Сюжеты · Культура

Уроки Рюманна 

Как популярный немецкий актер стал пропагандистом, молчал о войне, а после падения режима спокойно продолжил карьеру и ни о чем не пожалел

Григорий Аросев, специально для «Новой газеты Европа»

Хайнц Рюманн в фильме «Hauptsache glücklich!», 1941 год. Фото: ddp / Vida Press

3 октября исполняется тридцать лет со дня смерти Хайнца Рюманна, немецкого артиста, прожившего долгую жизнь, он умер в 92 года. Актером он был заметным, но его судьба заслуживает внимания русскоязычного читателя из-за его карьеры в период с 1933 по 1945 годы и того, что случилось потом. При обсуждении молчания и провоенных высказываний российских «деятелей культуры» в ходе вторжения России в Украину следует держать в голове случай Хайнца Рюманна.

Интересующиеся немецкой эстрадой межвоенного периода знают песню 1938 года Ich brech die Herzen der stolzesten Frau’n («Я разбиваю сердца самым гордым женщинам»). Больше всего эта песня известна в исполнении Хайнца Рюманна — это классические облик, голос и тембр тех времен.

Кем он был, Хайнц Рюманн? Интерес к сцене у Хайнца проявился с раннего детства: он читал и пел для гостей, а потом и для посетителей отцовского ресторана. В итоге Рюманн принял решение стать актером. Поступил в один из любительских театров Мюнхена, далее пережил несколько отказов и неудач, связанных в первую очередь с его негероической, не подходящей для театральных ролей внешностью: Рюманн был невысоким и с подчеркнуто мальчишеским лицом.

Во время работы в одном из театров в Бремене он познакомился с Марией Бернхайм (псевдоним Хербот), на которой женился в 1924 году. Ради Рюманна Бернхайм оставила карьеру артистки, сделавшись его импрессарио. 

У актера дела, наконец, пошли в гору: он играл в театрах, потом стал сниматься в кино (поначалу в немом, затем и в звуковом) и в итоге переехал в Берлин, который был актерской столицей если не всей Европы, то всего немецкоязычного мира точно. К Рюманну пришла общенациональная слава, что сказывалось и на знакомствах, и на заработках. Благосостояние было настолько большим, что Рюманн даже купил частный самолет и получил лицензию пилота, о чем давно мечтал.

Он был очень обаятельным, талантливым, но внешне среднестатистическим парнем — так успешно простого человека никто до него изобразить не мог. Свой недостаток Рюманн обернул в свою пользу: он не играл героев, героев и без него хватало, он предлагал публике человека, с которым можно было себя ассоциировать. И даже его исполнение упомянутой песни «Я разбиваю сердца» многие воспринимали иронично: человек с такой внешностью вряд ли мог влюблять в себя «самых гордых женщин».

Хайнц Рюманн и его вторая жена, Герта Файлер. Кадр из фильма «Я сделаю тебя счастливой» («Ich mach’ Dich glücklich»), 1949 год. Фото: ddp / Vida Press

«Рюманн жалуется на свои страдания в браке с еврейкой»

После прихода к власти нацистов Рюманн не вмешивался в политику и публично не комментировал ее, входя при этом в ближний круг Йозефа Геббельса (обстоятельства их знакомства неясны) и появляясь на приемах у Гитлера. А потом «внезапно» обнаружилось, что Мария Бернхайм — еврейка. У Рюманна начались проблемы: по людоедским законам рейха как на мужа еврейки на него тоже распространялись расовые ограничения, что грозило исключением из Имперской палаты кинематографии (Reichsfilmkammer). Это был прямой запрет на работу.

Рюманн обратился к Геббельсу.

