«Украина, которую мы знаем и любим, исчезает»

Два сценария

30 сентября украинское правительство утвердило Стратегию демографического развития страны до 2040 года. Документ разработало министерство социальной политики при помощи зарубежных партнеров, в частности, фонда ООН в области народонаселения, а также отечественных ученых-демографов. На двадцати девяти страницах текста уместилось перечисление демографических угроз для развития страны, вызовов, обусловленных вооруженной агрессией России, а также путей их преодоления.

«Украине есть на чём строить будущее: удобные цифровые государственные сервисы, доступная медицина, комфортный климат, значительное культурное наследие, — представляла Стратегию министр соцполитики Оксана Жолнович, чей комментарий разместили на сайтах Кабинета министров и Минсоцполитики. — Мы можем стать мировым центром развития военных технологий, будем предоставлять услуги по реабилитации и протезированию, начнем восстановление инфраструктуры лучше, чем было, что откроет возможности для профессиональной и карьерной самореализации. Осознание всех этих преимуществ будет способствовать тому, что украинцы станут возвращаться на родину». Надежда на «осознание», похоже, выступала здесь ключевым аргументом.

Нельзя сказать, что обсуждение Стратегии заняло значительное место в повестке национальных медиа. Положение на фронте и ситуация в тылу, когда большая часть страны находится под круглосуточными атаками с воздуха, оставляли мало пространства для иных тем. Но несколько моментов всё же попали в фокус.

Евросоюз, пообещав 50 млрд евро на 2024–2027 годы, потребовал план Украины по реализации инициативы Ukraine Facility (программа рекордной экономической помощи от ЕС, где деньги, как в виде кредитов, так и бесповоротных грантов, поступят лишь при выполнении определенных условий). Среди индикаторов выполнения значилось и утверждение комплексной демографической Стратегии развития на период до 2040 года в третьем квартале года текущего. Документ приняли в последний день третьего квартала: успели! Когда этот материал был подготовлен к печати, появилась новость: до конца 2024-го Киев получит от Евросоюза очередной транш из 50 млрд евро. Хотя точной даты пока нет и размер транша тоже неизвестен, с одной из тактических задач создатели Стратегии уже справились.

Еще журналисты обратили внимание на пункты документа о привлечении в Украину трудовых мигрантов. Согласно расчетам правительства, всё случится быстро, на глазах одного поколения украинцев. «Инерционный сценарий» развития, то есть без применения дополнительных инструментов влияния, сократит численность населения Украины (в границах 1991 года) до 31,6 млн к началу 2031 года, а к 2051-му — до 25, 2 млн человек. Из-за миграционного оттока страна будет ежегодно терять 20–30 тысяч человек. 

Правда, эти намерения при представлении документа не «подсвечивали». Чтобы не добавлять напряжения обществу?

Вернуть своих или привлечь чужих

— В России антимигрантская риторика достигла пика. «Гастарбайтеров» из Центральной Азии депортируют, хоть очевидно, что они остро нужны: война уничтожила немало человеческого капитала. В Украине, напротив, начинают задумываться о необходимости привлечения трудовых ресурсов со стороны — по той же причине. Понятно ли, кто возьмет на себя ответственность за организацию процесса, за результат и, главное, за последствия? — спрашиваю у эксперта.

— Когда завершится война, необходимо провести перепись населения; с 2001 года ее не было в силу разных причин. Но тут возникнет дополнительная сложность. Миллионы украинцев-беженцев от войны рассеяны по миру и не вернутся сразу после ее окончания. Нужно понять, сколько людей осталось в стране, сколько за кордоном. Дальше — определить, насколько возможно и в каком объеме вернуть их домой, — отвечает Владимир Фесенко.

Так как его можно отнести к пулу экспертов, близких к Офису президента, то делаю вывод: сомнения выбора «вернуть своих или привлечь чужих?» действительно существуют, и пока, видимо, склоняются к опоре на собственные силы, то есть на рабочую силу.

