Начало «спецоперации» в Украине стало неожиданностью для большинства комментаторов, включая тех, кто прежде весьма критически относился к путинскому режиму. Несмотря на многочисленные предупреждения о подготовке войны Путиным, люди отказывались в нее верить, поскольку казалось очевидным, что она будет саморазрушительной для интересов власти и страны. Как экономические интересы самой правящей верхушки, имеющей деньги, собственность, виллы и яхты, детей и родственников на Западе, так и развитие российской экономики, полностью вписанной в глобальные рынки — все было подорвано невиданной военной авантюрой. Не видя логики в поведении российской элиты, считавшейся прежде клептократической, а стало быть заинтересованной в накоплении, а не разрушении, многие стали объяснять войну помутнением индивидуального или коллективного разума у тех, кто стоит у власти. Причины произошедшей катастрофы стали видеть либо в психопатологии российского президента, либо во влиянии неких сверхидей, взятых, например, из философии Ильина или Дугина, на умы обитателей Кремля.
Однако война стала лишь результатом долгого процесса вытеснения логики развития и жизни логикой разрушения и смерти, логикой некрополитики.
При всех возможных оговорках, первые годы правления Путина характеризовались экономическим ростом, расцветом бизнеса и культуры. Обращаясь к народу, власть предлагала повестку развития и процветания (была даже задача удвоить ВВП за десять лет, объявленная в 2003 году), либо, по крайней мере, стабильности. Но со времени Болотной в поведении власти все более проступают некрополитические мотивы.
Вспомним, как в феврале 2012 года, после потрясения, испытанного им в связи с массовыми протестами против фальсификации выборов на Болотной, выступая перед своими сторонниками, Путин неожиданно процитировал стихотворение Лермонтова «Бородино», обратившись к собравшимся с призывом «умремте ж под Москвой». В 2018 году, выступая на Валдае и рассуждая о сути российской ядерной доктрины, он снова вернулся к теме коллективной смерти самих россиян (а не только представителей предполагаемого противника), произнеся зловещие слова «Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут». К числу странных, жутковатых по своему посылу высказываний можно отнести и слова Володина на Валдае в 2014 году, «Нет Путина — нет России». Российский народ присутствует здесь безмолвной фигурой, жизнь и смерть которого находится в руках правителей страны.
И в публичной риторике власти, и и в борьбе с живыми силами общества (свободной прессой, институтами гражданского общества), повестка развития и процветания постепенно сменялась повесткой смерти. Идет историческая реабилитация Сталина и Грозного, правителей, охотно тративших собственное население и оставивших после себя невиданную депопуляцию. Разворачивается культ павших. В школах по всей России происходит массовое внедрение ритуалов, связанных со Второй мировой войной, часто под предводительством местных военных и представителей церкви. Искренняя, живая память о родственниках, погибших за то, чтобы больше не было войн, подменяется мрачными танатопраздниками.
В огосударствленном Бессмертном полку мертвые встают в новый грозный строй, ведя своих потомков к очередным войнам.
Владимир Путин во время участия в шествии «Бессмертного полка». Фото: Kremlin.ru
Переход к некрополитическому правлению перемещает задачи власти в сферу определения того, кому дозволено жить, а кому умереть. Политический философ Ашил Мбембе, развивая идеи ряда мыслителей от Фуко и Батая до Шмитта и Арендт, говорит о том, что некрополитика выражается в постоянном поиске врагов, идейного или расового «Другого», в создании чрезвычайных ситуаций и развязывании войн. Предельным выражением некрополитики считается нацизм, который отождествил власть и войну. Но человеческая история изобилует и другими многочисленными примерами некрополитики — от террора Французской революции до безжалостной по отношению к местному населению колониальной экспансии.