Сохранилась запись из дневника Геббельса от 6 ноября 1936 года: «Хайнц Рюманн жалуется на свои страдания в браке с еврейкой [Eheleid mit einer Jüdin]. Я помогу ему. Он этого заслуживает, потому что он действительно большой актер». Рюманну предоставили специальное разрешение, чтобы он мог работать дальше. Но проблемы не исчезли, претензии возобновились, разрешение отозвали, и Геббельс более не захотел ему помогать.

Тогда Рюманн пошел к Герману Герингу. Тот посоветовал ему развестись с женой, а ей — побыстрее выйти замуж за какого-нибудь иностранца, чтобы получить защиту от преследования.

Нельзя сказать, что брак Рюманна и Бернхайм к тому моменту был крепким и дружным. Его расшатывало многое: к примеру, Бернхайм поначалу жила в Баварии, а Рюманн нередко ездил в Берлин, где играл в Немецком театре (только потом пара окончательно перебралась в столицу). Влияли и разногласия по художественным вопросам: Бернхайм считала, что Рюманн «слишком некритически» подходил к предлагаемым ролям и руководствовался в гораздо большей степени собственным тщеславием, чем творческими мотивами. Но главное — к тому моменту Рюманн находился в любовных отношениях с артисткой Лени Маренбах, с которой также вместе снимался.

Впрочем, о разводе Хайнц и Мария до того времени не думали, по крайней мере никто из них развод как конкретное действие не упоминал. Но когда свою рекомендацию дал Геринг, Рюманн тут же принялся за дело, и расторжение брака было оформлено 19 ноября 1938 года, через десять дней после ноябрьских погромов, которые в русскоязычных источниках называются «хрустальной ночью».

Свадьба Хайнца Рюманна и Герты Файлер, справа от Рюманна — его первая жена, Мария Бернхайм. Из книги: Evelyn Steinthaler, Mag's im Himmel sein, mag's beim Teufel sein, 2018.

Позднее сам Рюманн утверждал, что брак с Бернхайм распался по творческим, а не по политическим причинам, хотя и не отрицал, что недооценил страх своей жены перед возможными гонениями на евреев со стороны национал-социалистов. С другой стороны, давление на Рюманна также существовало. К примеру, в одной из провластных газет писали, что женатый на еврейке артист «выдвигает себя на передний план» национал-социалистического искусства. «Это недостаток такта или мудрости?» — вопрошал обозреватель газеты «Черный корпус» (Das schwarze Korps).

Наверное, Бернхайм и Рюманн всё-таки сохранили хорошие отношения, так как она даже присутствовала на его второй свадьбе — с венской артисткой Гертой Файлер (единственная сохранившаяся фотография Марии Бернхайм сделана как раз там). И есть сведения, что Рюманн какое-то время поддерживал Бернхайм деньгами. Но факт развода с женой в 1938 году из-за того, что она еврейка, да еще и по совету Геринга, каждый может оценить самостоятельно.

История Марии Бернхайм закончилась без трагедий. Уже в мае 1939 года она вышла замуж за шведского актера Рольфа фон Наукоффа, который постоянно жил в Германии и снимался в фильме Рюманна «Громкая ложь». Этот брак был абсолютно фиктивным: Бернхайм получила шведское гражданство, развелась с Рольфом в 1942 году и успела выехать в Швецию год спустя. Мария Бернхайм умерла рано, в 1957 году, но военное время она благополучно пережила.

Добавим еще штрихов. Сохранилась анкета, в 1933 году заполненная Рюманном при приеме в Имперскую палату культуры, и там национальность жены он не указал, лишь вписав, что она «не принадлежит ни к какой религиозной общине». Впоследствии эту анкету приобщили к делу Рюманна во время процесса денацификации, но сам артист заявил, что обсуждал именно такое заполнение анкеты с Марией Бернхайм. Рюманну поверили, так как доказательств обратного не нашлось.

В течение долгого времени после войны Герта Файлер официально называлась первой женой Хайнца Рюманна. О существовании Марии Бернхайм и об истории их развода многие узнали лишь десятки лет спустя.