— Проблемы с демографией у нас стали очевидными в начале двухтысячных, когда смертность превысила рождаемость, — продолжает Фесенко. — Были разработаны определенные программы. Правда, в демократическом государстве, где власть регулярно сменяется, не всегда удается обеспечить последовательность и непрерывность не только демографической политики, но и экономической, налоговой, и так дальше. При Януковиче — одна ситуация, после 2014-года — совсем другая. Необходимо всё время искать консенсус между разными политическими группами, консенсус административных элит по поводу ключевых целей и инструментов их достижения. Такой консенсус у нас присутствует, например, по внешней политике: то, что касается европейской интеграции, курса на НАТО. С экономической политикой сложнее: возникают сбои, последовательность рвется. Точно так же и с демографической политикой, где всегда делался упор на стимулирование рождаемости. А относительно эффективной миграционной политики могу сказать следующее: идет поиск. И кто ею должен заниматься — открытый вопрос.

Политолог размышляет: по идее, комплекс миграционных мероприятий ближе министерству экономики и МИД. Но уже сейчас некоторые металлургические предприятия страны, не ожидая глобального решения, самостоятельно пытаются завозить персонал из-за рубежа.

— Во время войны?

— Да. Производство нельзя останавливать, тем более такое. Насколько мне известно, «АрселорМиттал» так поступает в Кривом Роге, может, кто-то еще. Я встречал информацию об индийских работниках. Их трудовая культура, мне рассказывали, очень отличается, не в лучшую сторону… Вторая проблема — уровень заработной платы. Тут нет секрета: чем он выше, тем легче найти желающих. Но тогда себестоимость продукции возрастает и снижает конкурентоспособность нашей продукции за рубежом. Знаете, если пристойная зарплата, то легче вернуть украинцев! Ну и наши люди должны понимать, где будут жить. Выехавшим, например, с оккупированных территорий просто некуда возвращаться, — напоминает мой собеседник. И заключает:

— Если условия обеспечат, вернутся женщины, а, значит, и дети. Часть женщин привезет с собой мужей-иностранцев, которые появились у них за границей. Знаю немало подобных примеров из прошлого, мирного времени. Из Италии, например, возвращались парами и жили с тех пор на два дома и две страны. Курортный сезон там, на зиму — в Украину. Такие ведь варианты сейчас тоже возможны. Не идеальное решение, конечно. Хотелось бы постоянной основы. Но с учетом современных практик миграции, трудовой и социальной мобильности — тоже вариант, который поможет решать проблему с трудовыми ресурсами и повлияет на рождаемость. В конце концов, именно финансовые и бытовые проблемы, а не что-то иное, долгие годы выталкивали часть наших сограждан за пределы страны на заработки.

Фесенко подчеркивает: особенность демографической политики в ее комплексности, а не только в мерах, направленных на повышение рождаемости. И если Украина продемонстрирует высокую динамику развития, это принесет и положительный демографический эффект, то есть бэби-бум. Достаточно же большое число привлеченной и хорошо обустроенной здесь иностранной рабочей силы способно вызвать в послевоенной Украине обострение политических противоречий, считает эксперт.

«Мы не можем отказываться от иммигрантов»

Из выступления Эллы Либановой на Региональном экономическом форуме, который состоялся в Киеве 21–22 сентября 2023 года. Цитирую по публикации в «Forbes-Украина»:

Другие

— Я хочу спросить, каким социальные психологи представляют украинское общество после войны. Хотя боюсь услышать ответ на этот вопрос.

— Зря боитесь, потому что ответа еще нет. Состояние украинского общества во многом будет зависеть от того, как и когда закончится война: победой ли Украины или поражением. Если мир компромиссный, то, опять же, какого рода компромиссы и как интерпретированы. Насколько граждане смогут принять компромисс.

— А какие-то косвенные признаки будущего существуют?