Если говорить о колониализме как о примере некрополитики, то надо помнить, что, как убедительно показал Александр Эткинд, колониальные захваты в России осуществлялись как с помощью присоединения сопредельных территорий, так и путем закрепощения собственного народа. Усиливающееся и расширяющееся государство, как правило, не особо заботилось о благосостоянии населения. Как говорил историк Василий Ключевский, «государство пухло, а народ хирел». Такое некрополитичесское правление воспроизводится в в наши дни, и очевидным примером, помимо многочисленных хиреющих областей самой России, являются территории ДНР и ЛНР. Эти территории, вопреки ожиданиям многих патриотов, не стали воплощением успеха «русского мира», превратившись в плохо управляемые криминальные зоны с коррумпированной властью, депрессивной экономикой и беднеющим и скудеющим населением. Можно с большой степенью уверенности предположить, что подобная участь уготована и новым «приобретениям» на востоке Украины — если, конечно, планам российского руководства суждено сбыться.
Некрополитическая власть — это власть, в которой возникает или подспудный, или открытый культ насилия и смерти. В уничтожении жизни, ее подавлении, в принесении ее в жертву, как считал Батай, состоит сама природа суверенитета.
Власть правителя в таких системах выражается в нарушении всевозможных табу, в том числе одного из самых важных — табу на убийство. Проливая чужую кровь, правитель сам поднимается над смертью.
Акция «Письмо солдату», прошедшая в одной из кубанских школ. Фото: vk
Тема крови, которую проливали в прошлом и будут проливать в будущем, действительно, стала одной из центральных тем в российском публичном дискурсе. Поддержавший войну актер Сергей Лавроненко говорит: «Буква Z для меня как гвардейская ленточка — она полита кровью миллионов русских дедов и прадедов. В нашей истории все время всё по кругу — нас всегда хотели придушить, а мы всегда давали по зубам». Мы видим имманентный процесс жертвенности, в котором население нужно для того, чтобы вечно защищать землю, вечно проливать кровь.
Народное творчество начинает отражать гибельный посыл власти. В популярном в российских соцсетях стихотворении Влада Селецкого «Когда умрет последний русский» (2020) содержатся мрачные пророчества: «Когда умрёт последний русский, Все реки повернутся вспять. Исчезнет совесть, честь и чувства, И звёздам больше не сиять». И хотя в конце Бог спасает Русь от гибели, стихотворение пронизано глубокой меланхолией.
Особенно пристально на готовность умереть проверяется молодое поколение. Оно должно прямо пообещать погибнуть за власть. Об этом — песня «Дядя Вова, мы с тобой», появившаяся в 2017 году и популяризировавшаяся экс-депутатом Госдумы Анной Кувычко. Эта песня, до сих пор периодически исполняющаяся воспитанниками детских садов и школьниками в разных регионах России, содержит жутковатые апокалиптические мотивы.
Дети обещают Президенту: «Если главный командир позовет в последний бой, дядя Вова, мы с тобой». С началом «спецоперации» дети еще более активно стали обозначаться как ресурс войны.
По всей России детей выстраивают буквой Z, наряжают в военную форму, на них надевают макеты танков и отправляют маршировать.
Однако предложение умереть, судя по всему, не поддерживается широкими слоями населения. Готовые согласиться с тем, что Россия окружена врагами, поверив в пропагандистские сказки о том, что Украиной правят нацисты, люди в массе своей не хотят умирать, а тем более посылать на гибель своих детей. Недаром исполнение детьми песни про Дядю Вову вызывает протесты родителей, критику в соцсетях и порождает многочисленные пародии. Это нежелание народа умереть, которое чувствует власть, скорее всего, остановило всеобщую мобилизацию.
Представляется, что гибельное политическое воображение и действия правящей элиты будут все сильнее входить в разрыв с живыми инстинктами народа. Сомнительное предложение умереть, пусть и упакованное в обертку величия нации и борьбы со все время меняющимися врагами, будет пользоваться все меньшим спросом. И тогда, наконец, политика смерти уступит место политике жизни.