Хайнц Рюманн и Герта Файлер, начало 1940-х. Из книги: Evelyn Steinthaler, Mag's im Himmel sein, mag's beim Teufel sein, 2018.

Вилла со скидкой для пропагандиста

В 1939 году Рюманн был восстановлен в Кинопалате, более не нуждаясь в спецразрешениях на работу. Год спустя Рюманн уже руководил постановкой фильма, который киностудия UFA ежегодно делала ко дню рождения Геббельса. В том году фильм рассказывал о детях министра пропаганды, и ему самому картина очень понравилась.

При этом Герта Файлер, с которой Хайнц также познакомился на съемках «Громкой лжи», как и Бернхайм и ее второй муж, тоже была еврейкой, но всего на четверть, что вкупе с ее благонадежным поведением и статусом жены Рюманна позволило ей также стать членом Кинопалаты. Конечно, еврейство Герты тщательнейшим образом скрывалось.

Кинопублика не воспринимала Рюманна как визитную карточку национал-социалистического режима, что отлично вписывалось в политику Геббельса. Он старался вести в кино гибкую линию пропаганды:

актеру давали самые разные роли, от сугубо комических до трагических, но всегда с тонким расчетом.

Роли эти Рюманн с женой продолжали играть и в жизни, послушно снимаясь по требованию нацистской верхушки для газет и журналов (тогдашних аналогов нынешнего глянца) в качестве образцовой пары. Немецкая общественность должна была иметь перед глазами идеальную успешную семью, для чего Хайнц и Герта подходили идеально.

Кадр из фильма «Квакс, незадачливый пилот», 1941 год. Фото: ddp / Vida Press

Рюманн появился в классическом пропагандистском фильме «Концерт по заявкам» (1940, спел одну песню), а также сыграл пилота в комедийном, но воспевающем военную подготовку фильме «Квакс, незадачливый пилот» (1941). Этот фильм очень любил Гитлер и с удовольствием пересматривал его. Через два года Рюманн снял продолжение фильма — «Квакс в Африке», комедия оказалась настолько расистской, что после конца войны была навсегда запрещена союзниками.

Всё это — не что иное, как косвенная пропаганда, в которой Рюманн участвовал. Впрочем, не такая уж и косвенная: в «Незадачливом пилоте» четко говорилось, что каждый член общества (за исключением, конечно, евреев и подобных) может пройти славный путь от безмозглого хвастуна до национального героя.

Вероятно, самая известная киноработа Рюманна тех лет — фильм «Пунш из жженого сахара» (1944). В этом фильме главному герою было позволено лишь недолго сопротивляться существующей социальной системе. Сюжет представлял собой планомерное и неизбежное приручение мыслящего человека. «Пунш» в точности соответствовал ожиданиям нацистского режима от развлекательного кино, целью которого было противодействие возможному недовольству населения и направление его обратно на «правильный» путь.

Постер фильма «Квакс, незадачливый пилот», 1941 год. Фото: Archiv für Filmposter / Randolph33 / Wikimedia (PD)

Разумеется, Рюманн не призывался в вермахт, хотя базовую подготовку как пилот прошел. А в августе 1944 года он и его жена Герта Файлер были включены в Gottbegnadeten-Liste («список одаренных Богом»), куда входили верные режиму артисты, писатели, ученые и другие. Как следствие Рюманн получал немалые деньги из секретного фонда Гитлера.

Еще в 1938 году Рюманн по очень низкой цене приобрел виллу в Ванзее, тогдашнем пригороде Берлина (ныне — престижный район города). Продавцом стала вдова еврейского предпринимателя Адольфа Яндорфа, основавшего знаменитый универмаг KaDeWe. Сам Яндорф умер своей смертью, и довольно, признаться, вовремя (в 1932-м, в возрасте 61 года), а вот его вдова Хелене, спасаясь от почти гарантированного преследования, эмигрировала. Перед этим она продала свой дом Рюманну за 40% реальной стоимости дома, что автоматически сделало Рюманна выгодоприобретателем от преследования евреев. К слову, вилла во время обстрелов в марте 1945 года была разрушена и полностью сгорела. Рюманну и его жене в последние недели войны пришлось постоянно менять места проживания.

