СССР. В эпоху независимой Латвии его усилия были направлены на то, чтобы не допустить возрождения в стране «альтернативных» православных групп, декларировавших стремление восстановить церковный статус-кво, существовавший до Второй мировой войны, когда Латвийская церковь, возглавляемая св. Иоанном (Поммерсом), входила на правах автономии в Константинопольский патриархат. Например, возникшая в середине 1990-х Латвийская православная автономная церковь (ЛПАЦ), возглавлявшаяся «беглым» клириком РПЦ архиепископом Виктором (Контузоровым), провозгласила свое возвращение в Константинопольский патриархат. Но в течение многих лет латвийское государство отказывает ей в регистрации.

Несмотря на номинальную лояльность Москве, ЛПЦ МП всегда находила общий язык с властями Латвии. Когда в 2019 году сейм внес поправки в «конфессиональные» законы, вводящие «ценз оседлости» для лиц, назначаемых на архиерейские кафедры, митрополит Александр был просто счастлив. Эта новация положила конец интриге, которую затеяли тогда в управлении делами Московской патриархии, по смене престарелого и весьма скомпрометированного митрополита Александра на молодого ставленника из Москвы.

Нынешний законопроект, с одной стороны, выглядит как вмешательство во внутрицерковные дела. Но, с другой стороны, ситуация в современном православном мире настолько нестандартна и беспрецедентна, что Московская патриархия, оправдывающая явное и массовое нарушение заповедей Божиих на территории Украины, выглядит слишком токсичной даже для самых лояльных ей в прошлом частей. Так, Украинская церковь Московского патриархата (УПЦ МП), главным аргументом которой в полемике с «раскольниками» была именно каноническая связь с московским центром, на соборе в киевском монастыре Феофания 27 мая полностью разорвала связи с Москвой, указав в качестве основной причины как раз явное попрание патриархией заповедей Божиих и отказ от самых основ христианства. В течение марта структуры Московской патриархии в странах Балтии так или иначе осудили позицию патриархии в отношении происходящего в Украине.

Поэтому новый латвийский законопроект находится в полной гармонии с интересами руководства и основной части клира ЛПЦ МП. Но если путь обретения канонической незавимости очень сложен и продолжителен во времени, и престарелый митрополит вряд ли найдет в себе силы начать этот процесс, то принятие государственного закона снимет ответственность с церковной администрации. Назвать такую инициативу беспрецедентной также невозможно. Например, в Украине с 2018 года действует «мягкий» закон, обязывающий религиозные организации, которые имеют канонический центр на территории государства, признанного Верховной Радой агрессором, указывать название этого центра в своих официальных названиях. Ясно, что этот закон был направлен на УПЦ МП, которая, благодаря трагическим событиям нынешнего года, сама отреклась от Московского патриархата. Более интересный прецедент имел место в той же Украине сто лет назад, когда Директория Симона Петлюры приняла 1 января 1919 года закон «Об Украинской православной автокефальной церкви» (УАПЦ). Исполнить его не удалось, потому что в тот исторический период власть в Киеве менялась слишком часто, чтобы что-либо вообще успеть. Но история украинской автокефалии берет свой отсчет именно с этого дня — процесс, запущенный законом, увенчался в октябре 1921 г. созданием УАПЦ первой формации, епископы которых были рукоположены «в революционном порыве» простыми священниками и всем народом, собравшимися на Собор в Софии Киевской.

Представляя новый латвийский законопроект, президент Эгилс Левитс подчеркнул, что проблему церковной юрисдикции вынуждено решать государство, поскольку после 24 февраля присутствие Московской патриархии в свободном мире становится «существенным вопросом для всего общества и национальной безопасности». Президент добавил, что закон призван восстановить исторический статус Латвийской церкви, то есть вернуть ее под омофор Константинопольского (Вселенского) патриарха.

Возможно, Московская патриархия или МИД РФ выступят с протестом, но в современном мире это уже не имеет никакого значения.

Главная проблема ЛПЦ МП — это личность митрополита Александра. В 2018 году в архивах латвийского подразделения КГБ была найдена учетная карточка митрополита, согласно которой он был завербован в 1982 г. с агентурным псевдонимом «Читатель». Это вызвало шквал возмущения в латвийских СМИ и гражданском обществе. Согласно латвийским законам, разоблаченный агент советских спецслужб подлежит люстрации, однако Александр не занимает какой-либо государственной или муниципальной должности, поэтому — пусть и со слегла виноватым видом — продолжает сохранять свой высокий пост. Кроме того, частная жизнь Александра — в прошлой жизни бармена рижского ресторана «Таллин» — нередко попадала в фокус внимания как латвийских СМИ, так и главного борца с «голубым лобби» в РПЦ протодиакона Андрея Кураева. Его авторитет среди духовенства и паствы крайне невысок, поэтому поддержка всех церковных инициатив государства, помимо прочего, становится для митрополита персональным «гарантийным талоном», позволяющим ему, несмотря ни на что, и дальше продолжать управлять патриотической церковью, разделяющей европейские ценности.