— Если говорить о состоянии [общества] на сейчас, то оно двойственное. С одной стороны, упорное желание сопротивляться и добиться победы над Россией. То, что мы называем «незламність» (укр., несломленность. — Прим. авт.). Абсолютно неизвестно, когда и чем война закончится, цена постоянно возрастает: и в жертвах, и в экономических рисках, и в буквально стираемой с лица земли инфраструктуре страны. Та Украина, которую мы знаем и любим, исчезает. И, несмотря на это, сопротивление продолжается. Провалилось контрнаступление, миллион раз поменялись интерпретации, сценарии победы и так дальше, но уверенность украинцев в своей правоте остается неизменной.

На другом уровне видна усталость от войны и определенная психологическая демобилизованность. Потому и мобилизация идет так, как вы знаете. Такая двойственность украинского сознания. Непоколебимая вера в победу может иметь два следствия. С одной стороны, это топливо для продолжения сопротивления, для поддержания общества в боеспособном состоянии. Несмотря на то, что нам сложно, люди поддерживают армию, как могут: донатами, волонтерством, дроны собирают частным образом.

Но есть и иррациональная вера: не может быть, чтобы мы проиграли, потому что этого не может быть никогда. Что-то непременно случится: прилетит «черный лебедь», умрет Путин, американцы наконец-то дадут всё и разрешат бить везде. Если это не реалистичная, а фантазийная вера, тогда, конечно, она способна сыграть злую шутку. Мы добежим до конца этого ресурса раньше, чем закончится война. И такое состояние небезопасно с точки зрения психологической стойкости.

В обществе существуют разные силы: и те, которые настроены на упорную и долгую борьбу, и те, что надеются — «этот ужас» возьмет и закончится. Всё будет зависеть от того, каких людей окажется больше.

— Оттолкнусь от вашего трагического и честного определения «Украина исчезает», чтобы задать вопрос уже в контексте Стратегии демографического развития Украины до 2024 года. Под бомбами рождается всё меньше детей. Люди, которые уехали за границу в начале вторжения, в большой степени ассимилировались там, где их приняли как беженцев: выучили язык, нашли легальную работу. Очевидно, спасительным для национальной экономики средством может стать трудовая миграция в нашу страну. Насколько сильна или наоборот в украинцах стигма по отношению к Другим, именно так, с большой буквы, с которыми придется жить рядом? Мы до сих пор остаемся достаточно однородными и в этническом, и в культурном смысле.

— Я не так трагически смотрю в будущее — мол, исчезает и исчезнет. Когда наступил ледниковый период, человеческая популяция резко, в разы сократилась.

— Ну да, в сравнении с ледниковым периодом всё еще неплохо.

— Не в этом дело. Как только люди приспособились к новым условиям, экспансия человечества на планете продолжилась. Воспроизводство возможно, пока вид хоть в какой-то мере сохраняется. Пока Украина как идея независимого государства сохраняется, она быстро возродится, восполнит демографические провалы. Украинство ведь прорастало и сквозь Российскую империю, и через бетон советского периода. А теперь — что касается изменения структуры, и национальной в том числе, и как это может быть воспринято.

Светлана Чунихина замечает: вся история Украины, как пишет Тимоти Снайдер в «Кровавых землях», — исторический сквозняк. Общество в итоге приспосабливается к сосуществованию с другими этносами. Когда развернется дискуссия по теме, важно удержаться от алармистских призывов правых сил. Хотя, считает психолог, Украина как часть Европы будет и частью процесса с ренессансом правых. И надеется, что найдется больше зрелых, разумных голосов, сторонников объемного видения: как может развиваться страна, принимая в себя Других. «Непопулярная, даже маргинальная точка зрения: я полагаю, что в будущем расовая принадлежность не будет иметь такого определяющего значения, как имела весь двадцатый век», — говорит Чунихина. И продолжает:

— Но необходимо помнить: сейчас идет война по этническому принципу. Нас уничтожают именно как представителей украинской нации. Потому многие опасаются, что послевоенное восстановление Украины будет построено таким образом, что этнос может не пережить…

— Их страх беспочвен?