«Искусство теперь будет освобождено от всех оков»

Весной 1940 года, на фоне вторжения вермахта в Данию и Норвегию, Рюманн еще думал о своей репутации и небезосновательно опасался, что его будут использовать в качестве инфлюенсера (тогда употреблялось слово Stimmungsmacher, «создатель настроения») для поддержки действий нацистов. Рюманн написал несколько писем поддержки датским друзьям — но этим его «сопротивление» и ограничилось.

Чуть позже Геббельсу донесли, что Рюманн с женой якобы хотят эмигрировать. Дело было расследовано, Рюманн никуда не уехал, а Геббельс 10 апреля 1940 года записал в дневнике: «Рюманн высказался позитивно» (Rühmann hat sich positiv erklärt). Скорее всего, речь шла о его лояльности режиму. И никаких свидетельств о дальнейших высказываниях Рюманна против действий нацистской Германии не осталось — похоже, таких высказываний и не было.

Но в истории осталось нечто другое: равнодушие Рюманна в адрес коллег-евреев по кинематографическому ремеслу. Их было не так и мало, потом они полностью исчезли со съемочных площадок, но Рюманн этого как будто не заметил. Он проигнорировал судьбу своего доброго приятеля Отто Валльбурга, также актера. Валльбург, берлинский еврей, после прихода Гитлера к власти переехал в Нидерланды, но это его не спасло: он был депортирован в Освенцим и убит в газовой камере. Поначалу Валльбург содержался под стражей и надеялся, что Рюманн замолвит за него слово или хотя бы приедет к нему. Но, как рассказывал выживший сын Валльбурга, Рюманн так ничего для друга и не сделал.

Суммируем:

Хайнц Рюманн на приеме у Адольфа Гитлера, 1 мая 1937 года. Из книги: Evelyn Steinthaler, Mag's im Himmel sein, mag's beim Teufel sein, 2018.

И сразу же после окончания войны всё это каким-то чудом сошло с него как с гуся вода!

С Рюманном связывались советские оккупационные власти, желающие обсудить «будущее немецкого кино». В самом первом номере немецкоязычной газеты Berliner Zeitung, от 21 мая 1945 года, выходившей в советской зоне, указано, что во время одного из выступлений Рюманн обещал: он и все популярные деятели искусства будут работать с большей радостью и усердием, чем когда-либо прежде, чтобы предложить участвующим в восстановлении Германии необходимую им радость и отдых средствами искусства. 

«Эта задача для нас тем более прекрасна, — сказал Рюманн, — что искусство теперь будет освобождено от всех притеснений и оков, от которых оно страдало еще несколько дней назад».

Фрагмент заметки из газеты Berliner Zeitung, 21 мая 1945 года

После других выступавших на собрании слово взял известный киноактер и режиссер Хайнц Рюманн. Он, который, как и многие другие выдающиеся деятели искусства, сразу же выразил готовность своей личностью и своим мастерством служить восстановлению Германии, сказал примерно следующее: «Серьезная, увлеченная работа над будущим не исключает радости и юмора. Наоборот: те, кто действительно работает, заслуживают еще больше радости и отдыха».

Он пообещал под бурные аплодисменты присутствующих, что он и все популярные деятели искусства будут работать с еще большей радостью и усердием, чем когда-либо прежде, чтобы доставить работающим над восстановлением Германии необходимую им радость и отдых посредством искусства. «Эта задача для нас тем более прекрасна, — заключил Хайнц Рюманн, — что искусство теперь будет освобождено от всех притеснений и оков, от которых оно страдало еще несколько дней назад».

