Британский премьер Борис Джонсон «пригласил» российских ученых, осуждающих насилие, приезжать работать в Великобританию. Правда, при этом не указал, в какие учреждения, на чьи деньги, в рамках каких программ.
Здание Президиума РАН. Фото: wikipedia.org
Пока что действующая в Британии программа «Scientists at risk» относится только к украинским коллегам. Поэтому мера серьезности г-на Джонсона в отношении ученых напоминает, например, о немецких политиках, которые собрались принимать российских активистов, но пока что приняли бывшую пропагандистку с гостелевидения Марину Овсянникову и на этом упокоились (хотя и продолжают на каждой конференции бить себя пяткой в грудь по поводу помощи преследуемым за антивоенные высказывания россиянам).
С другой стороны, институциональные взаимодействия с цивилизованным миром обрубили именно русские академические начальники. Более конкретно, это сделали 300 ректоров университетов (из которых как минимум 50 причастны к торговле фальшивыми диссертациями), подписавшие печально известное обращение Российского Союза ректоров.
У ректоров были все шансы отсидеться в своей башне из слоновой кости. Сделала же это Академия наук. Достаточно прочитать какое-то количество мемуаров советских лет, чтобы выучиться тонкому искусству кукиша в кармане, позволяющему, не становясь взаправдашним диссидентом, оставаться на административной должности и не выглядеть неприличным человеком: запой, внезапный отпуск, попадание в больницу, командировка на заседание диссертационного совета в другом городе.
Именно письмо «Союза ректоров» привело к решительному обрыву всех связей с русской наукой на уровне организаций.
Ректоры честно дали понять западным университетам, что никакой академической автономии в России нет, и российские образовательные организации нельзя рассматривать отдельно от государственной машины. Долгоиграющие последствия этого разрыва в ряде областей науки сравнимы с секторальными санкциями.
Так, договоры ЦЕРНа с Россией и Белоруссией не будут возобновлены после истечения действия нынешних договоров в 2024 году. Это значит, что те российские научные организации, которые поставляют научные инструменты для ЦЕРНа, по сути, останутся без работы. Напомню, что, например, в создании Большого адронного коллайдера в ЦЕРНе участвовали 14 российских научных организаций.
Так что помощь тем россиянам, кто хочет продолжать профессиональную деятельность и при этом не идти против совести, оказывают «частные» инициативы западных ученых — на уровне отдельных НКО, университетов, институтов или отдельных ученых.
Один из таких проектов — Академическая сеть «Восточная Европа» (АКНО). Он был запущен в связи с белорусскими протестами два года назад при содействии немецкого НКО «Немецкое общество изучения Восточной Европы». За два года существования он помог 80 ученым и студентам, которым угрожала опасность, в поисках места работы или учебы, и распределил около 100 000 евро в виде стипендий. В нынешнем году проект начал также помогать украинским и российским ученым из группы риска.
Другой проект, который призван помочь ученым, пострадавшим от войны — «Университет Новой Европы». Это не университет в каноническом смысле слова — с лабораториями, лекционными залами, семинарами, — а сеть «академических менторов», которые опекают конкретных ученых с проблемами, возникшими из-за войны.
В рамках менторской программы «Университет Новой Европы» соединил более 200 студентов, ученых и работников культуры из группы риска с экспертами из европейских и американских университетов. Задача ментора — поддержать человека: вместе с ним посмотреть опции, которые ему доступны в его ситуации, связаться с университетами, написать заявку на грант и т.д., то есть это не про место работы или учебы в данном университете, а про общую ориентацию и выработку плана действий
Эрфуртский университет в Германии собрал целую страничку с предложениями для украинских, белорусских и российских ученых. В частности, стипендии для россиян, которые были вынуждены покинуть Россию из-за своей антивоенной позиции, предлагают Фонд искусств имени Эрнста фон Сименса, Институт Лейбница образовательных медиа и Дортмундский технический университет.
По моим впечатлениям от разговоров с зарубежными коллегами, те из них, кто хоть как-то интересовался происходящим в России, отдают себе отчет в том, что
антивоенные настроения в академической среде (если рассматривать не начальников, а действующих научных работников) — вполне массовые, а провоенные — маргинальны,
при этом ассоциированы с наиболее слабыми на мировом рынке секторами российской науки и скоррелированы с низким качеством публикаций. Это было показано, в частности, моим коллегой по Диссернету Андреем Ростовцевым и Михаилом Соколовым из Европейского Университета в Санкт-Петербурге.
Позволю себе обширную цитату из поста профессора Ростовцева в Facebook, в котором он привел основные выводы их исследования:
«Интересные наблюдения:
1. Работы ученых, которые публично выступают против войны, не только высоко котируются, но и хорошо знакомы авторам, публикующимся в престижных международных журналах.
2. Работы ученых, топящих за войну, редко читают и еще реже цитируют, а если и цитируют, то исключительно из второсортных изданий. Это какие-то доморощенные говорящие головы. Они чужды мировой науке и часто вторят официальному «телевизору» без оглядки на факты.
3. Молчаливое большинство занимает вполне локализованную область на графике. Это подбрюшие противников агрессии. Тем не менее, они явно выделяются в лучшую сторону по отношению к доморощенным ястребам.
Какой из этого следует вывод? Войны заканчиваются победой одной из сторон конфликта. Так и в большой науке: побеждает либо здравый смысл, либо его отсутствие. График однозначно свидетельствует, на чьей стороне сегодня рациональное знание, а на чьей — халтура.»
Мораль из всей этой истории — отечественные людоеды находят себе достойных партнеров и помощников в западных бюрократах, которые еще лет пять будут чесать репу, а помогают русским ученым их коллеги. Ни о какой «отмене русской науки» говорить в европейской академической среде не приходится.