— Это страх ожидания. Приедут люди, которые не знают Украину, которым она безразлична, — помогать поднимать экономику, занимать вакансии. И тут уже наша ответственность перед памятью тех, кто погиб в российско-украинской войне: чтобы приезжие полюбили страну, стали ее частью. Будут ли они для нас, как для россиян, «невидимыми», «отверженными», или мы сможем полноценно вовлечь их в возрождение страны. Задача куда сложнее, чем разгонять ксенофобские настроения. Сто процентов, среди украинских политиков не будет много желающих делать политический промоушен такому подходу. Но в интеллектуальной среде, я надеюсь, будут звучать такие голоса. И да, мы сами будем решать, кого приглашать нам на помощь.

Психолог предостерегает от упрощенного подхода: приглашение трудовых мигрантов не означает, что вот закончится война, на границе откроют шлагбаум, и в Украину впустят всех желающих и трудоспособных, лишь бы побольше. Сильнейший голод, который видит Светлана Чунихина сейчас, — кадровый голод в политической сфере. С его утоления и надо начать, а потом выстраивать политику в остальных сферах. Представлять, какая именно рабочая сила нужна, какого качества и специализации, в какие отрасли, какие условия можно предложить.

— Люди станут соавторами по строительству новой Украины, — подчеркивает экспертка. — А сохранение украинской идентичности — только наша ответственность. Если не справимся, не мигранты в этом будут виноваты.

«Непопулярная тема, которой власть избегает»

Читаю вслух публикацию агентства «Интерфакс-Украина», которое цитирует ответ Госкоммиграции Украины на свой запрос: «По состоянию на конец июля 2024 года в Украине жило 308 тысяч иммигрантов. Еще почти 50 тысяч находилось в стране со свидетельством на временное проживание…» Значительная часть лиц, пребывающих на учете как иммигранты, — из РФ, их около 153 тысяч человек. Скорее всего, это результат предыдущих волн миграции, полагает автор агентства. Хотя даже за два последних военных года и семь месяцев россияне оформили 5390 свидетельств на временное проживание. Также среди стран происхождения заметны группы иммигрантов из Молдовы, Азербайджана, Армении, других постсоветских стран. И если показатель «временных» с начала большой войны продолжает снижаться, то число постоянных растет, утверждает Госкоммиграции. В 2001 году была почти 301 тысяча.

— Во-первых, как известно, в Украине с 2001 года не проводилась перепись населения, — не выдерживает Голобуцкий. — Методики, которыми пользуются для подсчета, дают огромную погрешность. Потому я не верю в 308 тысяч. Минимум в два-три раза больше было до вторжения. Во-вторых, сейчас мигранты даже визуально малозаметны. Я живу в Киеве в частном секторе, в месте, где самый крупный кришнаитский храм. Всегда встречал там массу представителей самых разных национальностей, в том числе и из Африки. Понятно, что среди них много нелегалов. Когда Европа после 24 февраля открыла для граждан Украины границы, нелегалы тоже выехали в общем потоке. Как вы себе представляете в момент бегства населения из-под обстрелов сегрегацию на кордоне с ЕС — отделение украинцев от не-украинцев?

Где сейчас вижу оставшихся мигрантов? Курьеры, такси. Их очень незначительное число. А в сколь-нибудь значительных сферах мигрантов у нас никогда не задействовали. Да, украинская экономика, которую продолжает разрушать Россия, уже сейчас требует дополнительных рабочих рук: заменить тех, кто на войне или не вернется с нее, получил или получит инвалидность. Дальше спрос только вырастет. Без внешнего миграционного «вливания» не обойтись. Но миграция в страну это, вообще-то говоря, признак ее достатка, развития, перспектив. В такую страну все хотят, а не изможденный, как у нас, экономический организм государства поддерживать. Чтобы обеспечить элементарные потребности кризисной экономики, достаточно и населения, которое в Украине осталось, не уехало, выжило.

— Мрачно.

— Многие исходят из того, что прогнозы должны быть непременно позитивными. Большая часть стран мира неуспешные и небогатые, мягко говоря. Возьмите Африку, Латинскую Америку, значительную часть Азии. Уровень жизни там гораздо ниже, чем у нас. У Украины отчетливо просматривается перспектива пополнить их ряды.