Уже в начале весны 1946 года в рамках денацификации было объявлено, что «возражений против дальнейшей творческой деятельности г-на Рюманна нет». До того ему выступать не разрешали, но потом сразу же дали возможность ставить спектакли и гастролировать с небольшой группой артистов. Да, поначалу он не снимался в немецких фильмах о войне, в которых блистали другие актеры, — но это лишь потому, что время среднестатистических героев, коим был и оставался Рюманн, еще не пришло (точнее, еще не вернулось).

Его дальнейшую жизнь подробно описывать не будем: у него всё было в порядке. Снимался в кино, играл в театре, выступал на эстраде, ставил фильмы и спектакли, работал как декламатор, записывал грампластинки, преподавал. Получал награды, в частности Орден за заслуги перед ФРГ, а также — посмертно, в 1995 году, — был назван «величайшим немецким актером века» и получил награду «Золотая камера». Публика встречала его аплодисментами и считала корифеем.

После смерти Герты Файлер в 1970-м Рюманн женился в третий раз. В последний раз он появился на публике в январе 1994 года — в рамках телешоу, и зрители приветствовали его стоя. В октябре того же года Рюманн умер.

Хайнц Рюманн вместе со своей третьей женой Гертой Дрёмер, 1989 год. Фото: Frank Hempel / United Archives / Shutterstock / Rex Features / Vida Press

Идеальный конформист?

Очевидно, что для Рюманна убеждения и текущая политическая ситуация не были ни чем-либо важным, ни чем-либо определяющим. К примеру, уже в последние десятилетия стало известно, что в 1945 году Рюманн сотрудничал с коммунистической группой Ульбрихта чуть ли не в роли консультанта (группа Ульбрихта — организация, созданная будущим первым руководителем ГДР для послевоенного устройства Германии.Прим. ред.).

Рюманну было важнее всего работать, играть, идти вверх по карьерной лестнице, чем он и занимался. В каких политических условиях это происходит, для него было не так важно. Потому сложно ответить на вопрос, думал ли он на самом деле, что в нацистской Германии дела идут как надо, или всё-таки был убежден в обратном.

Как артист — остался собой: он не изображал героев, он показывал немецкому среднему классу первой половины 1940-х его посредственность и буржуазный конформизм настолько блестяще, что примирил людей с действительностью

и позволил им чувствовать себя максимально удобно в тогдашних обстоятельствах. Всё это, разумеется, играло на руку нацистской пропаганде. Понимал ли это сам Хайнц Рюманн?

В мемуарах самые болезненные темы Рюманн не комментирует вовсе или касается их лишь в самых общих словах, оправдывая свои действия (или бездействие) существовавшими правилами. Конечно, не указывая, что было много людей, которые в подобных обстоятельствах действовали иначе, и никак не рефлексируя, не осознавая и не перерабатывая свое прошлое. Впрочем, возможно также, что Рюманн просто потакал публике, которая неизменно его любила вне зависимости от политической конъюнктуры XX века. Ну а публике рефлексии Рюманна явно не требовались.

Артист не столкнулся с массовым осуждением. Почему — давно понятно: людей с подобным бэкграундом в самых разных сферах деятельности после Второй мировой войны было слишком много. Что нужно было с ним и со всеми остальными делать? Вопрос, который до сих пор обсуждается, но история уже дала свой ответ: люстрация в Германии фактически провалилась из-за отсутствия достаточной информации, перегрузки ведомств, плохо сформулированных правил и массовой круговой поруки.

***

Нет сомнений, что многие из поддержавших нынешнюю кремлевскую войну российских артистов или усердно молчащие по этому поводу знаменитости точно так же сумеют выйти сухими из воды и безбедно жить до глубокой старости, едва ли терзаясь угрызениями совести: они ведь «просто» играют в театрах или в оркестрах (поют, ведут телепередачи). Они будут чувствовать себя весьма уверенно.

Пример из истории у них есть.