— Смоделируйте ситуацию, при которой всё же Украина способна стать привлекательной для потенциальных помощников в деле восстановления?

— Если война закончится более-менее приемлемым для нас результатом, хотелось бы, чтобы американцы, опасаясь возникновения здесь зоны постоянной конфликтной турбулентности, приняли новый план Маршалла и вложили средства в восстановление экономики. Возможность заработка привлечет трудовых мигрантов. А в программы возвращения украинцев из-за рубежа я не верю, извините. Еще два-три года боевых действий, и люди моложе сорока пяти, кто там обосновался, не будут рассматривать этот вариант для себя и своих детей (которые уже освоили государственные языки и учатся в европейских школах и колледжах). Вернутся пенсионеры и сидящие на социале. Но от них, опять же простите, какая польза экономике? Да, придется менять под мигрантов национальное законодательство, в том числе и в части гражданства, и многое другое. За один день такие перемены не происходят.

Алексей Голобуцкий перечисляет: потребуется рассчитать несколько уровней, кто нам нужен, — от не очень квалифицированных работников до узких специалистов отраслей-локомотивов. К моменту окончания войны должна быть готова комплексная стратегия — детальная, многостраничная, не формальный документ, — и подготовлены управленцы. Пока, по его мнению, подобное среди приоритетов правительства отсутствует.

— Как технически может выглядеть призыв на заводы и стройки Украины? Правительство обратится к миру: «Дорогие люди доброй воли…»?

— Нет, конечно. Например, Германия, у которой есть трудный опыт восстановления после Второй мировой, сейчас ведет переговоры с Узбекистаном, чтобы к себе перевезти часть рабочих. Из России их высылают — немцы сразу отреагировали. У узбеков достаточно высокая квалификация в сравнении с другими мигрантами. В Узбекистане много молодежи, это редкость по нынешним временам. И нам ничего не мешает устанавливать с ними прямые двусторонние контакты.

Семейный бэкграунд Алексея Голобуцкого, хоть он и считает такое выражение слишком громким, тоже в определенной степени связан с трудовой миграцией. Его родственники из Турции, как многие их соотечественники, полвека назад приехали работать в Германию.

— Сегодня турки представлены в Бундестаге, на многих государственных постах, — замечает эксперт. —Лет десять назад я был в Берлине. Видел уличный митинг с турецкими флагами, прочей атрибутикой, который воспринимался прохожими как должное. Люди выкладывались, пахали, стали такими же гражданами страны, как немцы, со всеми правами.

По мнению Голобуцкого, Украине, кроме Узбекистана, имеет смысл ориентироваться на привлечение «заробитчан» из других постсоветских стран, а также из Пакистана и Бангладеш. Но ни публичных размышлений отечественных интеллектуалов о том, как устроить экономическую жизнь после войны, ни идей об интеграции мигрантов нет. Не сформулирован запрос.

— И брать на себя ответственность никто не хочет. Если президент не берет на себя ответственность за мобилизацию, то о чём говорить? Привлечение мигрантов — такая же непопулярная тема. Никто не рискует объяснить обществу, что альтернативы нет. Не думает о механизме интеграции людей, о целом наборе предшествующих мероприятий. Хотят думать только о выборах через год, — замечает мой собеседник. И продолжает:

— Но, если мы действительно собираемся сделать рывок, нам потребуется много рабочих рук! Это надо повторять постоянно, готовить население психологически. Определить хотя бы пять отраслей экономики, в которые мы вкладываемся по максимуму, согласовав, конечно, всё с Евросоюзом, чтобы дали зеленый свет. И потом вкалывать наравне с мигрантами. Попытаться избежать тенденции, которая маячит. В идеале, Украину бы выручила возможность стать военным хабом для Европы. Конечно, если мы займем этот кластер, то это уже другая специфика, и тогда не о мигрантах из Пакистана зайдет речь. Придется сильно развиваться самим, на другие задачи нацелиться. Но всё равно пока пункт первый — выжить в войне как страна.

Киев